" Всехние" дети детского дома

– Ну, ежели так, спасибо, пошли со мной, - и он повел их к машине, стоявшей за вокзалом.

Если бы не помощь милиционера, они бы с Володей ни за что не отыскали бы склад, где дежурил Палыч. Вроде и ехали недолго, но крутили такими закоулками, где кроме своих, никто и не найдет нужного объекта. Около больших железных ворот их встретила строгим лаем крупная овчарка, которая и подала сигнал своему хозяину.

– Иду, Грета, иду! Кто там к нам в гости пришел? Сейчас посмотрим, - раздался бодрый голос Палыча, который подошел к воротам и посмотрел в небольшое окошечко в них.

– Ох, это ты, Надюха! Вот радость - то какая! Сама приехала да еще и брата привезла!

– Сестры моей сродной это дочка, Ефим Сафроныч, вот уж поистине говорят, гора с горой не сходятся, а человек с человеком могут сойтись! Не думал, не гадал, а на вокзале разговорились нечаянно, вот и оказалось, что Надя - родня моя! Вот радость! Да вы проходите, проходите!
– и Палыч пошире открыл ворота, пропуская гостей.

– Вот и ладно, вот и хорошо. Я сейчас поеду по делам, а вечером могу заехать за вами, к поезду отвезти, - обрадовал их Ефим Сафронович.

– Ой, спасибо, дяденька, - и Володя, сунул отвернувшемуся мужчине прямо в карман чекушку водки, о которой он позаботился, и вот - пригодилась.

Проводив довольного служивого, они гуськом пошли к маленькому домику, сопровождаемые строго глядящей на них собакой. В сторожке, видимо, и жил Павел Павлович, бывший бизнесмен из девяностых годов, а сейчас такой же попаданец, как и приехавшие к нему гости.

Домик был небольшой, но чистый и уютный, чувствовался женский пригляд за порядком. Потрескивала печка, на которой грелся чайник, на столе стояла тарелка с небогатой снедью - хлеб, сало, огурцы, вареная картошка.

Надя сразу стала доставать свои припасы, накрывать на стол, а Володя осматривался и грелся около печки.

– Ну, что, братцы - попаданцы, выпьем за встречу?
– предложил мужчина, когда все сели за стол, и достал бутыль с мутноватым содержимым, наливая в стаканы молодежи совсем немного, на донышке, а себе побольше.

Выпили, закусили, а потом одновременно заговорили, почти хором. Рассмеявшись, дали слово Надежде, и как женщине, и как самой старшей по возрасту жизни в будущем:

– Ну, как ты тут живешь, дядя Паша?
– с доброй улыбкой спросила она.

– Ну что, сами видите, да я и рассказывал уже немного. Нормально живу, участкового вы видели, Ефим Софроныч хоть и строгим казаться хочет, но так мужик душевный, не притесняет зря, и петь разрешает.

– Я тут для прикола однажды "Владимирский централ" на станции спел, как раз на Севера кого -то везли, видно, наш брат, ЗЭКа, так он так ругался, а потом плюнул и сказал, что понял, за что меня наказали - за длинный язык, мол, совсем за базаром не слежу. Посмеялись, но предупредил, чтобы больше такого не делал.

– Ну, я и подтвердил, что прав он, так оно и было, язык меня только не до Киева, а до Колымы довел, - со смехом закончил мужчина.

– Песни, - протянула это слово девушка и продолжила, - может, зря мы их поем? Ведь и мелодика у них отличается, и слова часто непонятные, не делаем мы хуже?

– высказала часть своих сомнений Надя.

– Ну, ты скажешь, подруга, блатняк всегда был, и до Революции, и после, особенно во времена НЭПа, всегда такие песни жили и еще долго жить будут, - уверенно сказал Палыч.

– Да и те песни, что ты принесла из будущего, так уж они непонятны людям сегодняшним? Любовь к Родине, женщине, разве это не вечные темы?

– Сама же говорила, что на деньги за песни дела хорошие делаешь, армии помогаешь, - стал успокаивать ее мужчина.

– Говорила, не отрицаю, только вот в последнее время страх на меня напал, уж больно активно меня во все дела привлекать стали, уже трижды у Сталина побывала, - и девушка коротко рассказала обо всех обстоятельствах встречи с Иосифом Виссарионовичем.

– Сталин, конечно, ничего просто так не делает. Но, думается мне так, что ты для него как глас народа, ему же нужно знать, что простые люди думают, как политику партии оценивают. Сам же он не пойдет в народ, да и сотрудникам его никто откровенно ничего не скажет, побоятся.

– А тут Сталин видит, сидит девчонка молодая, искренне говорит, все рассказывает без страха, еще и не глупенькая, разумные мысли выдаёт. Да и сны её непонятные, то ли верить в них, то ли нет, но ведь сбываются же.

– Сталин ведь в Тифлисской духовной семинарии учился, и хоть разуверился во всех этих делах и потом ушел оттуда, внутри - то эти понятия где - то и остались, про сны вещие, про предвидения. Тем более, ты говорила, что Мессинга он вызывал и слушал, что он предсказывает.

– Пал Палыч, какой ты умница, прямо успокоил меня,- обрадованно воскликнула Надя.

– Слушай, слушай дядю Пашу, в бизнесе дураков не держат, сразу отстреливают, да и я не такой уж и умный, раз и меня убрали, где-то прокололся, значит, - усмехаясь, сказал мужчина.

– Конечно, лишнего говорить особо и не стоит, не надо кричать на каждом углу, какие мы умные и как много знаем, вон, моя нога вам пусть будет напоминанием, - уже более грустно закончил он.

– Ой, Пал Палыч, я же тебе лекарства привезла, от болей в ноге, да и костыли новые, удобные.

– Да уж обратил внимание на них, твоя задумка?
– удовлетворенно спросил мужчина и забрал лекарства, про которые Надя уточнила, что на бумаге все расписано, как принимать, и про отчет по применению объяснила.

– Лекарства, медикаменты, а я ведь одно время всякие препараты из Тая возил, они тогда только в моду входили, кучу бабла срубил. Надо повспоминать, там же многое на травах было, а когда коробка у тебя под носом днями торчит, невольно буквы да картинки запомнишь, надо потом подумать, может, какие растения и у нас есть похожие по действию.

– Ладно, про меня вы все уже знаете, лучше расскажите поподробнее про себя, - решил уточнить Палыч.

Пришлось и Наде, и Володе в общих чертах рассказывать свои истории, еще раз удивляясь совпадению, что свело их вместе.