Вселенная не по размеру

Их гнев справедлив, их возмущение оправданно, и я действительно заслужила наказание за свою выходку. Не сказала бы, что не было другого выхода, но этот показался наиболее легким. Пусть далеко не безопасным, но быстрым и действенным. Я нашла самое простое решение, и нашла давно, вместо того, чтобы исключить риск.

Я просто решила выпендриться. Себя показать и других посмотреть. Показала. И посмотрела. Эвтэрианцы не психи, как о них говорят, но упорные ребята.

Второй шлепок обрушился на попу так же неотвратимо, как и первый. Я больше не могла думать связно. Лавина эмоций затопила сознание, сметая на своем пути все преграды. И как-то сама собой отключилась техника блокировки сновидений.

Я привыкла к вседозволенности. Он никому не позволял даже ругать меня. Но однажды я заигралась. Помню это так четко, будто все происходило вчера. Он порол меня всего два раза. Первый раз еще во время войны, когда я угнала, чтобы покататься, военный штурмовик и попала под обстрел противника. Меня отшлепали, противника потом долго пытали. Это мне по секрету Хан рассказал. За нападение на детей еще и не так карают.

Второй раз… второй раз он вытащил накачавшуюся какой-то дрянью меня из-под несчастного вояки. Меня в очередной раз отшлепали, а вояку… казнили. На месте.

— Эй, она что, плачет? — услышала я сквозь череду картинок.

А я все вспоминала и вспоминала и уже не могла разобрать, где реальность, а где рвущие душу потоки памяти. Единственное, что я успела почувствовать перед тем, как окончательно отключиться, это тепло чьей-то широкой груди. Я рефлекторно прижалась к этому теплу, ища защиты от прошлого и от себя самой.

Иногда меня посещает ощущение, будто я, влекомая грузом собственных ошибок, падаю в пропасть. Иду ко дну, но этого дна не достигаю. И тогда, словно гонимая невиданной силой, поддаюсь сумасшедшему настроению и намеренно приближаю собственный конец. Не важно, как, совершая ли ошибки, рискуя ли впустую, я лишь набираю обороты в своем безумном желании достичь наконец пугающего дна.

Пока меня кто-нибудь не остановит.

Первым, что я почувствовала, когда очнулась, было тепло. Такое живительное и необходимое тепло. Почти родное, почти знакомое. Открыв глаза, увидела широкую грудь, обтянутую мягкой тканью куртки. Весьма мокрой тканью. Подняла голову и встретилась с обеспокоенным взглядом Ганзо. Так странно видеть эмоции на лице хорога.

Очень медленно он поднял руку, и его широкая ладонь легла на мою голову, ероша короткий ежик волос. Стоило ему зашевелиться, как я поняла, что до сих пор сжимаю его куртку в стиснутых пальцах. Механически разжала пальцы, выпуская ткань, и неловко улыбнулась наемнику.

— Прости, — прошептала смущенно. Я сама не понимала, за что извиняюсь, что уж говорить о Ганзо. Но он лишь крепче прижал меня к себе. Так меня мог прижимать к своей груди отец, если бы он у меня был. Такое тепло мог бы дарить брат, если бы он был. И такое тепло когда-то дарил тот, кого я старалась забыть. Когда-то давно, в далеком-далеком детстве, пока я не повзрослела и сама все не испортила.

— Птичка, — позвал Рим.

Поразительно, как долго я смогла игнорировать напряженные взгляды, сверлящие мою спину.

Глубокий вздох, и я словно нырнула в воду:

— Что? — обернулась к команде. Это не так-то просто сделать, когда тебя удерживают крепкие руки хорога.

Повисла гнетущая тишина. На душе у меня было муторно. О ребятах старалась не думать, не дай звезды, включится эмпатия, мне и своих эмоций с головой хватает.

Боль от воспоминаний, стыд от публичной порки и отвращение к себе от осознания собственной неправоты.

Опять заигралась. Забыла, что за спиной теперь нет грозной и могущественной силы, по прихоти своей дозволяющей оставаться ребенком.

Сорвалась. Три стандарта терпела, а тут сорвалась. Тоже мне, взрослая матерая наемница. Истеричка — вот я кто.

— Ты бы отпустила Ганзо, он в таком положении стандартный час просидел, — предложил Рим.

Так вот сколько времени я в отключке провалялась.

— Не хочу, — уткнулась носом в грудь хорога. Такая же широкая, такая же теплая.

И совершенно не важно, что он отшлепал меня. Больно не было, только обидно. Хотя нет, вру. Как раз то, что он меня отшлепал, очень даже важно.

— А я говорил, давно нужно было психическое обследование провести, — вякнул Лай.

— Я тебе сам психическое обследование проведу, — неожиданно рыкнул Ганзо. — Все с ней нормально.

— Ганзо, я в первую очередь врач. И как врач заявляю, что нервная система у нашей летуньи расшатана, а состояние психического здоровья и вовсе не понятно. Не может наемница себя так вести и уж точно не впадет в истерику после обыкновенной порки. Да это даже поркой назвать нельзя! Мы все проходили одну подготовку, всех одинаково ломали, и уровень стрессоустойчивости у каждого соответствующий. Подобные истерики с нашей подготовкой уместны после пыток у ксерков или встречи с немертвыми. Она не оранжерейный цветок! — Лай включил доктора.

— Допустим, ты прав, — оторвалась я от груди Ганзо, но с коленей не слезла. — Допустим, только допустим, что по некоторым причинам я была не совсем уравновешенна и принимала не совсем здравые решения…

— В этом твоя ошибка, птичка, — бесцеремонно прервал меня Рим. — Кто мы, по-твоему? — И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Мы в первую очередь команда. Во вторую — команда наемников. А это значит, что каждый из нас несет свою долю ответственности. Есть ведущий, он несет ответственность за всю команду, он принимает решения. За ошибку любого члена команды на себя берет вину именно он. Мы, наемники, по определению не можем быть бездушными винтиками, мы делим между собой ответственность, вину и опасность. Так какого макроса ты берешь все на себя? Ты хоть поняла, за что тебя выпороли?

— Я подвергла вас необоснованному риску, — заученно пробубнила я.

— Вот ведь кирито, — вздохнул Змей, перенимая эстафету. — Тебя наказали не за опасность, а за то, что заставила нас поверить в то, что ты действительно готова умереть.

— За «один навылет», — выдал Ганзо. Сегодня он был непривычно разговорчивым.

— Мужчины, — простонала Мэла. — Да кто ж так объясняет! С женщинами нужно быть проще! Ина, во-первых, больше никаких гонок наподобие «один на вылет» вне рабочих моментов! Это особенно бесит Рима. Во-вторых, в следующий раз, когда решишь провернуть нечто подобное, — предупреждай. Ганзо нервничает, когда чего-то не понимает и не знает. В-третьих, ты не могла бы советоваться, прежде чем что-то решать? Эта твоя черта бесит всех! Мы, знаешь ли, тут тоже не просто так сидим, и мозги у нас варят не хуже некоторых. Ты не одна работаешь!

— Простите, — поморщилась я. — В последнее время я была излишне эмоциональна и подвержена перепадам настроения.

— Может, тебе мужика надо? — весело ухмыльнулся оборотень. — А что? Я готов. Ты только скажи «да».

Достал.

— А давай, — согласилась неожиданно. — Прямо сейчас!

— Э… я так сразу и не готов вовсе, — замялся оборотень.

— Лай, успокойся, она тебя поймала, — засмеялся Змей. — Мелкая, не обижайся, но ты не в его вкусе. Пошлить он любит, над такими, как ты, подшучивать любит, а вот девочек, похожих на мальчиков, да еще и выглядящих как дети, он не любит.