Всем глупышкам посвящается

Хорошо помню, как впервые увидела его маму, потом и папу, всех родных. А сам Джек питал особую симпатию к моему папе. Я, наверное, так никогда и не пойму, почему. Однако, это было чрезвычайно мило. Сквозь время, и тогда и сейчас, они ба не устают спрашивать друг о друге. Все принцессы любят, когда ладят с их мамами, но, коль скоро вы смогли найти общий язык с королем, победа в ваших руках.

Родители Джека, как и мои, не живут вместе. У папы уже давно своя семья, у мамы тоже. Это никогда не обременяло его, скорее, наоборот. Я думаю, он был больше привязан к отцу. Может, в силу того, что тот редко был рядом. Во время нашего первого видео-разговора, он сказал мне: «Папа крутой парень, я люблю его». Кажется, он еще добавил что-то про деньги, но я уже не помню. Тогда же он впервые спросил про мою семью. И наши рассказы вышли примерно одинаковыми. Какое-то время мы о семье не вспоминали. Но еще раньше, мои родители узнали про Джека. Мама с самого начала знала, оно и не удивительно. Мы живем вместе, а значит, количество засекреченной информации стремится к нулю. Собственно, она у меня не из тех, кто косо смотрит на всех воздыхателей дочери. С ней все иначе. Мама обладает тем непостижимым женским очарованием, которое распространяется на мужчин, как пыльца: она всегда красива, всегда в форме, всегда общительна, но главное – всегда непосредственна. Одна из тех прелестных дам, которые с виду кротки и любезны, но коль скоро вы ей не по душе, она с легкостью бабочки пошлет вас по известному адресу. За это ее любили все. К ней часто прибегали за помощью, часто плакались в плечо даже двухметровые сорокалетние парни, стоило им поскандалить дома с женой. Да-да, у моей матери несметно много друзей, среди которых заметное преимущество отдано мужчинам. Мужчинам, которые восхищались ей, мужчинам, которые любили ее, которые тянулись к ее обществу, и даже при этом, мама всегда говорила мне, что век достойных ушел в небытие. Так жаль, что друзья эти всегда покидали ее, обретя свое счастье, а она оставалась одна. Я нередко видела ее слезы, и, коря себя за неспособность к оказанию поддержки, молча сидела рядом. Только изредка могла обнять, и то, боясь обнажить свою жалость к ней. Ведь она у меня сильная. Такая сильная, что нам с папой иногда бывало не пережить приступов проявления ее характера. Но и это не беда. С мальчиками у нас с ней всегда было полное взаимопонимание. Это как когда вы идете гулять с подружками, и каждая постоянно твердит о том, что «вот этот красавчик чуть не врезался в столб, так глядел на меня». Так вот, мама всегда делала так, за тем исключением, что вместо «меня» говорила «тебя». А если с ней кто-то старался познакомиться, у мамы начинался приступ флирта, смешанный с желанием немедленно отшить наглеца. Такая она, моя мама. Она даже в интернет со мной вместе засела. Показывала всяких недотеп, которые пишут ей, я показывала своих, вместе потешались над ними. А потом она увидела Джека, и поняла, что тут все хуже. Я почти каждый день рассказывала ей, о чем мы общаемся, показывала сотни его фото, всяких штучек, которые он, по привычке, тоже мне показывал, рассказывала о его жизни, обо всем новом, что сама узнавала. И, до первой ссоры, он ей нравился. Потом же в каждой грустиночке, замеченной в моих глазах, она обвиняла его. И, как бы я с ней не спорила, конечно, мама была права.

Вообще, я тут задумалась о том, что между мамой и папой есть разительная разница: мама постоянно старается выдать тебя замуж, а папа критикует каждого, чтобы если уж досталась кому-то кроме него, то только лучшему. Но, толи потому что Джек обладал притягательностью, толи потому что папа был так же склонен к романтичной мечтательности, он сразу стал симпатизировать моему американскому другу. Думаю, это и для него приоткрывало окно в мир, в мир интересные, такой, каким он и сам мечтал его видеть, пока жизнь, как она это обычно делает, не оборвала его крылья. Он как-то в очередной раз навестил меня, присел, мы разговорились. Тогда я уже знала Джека энное количество времени, и подумала, что можно уже и ему сказать.

– У меня появился друг по переписке.

– Правда?

– Да. Он американец, хотя и родом из Австралии.

– Ухты. И что, давно общаетесь?

– С неделю. Его зовут Джек, живет на востоке США, учится в колледже. Ему девятнадцать.

Папа посмотрел на меня, выпрямив спину, подтянувшись, с широко распахнутыми глазами и улыбкой, что невольно разгоралась на его лице всякий раз, как он находил для себя что-то интригующее:

– Можешь его показать?

И я показала. А папа с все той же улыбкой, но слегка поутихшей, рассматривал его фото. Я помню их все и сейчас. Возле машины, с другом, в очках и кепке летом, в колледже, на улочке среди двух огромных вывесок, улыбка, улыбка, еще одна…

– Он выглядит старше девятнадцати.

– Не то слово.

– Дочь, он тебе нравится?

– Что? Нравится? Ну, может, немного. Так, неплохой парень, интересный. К тому же из Америки. А так, что ты, даже не знаю…

– Наверное, очень нравится. Ты так покраснела…

– Пап!

– Да ладно. Смотри, какой улыбчивый, на всех фотографиях или чинит что-то или рядом с машинами возится. Явно хороший парень. Я это сразу вижу.

Да, с тех пор он не раз говорил, что, посмотрев в глаза человеку, уже все понятно сразу.

– Я говорила с ним по Скайпу.

– О, здорово! И что, как он тебе?

– Очень милый. Знаешь, он много времени проводит за учебой, но постоянно пишет мне, буквально все время. Только сейчас хорошо, что спит.

– Языковых проблем не возникает?

– Разве что изредка, а так нет.

– Классно. Сюда не собирается?

Боже, еще один. Как же меня ломает этот вопрос… И так он спрашивал очень часто, через раз, как звонил. Папа в корень зрел безнадежность этих отношений, но был очень мягок, мог долго выслушивать и так же долго говорить. И так красиво и умно, что за ним хотелось записывать. Папа безошибочно определяет мое настроение, всегда знает, что надо делать и как поступить. Самый умный мужчина во всей моей жизни.

– Нет, пап, не думаю.

– А жаль. Парень-то хороший.

– Ну, теперь у меня есть друг в США.

– Только не делай вид, что у тебя только один такой друг.

– Не один, но этот не такой, как все остальные.

– Да, - со вздохом заключил папа, - этот рыжий.

Не помню, когда я впервые показала Джеку папу. Кажется, когда мы с ним ходили в школу за какими-то документами вместе, а дело было вечером. Я сделал один совместный снимок и отправила ему с подписью «Папочка». Мы там оба хорошо вышли и были похожи, как две капли воды. На нас черные куртки и почти одинаковые шарфы, у меня высокий хвост, из макияжа только черные стрелки, он только что постригся, легонько держит меня за плечо, я положила голову на него, уставшая улыбка на лицах обоих. И тут с Джеком случилось то же самое, что с папой.

– Какие же вы классные оба! Такие красавчики. Теперь я увидел твоего папу.

– Он передавал тебе привет.

– Серьезно? Ты рассказывала ему обо мне?

– Да. Ты, кстати, очень ему понравился.

– Правда-правда? Это так здорово, так волнующе, ты не представляешь. Обязательно передай ему привет, и что, сэр, я по уши влюблен в вашу дочь.

– Так и передать?

– Так и передай.

– Передала.

– И?

– Он сказал, что любит меня больше.

– Ха-ха-ха, мне нравится чувство юмора твоего отца!

– А мне нравишься ты…

– О, сэр, ну и малышку вы вырастили…

Наверное, с того дня во мне что-то екнуло. И екало потом каждую секунду, когда я была с ним. Что это было? По ощущениям похоже на несварение, дикое волнение и лихорадку одновременно. Я влюбилась. О, жуть! С этих самых пор начнутся проблемы. А уж я знаю, я помню, чем заканчиваются такие истории, я читала. Или мучаешься с ним, пока не настанет последняя страница, на которой все смазливо счастливы, или кто-нибудь кончает с собой. Лично меня, большую часть времени, такой конец не привлекает. Но то, что с каждым днем с Джеком заходило все дальше, пугало меня. Например, потому что я начала слишком привязываться и требовать круглосуточного внимания. И требовать, как ни странно, не у него, а у пространства, у вселенной, у высших сил. Безумие. Скоро нашу идиллию стали прорезать дни, когда Джек не писал мне. И это было так странно, так не похоже на него. Я думала, что он всегда такой внимательный, всегда участливый, всегда ответственный в плане эмоций, что он навсегда таким и останется. И хотя, «ничто не вечно под луной», я все равно надеялась.

Не помню, как это случилось в первый раз. Наверное, я просто не заметила. В тумане памяти я ясно вижу только выплывающие одинокие дни, просиженные у телефона. Так странно стало не получать от него весточки. Я сразу начала волноваться. Каждый час без его сообщения казался мне тяжелым и жутким. В мой последний школьный год я не была особо занята вечерами, нет. Меня не донимала учеба, спорт, прогулки с компаниями. Словом, все родное юному возрасту чаще всего было мне чуждо – эти дела никли за меланхолией. Хорошо это или плохо, меня мало волнует, я лишь хочу сказать, что для любви, а значит, и для постоянных переживаний у меня было слишком много времени. А у Джека его не было. А мой инфантилизм и рушащиеся воздушные замки все не давали мне это понять.

В один из скользких ноябрьских вечеров я, посмотрев на мертвецки тихий телефон, решилась сама написать ему. Да, такое унижение Мари терпела впервые. Но Джек этого стоил, и я без зазрения совести набрала что-то милое и непринужденное. Не успела отложить телефон, как он зазвонил. На том конце провода была Света. Она позвала меня на новое представление в театр, на что я с радостью откликнулась. Тогда не мешало развеяться. У меня было немного времени, чтобы собраться и настроиться на культурный вечер. Мама как раз пришла с работы, и, насколько я поняла, была не в духе.

– Привет, мам, - я вышла к ней в коридор уже в платье, накрашенная и в приподнятом настроении, несмотря на все еще молчащий телефон в руке.

– Ты куда-то собираешься?

– Да, Света позвала меня на какое-то новое представление ее отца.

Ну, как вы поняли, Светили родители люди творческие, они оба актеры и играют в одном и том же театре. Благодаря нашей дружбе, я не раз попадала на закрытые премьеры, показы, новые шоу и подобного рода мероприятия. Часто это было весьма кстати, ведь Света, уж не знаю как, всегда умудрялась угадывать настроение своих друзей, вне зависимости от того, видит ли она их или нет. И с такой же легкостью у нее получалось в этот же момент поднять им настроение.