Всем стоять на Занзибаре (сборник)

Когда его взяли в плен, то позволили сохранить наручные часы с календариком, поскольку выяснилось, что у него нет внутреннего ощущения времени, но неизменный распорядок жизни в его крохотной каморке служил точкой отсчета в его рутинном существовании и он нечасто глядел на циферблат. Но сейчас посмотрел и нахмурился, потому что положение стрелок говорило о том, что время кормежки давно прошло.

Так или иначе, как бы там ни было, но никто из них не показывался.

Наконец он поднялся, подошел к двери и прижался к ней ухом. Он знал, что там идет коридор, частично из-за того, что имел возможность его видеть когда его сюда отводили, хотя тот период он помнит теперь недостаточно отчетливо, а также потому, что ему часто приходилось слышать осторожные крадущиеся шаги карногов, проходящих мимо, так часто, что он сбился со счета. Теперь там тоже слышались звуки. Но это были не карноги…

Звуки были настороженными, что-то вроде неритмичных двойных ударов, и от них создавалось впечатление, что производились они чем-то большим и очень неловким. От звуков этих в голове Хескета зашевелились давным-давно уснувшие там мысли, а дрожь стала неконтролируемой.

Он вновь уселся на койку и обхватил себя руками, стараясь сохранить тепло тела. Звуки эти, подумалось ему, должны были иметь какую-то связь с сегодняшней задержкой пищи и он почувствовал вялое недовольство.

Какое-то время спустя нечто, издававшее эти звуки, приблизилось к его двери и остановилось. Послышались неуверенные шорох и шелест — кто-то неумелый снаружи пытался отворить запор, придерживающий скользящую панель; раздались резкое звяканье, что-то раскаленное добела и шипящее прошло сквозь замок и закончило свой путь ожогом на противоположной стене. Хескет вскочил, намериваясь бежать… Но бежать было некуда.

– Ну и ну, будь я проклят и испепелен! — обрушился на его уши громыхающий голос.
– Человек!

Хескет медленно поднял голову и взглянул на фигуру в скафандре и шлеме в дверном проеме. Прошло немало времени с тех пор, как ему приходилось пользоваться словами, но его рассудок отфильтровал смысл произнесенного.

– Человек, — произнес он сам для себя, и хотя его голос прозвучал хрипло, само слово вспоминалось удовлетворительно. Он справился с целым предложением:

– Да, я человек.

– Ну и ну, будь я проклят, — повторил незнакомец. Он сделал шаг назад и оглушительно крикнул, звук его голоса эхом прокатился по коридору. Потом незнакомец протянул руку.

Но Хескет позабыл, что теперь следует делать.

Чужак пожал плечами, осклабился и откинул шлем. Втянул воздух, лицо его перекосилось, и он произнес тем же громогласным голосом:

– Парень, могу спорить, ты рад меня видеть! Меня зовут Уолтере — Второй Объединенный Флот. Сегодня мы вышвырнули из этого сектора карногов и решили поглядеть, чем же мы обзавелись. Слушай, и сколько времени ты проторчал в этой вонючей дыре, а? Впрочем можешь не отвечать — вряд ли ты помнишь.

– Мое имя Хескет, — очень спокойно ответил пленник, не пытаясь подражать крикам собеседника. — И я знаю, сколько времени я здесь нахожусь. Я нахожусь здесь двадцать восемь лет, два месяца и семнадцать дней.

Теперь в коридоре объявились и другие люди, настороженные, с оружием наизготовку, восклицающие от удивления так же несдержанно, монотонно и громогласно. Хескет, которому за все время его заключения не приходилось иметь дело с иными звуками, кроме собственных шагов по камере, журчания воды и крадущейся поступи карногов, забыл, какими оглушительными могут быть человеческие голоса. Всеми возможными способами он постарался защитить свои уши от их болтовни.

Ему вручили одежду, космический скафандр, он кое-как сумел облачиться в него, думая о мире, лежащим снаружи, о Вселенной, которая за эти двадцать восемь лет стала смутным воспоминанием. Но все это продолжало оставаться не совсем реальным из-за неприятных ощущений в желудке.

Его вели по коридору, а он лихорадочно шарил глазами по сторонам, надеясь отыскать свою миску возле одного из метровых карногов, валявшихся на полу. Заметив его состояние, Уолтерс ухмыльнулся:

– Приятно на них глянуть, когда они валяются вот так, кверху лапками, верно, Хескет? — прогрохотал он.

Хескет покачал головой, этот жест получился у него непроизвольно.

– Нет, — возразил он. — Я голоден.

– Мало того, что запихали тебя в конуру, так еще и голодом морили? Вот скоты! Ничего, доберемся до корабля, там ты быстренько придешь в норму.

Хескет возразил было, что его вовсе не заставляли голодать, что это люди разрушили тщательно продуманную карногами систему опеки над ним, но на это его, вместо ответа, запихали в тесную каюту, которая внезапно рванулась вперед, так что к голоду добавилось еще одно неприятное ощущение. Потом дверь каюты распахнулась и они оказались на поверхности погруженной в ночь равнины. Крупные алмазы звезд заплясали на черном небе и обрушились на разум Хескета: открывшееся пространство больно отдалось в глазах, привыкших за это время к объему в семь-на-семь и семь футов, и не успевших перефокусироваться.

Хескет потерял сознание.

* * *

– Доктор вкатил ему внутривенно хорошую порцию укрепляющего, так что он должен будет чувствовать себя неплохо, когда проснется. Но, разумеется, шок должен быть очень силен. Если вы смирились с тем, что придется умереть пленником, то после спасения, можно и свихнуться от потрясения.

Голос принадлежал Уолтерсу. Именно его знакомые интонации, а не слова привлекли внимание Хескета, когда он пришел в себя. Разговор подхватил другой голос, которому он уделил крайне мало внимания, разве что попытался выделить в нем то, что отличало его от голоса Уолтерса.

– Особенно спустя столько времени, — согласился иной голос. — В жизни не слышал о подобных случаях. Я поручил кое-кому просмотреть списки потерь за эти годы, но обнаружились пробелы в официальных документах, а на гражданские службы я не очень-то надеюсь… Легок на помине. Спасибо, Лал.

Что-то зашелестело и голос продолжил:

– Ага, вот что-то вроде, подходящее! Абдул Хескет, сообщается его исчезновение с транспорта 62 965 примерно тридцать лет назад. А кроме того…

– Рассуждения штатского! — взволнованно произнес Уолтерс. — Мы не только отбили кое-кого у карногов, но и получили человека, который действительно в состоянии, хоть что-то о них сообщить!

– Улыбка судьбы, разве не так, сэр?

– Думаю, он приходит в себя, — предупреждающе заметил другой голос, и Хескет вспомнил, что его глазные яблоки мгновение назад вздрогнули.

После голубовато-белого освещения, используемого карногами, свет был слепящим желтым, но он смог разглядеть что помещение большое и чисто прибранное, а обоняние подсказало, что пахнет здесь не так, как в его камере. Госпиталь, вспомнил он. Все верно — я в госпитале.

– Теперь вы чувствуете себя получше, Хескет? — поинтересовался Уолтерс.

Хескет облизнул губы.

– Да, — ответил он, с трудом открыл глаза и заставил их оставаться открытыми.

Чье-то лицо смутно маячило над его койкой, другой человек неясно вырисовывался рядом.

– Это командор Вождев, — представил Уолтерс. — Он командует рейдом, в котором вас отбили у карногов.

Командор улыбнулся.

– Ну, Хескет, — произнес он, — вы, знаете ли, пожалуй, самый везучий человек в истории. Мы только что говорили, что ни разу даже не слыхали о человеке, который спасся бы от карногов. Вам выпало дьявольски трудное испытание, но теперь это все позади.