Всем стоять на Занзибаре (сборник)

– Ладно, пусть проваливает… — буркнул Уолтерс. — Ни намека на благодарность за то, что мы вытащили его из той дырищи!

– Возможно, мы не слишком-то и старались, чтобы он почувствовал благодарность, так-то, вот, — мягко произнес Су. — Оставьте его в покое! Это просто чудо, знаете ли, что он до сих пор в здравом уме.

– Ладно, вам виднее, — согласился Уолтерс. — Тут вы специалист.

* * *

Кабина оказалась неплохой. В ней имелась только одна койка, но как раз с той стороны, где ему нравилось, а кроме того, стул и раковина. Койка была высоковата, но он поначалу не обратил на это внимание, так как сразу повалился на нее и мгновенно погрузился в глубокий сон.

Он проснулся без каких-либо причин, потому лишь, что прошло определенное время, ополоснулся у раковины и снова улегся. Но что-то его раздражало. Наконец ему стало ясно, что желудок его пуст.

Он опустил ноги на пол и выжидательно уставился на поверхность двери, погрузившись в размышления, почему пища до сих пор не доставлена. Он просидел так, словно статуя, ожидая, довольно долго, потом в дверь слегка стукнули.

Он не пошевелился, поскольку дальше ничего не происходило.

Немного погодя дверная панель сместилась, внутрь вошел Уолтерс. Обнаружив Хескета, он вздохнул с облегчением.

– Так ты здесь! А мы беспокоились. Док сказал, что уже несколько часов тебя не видел…

– Я голоден, — решительно заявил Хескет.

– Еще бы тебе не проголодаться! Столько часов проторчать здесь в одиночестве. Пошли-ка в кают-компанию, заодно познакомлю тебя с нашим народом.

– Пошли, — согласился Хескет, вставая.

Когда он отступил в сторону, чтобы пропустить своего сопровождающего вперед, Уолтерс подметил нечто неестественное в раковине возле двери, с трудом сглотнул и тогда только сказал:

– А для этого… для этого… хм… есть местечко в конце коридора. Там… ну… этим принято там заниматься… Ладно, думаю, никому не пришло в голову вас насчет этого просветить. Ерунда, тронулись.

В кают-компании было полно народа: множество лиц, настолько невероятно схожих, если не считать небольших различий в цвете кожи, множество имен, таких невероятно разнообразных. Их сочетания приводили в недоумение, а любопытные взгляды скоро начали утомлять. Наконец Хескета усадили за стол и пододвинули белую тарелку с множеством разноцветных предметов. Сперва он не обратил на них внимания, запахом и внешним видом они отличались от того, чем его снабжали карноги.

– Ты, кажется сказал, что проголодался, — с удивлением произнес Уолтерс, и Хескет, копируя движения тех, кто сидел за столиками неподалеку от него, взял с подноса нечто, выглядящее менее отвратительно, чем прочее и запихал в рот. На вкус это оказалось неприятным, но он заставил себя проглотить.

– Что-нибудь… попить, — попросил он у Уолтерса, наблюдающего за его поступками с нескрываемым удивлением. Лейтенант наконец-то просветлел и сделал знак официанту.

– Может это заставит тебя почувствовать получше, — заявил он, когда обслуживающий принес бутылку. — Это, пожалуй, самое роскошное, что у нас есть. Прямым путем с Земли, так-то вот.

Что-то светло-желтое, полупрозрачное потекло в стоящий перед Хескетом сосуд. После некоторой паузы он с сомнением приподнял его.

– Это… это не вода.

– Ясное дело, что не вода! Это наше лучшее белое вино. Попробуй — то, что надо.

Уолтерс ободряюще подался вперед.

Хескет с отвращением поставил бокал на место. Как объяснить, что в его персональной вселенной существовала только одна желтоватая, полупрозрачная жидкость — точнее, единственная, за исключением воды жидкость — и именно ее предлагали для питья?

– Нет, я не могу пить ничего, кроме воды, из-за… после всего этого времени. Наверное, лучше не пробовать.

Уолтерс выглядел явно обрадованным, обнаружив якобы рациональное объяснение странному поведению Хескета.

– Знаешь, ты, пожалуй, прав. Эй, стакан воды — вместо этого.

Пища утихомирила желудок Хескета и обед прошел без новых недоразумений. После него Уолтерс устроил ему экскурсию по кораблю.

– Почему бы не начать с энергоотсека? — предложил он, и они начали с энергоотсека — обширного пространства, прирученной энергии, дремлющей, порой потрескивающей при пробуждении в гигантских изолирующих сферах.

– Конечно, все это для привода Сан Пина, — пояснил Уолтерс. — Как я уже говорил, с его помощью мы можем перемещать планеты, если понадобится.

Потом они прошли к орудиям.

– Каждую из этих ракет мы окрестили карногским именем, — хмыкнул Уолтерс. — Если только они пользуются именами. Не знаешь?

– Не думаю, чтобы они разговаривали, — ответил Хаскет. — Так что имен они, очевидно, не имеют.

Уолтерс пожал плечами.

– В конце-концов нам-то какая разница.

Они направились в навигаторскую.

– Базы карногов, — Уолтерс указал на россыпь светляков на звездной карте. Огоньки были опасного красного цвета. — Теперь мы установили точное нахождение практически каждой базы в нашем секторе. В твои времена всплакнули бы от зависти, верно, Хескет? Нам тогда приходилось сражаться чуть-ли не в потемках.

– Где… на который был я? — поинтересовался Хескет.

– Здесь вот, — Уолтерс ткнул в зеленую точку. — Она отмечена зеленым с того дня, как мы тебя выручили. И очень скоро, смею надеяться, зеленой станет и вот эта. Потом — эта.

– Отведите меня, пожалуйста, в мою каюту, — хмуро и озадаченно попросил Хаскет.

Уолтерс не возражал. Но устроил так, что их путь назад пролегал мимо центров обслуживания, черед административную секцию, вдоль люков для высадки наземного десанта, по ангарам с межпланетными шлюпками, по комнатам отдыха, по…

Хескет сбился со счета.

А в конце концов обнаружил, что оказался в кабинете Вождева, и человек с тяжелым лицом задает ему те же вопросы, что и раньше.

– Вы меня об этом уже спрашивали, — невозмутимо ответил Хескет.

Вождев насупился и послал за Су.

– Это нам ничего не дало, — раздраженно выговорил он. Су покачал головой.

– Командор, поставьте себя в его положение. Двадцать восемь лет Хескет вынужден был думать о себе, как о уникальной личности. Вы не можете его заставить ощутить свою причастность к определенному народу вот так, сразу. Все это время его подсознание не было вовсе озабочено проблемами выживания. В конечном счете все сводится к тому, чтобы потребности личности пришли в соответствие с потребностями целого народа, тогда мы и сможем увидеть, как преграды начнут рушиться.