Всемирный следопыт, 1928 № 07

Парень рванул нетерпеливо за рукава, вытряхивая непослушное, отяжелевшее тело управителя. Из-за пазухи вывалился сверток и с металлическим лязгом ударился о землю. Управитель вздрогнул нето от этого лязга, нето от холода, проползшего под кафтан.

— Што это? — потянулся к свертку Хлопуша. Развернул холстину, раздернул кожаную кису. Золотым блеском засверкали крупные самородки, засияли самоцветы…

— Ваше это добро, ребятушки, — улыбнулся Хлопуша. — Вами добыто, вам и пойдет. На дуван [29] )…

29

Дуван — у казаков и вольницы — сходка для дележа добычи, а также самая добыча.

Вытряс содержимое кисы себе в полу чекменя и горстями начал бросать в толпу. Градом посыпались самородки, а камни лучились падающими звездами. Люди бросились подбирать их.

Когда смолк шум дележки, Хлопуша встал рядом с управителем и крикнул:

— Народ работный, не мне его судить, перед вами он обвиноватился! Ответствуйте, пекся ли он об вас?

Громовыми взрывами то в одном конце двора, то в другом, взметнулись крики:

— Пекся, неча сказать!.. Для нас у его — пыль да копоть, да нечего лопать!

— Порол ли он вас? — продолжал Хлопуша.

— Порол нещадно!.. Апосля его дранья иных в бараньи шкуры завертывали, а то-б сдохли!..

— На работе морил?

— Морил! От тягот его многие руки на себя наложили!.. Не только тело— душу сгубили!..

— Слышал? — обернулся Хлопуша к Шембергу. — Не я, они тебя осудили…

— В петлю его! — кричали люди, показывая на господское крыльцо, где из конских оборотей была уже приготовлена виселица.

— Нет, детушки, — покачал головой Хлопуша. — Я другое надумал.

Люди смолкли, с нетерпеливым ожиданием глядя на Хлопушу. А он сказал отчетливо:

— С завода его выгнать!

Передние недовольно нахмурили брови, а сзади уже поплыл озлобленный ропот:

— Аль стакнулся с барином?.. Чего выгораживаешь?.. В петлю немца!..

— Досказать дайте! — твердо, словно кнутом рассек Хлопуша нарастающий рокот голосов. — Не просто прогнать его, — уходи, мол, куда хоть, — а собак своих на него натравить, собаками выгнать. Коль уйдет от них — его счастье, зато памятка на всю жизнь будет, — а загрызут — нам печали мало! Гоже ли? — Гоже! Гоже!.. — дружно ответила толпа. Тотчас же по двору разнеслись призывные свисты и голоса людей, скликавших собак. Страшные зверовые [30] ) псы казаков, худые и злющие овчарки киргиз, мужицкие сторожухи понеслись со всех ног к своим хозяевам…

30

Зверовые — охотничьи.

— Беги, барин! — сказал Хлопуша Шембергу. — Коль жив быть хочешь— уноси ноги!

Шемберг побежал, но лениво и тяжело, как сытый, разъевшийся бык…

Хлопуша первый крикнул:

— Ату его!

И тотчас же рявкнул двор:

— Ату-у-у!.. Бери-и-и!..

Маленькая, но верткая собачонка, осмелев, вцепилась в толстую управительскую икру. Шемберг взбрыкнул ногами и понесся с мальчишечьей легкостью. Но бежать было трудно, псы опережали его и бросались навстречу. Заплескалась разорванная штанина, другая. Сзади тоже уже клочьями висел бархат панталон. Собаки хрипло выли от злости, а вслед воплем неслось еще более страшное:

— Ату-у-у!..

_{Шемберг взбрыкнул ногами и понесся с мальчишеской легкостью… Собаки хрипло выли от злости, а вслед воплем неслось еще более страшное: «Ату-у-у!»}

Почти уже у ворот Шемберг неуловимым движением на бегу поднял с земли тяжелый камень и опустил его на голову особенно сильного и свирепого рыжего волкодава. Пес захрипел и в судорогах покатился на землю. Увидав это, стоявший в воротах углежог огрел Шемберга по спине тяжелой пешней [31] ).

31

Пешня — ледокольное копье, лом.

Управитель упал. Стая насела на него и прикрыла разношерстным клубом…

— Не сметь трогать! — рявкнул Хлопуша. — Рук об его не марать, пущай псы разделываются!..

Углежог испугался, бросил пешню и скрылся в толпе…

Но вот в середине собачьего клуба что-то заворочалось. Видно было, как Шемберг встал сначала на-четвереньки, потом, качаясь под тяжестью прицепившихся собак, поднялся на ноги. Искусанный, в лохмотьях кафтана, прижавшись спиной к воротному стояку, он, пиная ногой, отбивал собачьи атаки. И вдруг увидел брошенную углежогом пешню. Метнулся к ней, стремительностью своего движения напугав собак, схватил, двумя ударами разорвал замкнувшийся круг врагов и скрылся за воротами. Стая с воем, стоном, визгом, лаем помчалась за ним.

— Отобьется, видно, — сказал Хлопуша. — Ну и ловок бес! Да и собаки наши человека травить непривычны…

— Это только баре на людей собак натаскивают, — откликнулся хмуро Чумак.

— Што, аль на своей шкуре изведал? — улыбнулся устало Хлопуша. И, обращаясь к Жженому, сказал — Ну, вишь, с крупными зверями разделались, а с мелюзгой — рядчиками, конторскими, приказчиками — ты сам завтра разведаешься. А счас, провора, идем-кось на вал, слово к тебе есть…

…Опершись о частокол, Хлопуша долго молчал, глядя вниз, на заводской двор, заставленный тесно холщевыми палатками, рогожными навесами, киргизскими котомками, коновязями, телегами с рухлядью, пушками и ядрами. Дымились уже костры, закипали котлы с кашей, бараниной, щербой [32] ) из мелкой рыбешки. Из общего гула людских голосов иногда вырывалось треньканье балалайки, визг башкирской чебузги [33] ). Выбитые окна господского дома выбрасывали хоровую песню:

32

Щерба — похлебка из сушеной нечищенной рыбы.

33

Чебузга — род музыкального инструмента.

… Эх, когда-б нам, братцы, Учинилась воля, Мы-б себе не взяли Ни земли, ни поля…

— Я завтра утром тронусь далее, — начал Хлопуша, — под Ренбург пойду, царевым полкам пушки и прочий снаряд повезу. А ты здесь на заводе покеда останешься, за главного будешь. Пушки лей, да с оказией нам пересылай. Я тебе охрану оставлю, а ты, кромя того, огородись рогатками, частокол поднови, кулями с песком обложись. Не зевай, — дураков-то и в церкви бьют. Еще вот, чуть не запамятовал, отбери-ка полсотни людей крепких, с лопатами да кирками, да прочим горным струментом. Со мной пойдут, — окопы и капониры [34] ) рыть будут. Знаю я, без охотки ты остаешься, в бой хочешь, а ты потерпи! И мне с тобой, провора, не охота расставаться, — с застенчивой нежностью обнял он Павла за плечи. — Полюбил тебя, ухарь-парень ты, и душа у тебя прямая! А для дела надо! Потому дело наше — великое! Гляди, вон оно, мужицкое воинство сермяжное! — показал вниз, на затихавший двор Хлопуша. — И неужель мы Рассею-матушку не обротаем, неужели Москву да Питер — гнездо царицыно — на слом не возьмем?.. Возьмем, провора, верь!..

34

Капонир — закрытие для орудий и стрелков, обстреливающих фланговым огнем подступы к позиции, рвы укреплений или промежутки между окопами.

…Ночью выпал первый снег, но к полудню растаял.

Жженый стоял на валу, на том самом месте, где он вчера прощался с Хлопушей. Смотрел, как за гребнем шихана одна за другой исчезали телеги хлопушиного обоза. Вот уже последние втягиваются на взлобок…

Сзади заскрипела подмерзшая земля. Старик-капрал тер сизый от холода нос и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

— Ну, дедка, послужим новому царю?

Старик пожевал бритыми губами. Ответил строго:

— Двум царицам да одному царю служил, а нашему мужицкому осударю как же не потрудиться? Своя, сынок, ноша не тянет!..

Постоял, подумал и добавил твердо:

— Только знай, не надолго наша воля! Слопают нас баре! Потому мы еще силы не набрались…

Павел отвернулся, посмотрел на шихан. Пусто. Ушел Хлопуша. Предзимнее спокойствие опустилось на горы, звенящая от заморозков земля ждала снегу. И небольшое облачко, наползавшее с востока, вдруг разрослось в пухлую снеговую тучу. С трудом перетаскивая через сырты отвисшее свое брюхо, туча напоролась на острую вершину Быштыма и просыпалась снегом…

Здесь внизу было еще тихо, лишь начала посвистывать и юлить порывистая поземка, а там, на вершинах, уже крутились, дымились снеговые вихри, устилая склоны лебяжьим пухом…