Всемирный следопыт, 1928 № 08

Однако в виду удачи нерполовами овладела слепая жадность.

Сколько они ни били нерпы, им хотелось все больше и больше. Старик целыми вечерами только и делал, что подсчитывал, сколько выйдет жиру. Страсть к наживе разгоралась в них все сильней. Кузьма заикнулся было об отъезде, но Степан не стал и слушать.

А весна, действительно, шла дружная…

IV. С Байкалом не шути.

Однажды Кузьма провалился во льду и едва не утонул. Только после этого он заговорил серьезно об отъезде. Лед уже совсем развезло, и охота стала почти невозможной.

Кузьма был сильно напуган.

— Прежде смерти умирать нечего, — утешал его Степан. — И не по такой дороге на Байкале езживали.

Втайне он рассчитывал, что они натолкнутся на артель с баркасом, которые промышляют нередко до самого вскрытия моря. Надеялся и на ночные заморозки. Но опытный нерполов понимал, что время ими уже упущено и дело обстоит очень серьезно, и в тот же вечер поспешно стал собираться.

Когда они выехали, Байкал представлял пустыню, постепенно затопляемую водой. Лед был во многих местах совсем слабым, ровным, потемнел, пропитался водой и слегка колебался под ногами. То-и-дело попадались провалы и полыньи.

Одни они из всех промышленников так запоздали. До зимовья им оставалось еще километров полтораста…

К несчастью, море закрыло сплошным холодным туманом. Во мгле легко можно было попасть в полынью, зато лед не таял, и Сивка бодро тащила сани. Кузьма даже повеселел. Старик был серьезен. На другой день из мутной завесы вдруг выглянуло и заблистало солнце.

Стало жарко. Беда! Вода так и зажурчала по льду. Через час-другой ехать стало невозможно. После долгой маяты с вытаскиванием коня Степан плюнул и молча стал распрягать.

Кузьма совсем голову повесил. Что это значило? Что теперь делать?

— А вот, смотри, — невесело усмехнулся старик.

Это был тоже байкальский способ на такой трудный случай. Степан вытащил из саней доски, разложил их, как мост, на льду, на них поставил лошадь. В таком положении надо было ждать вечера, пока станет подмерзать.

Великолепен был апрельский день. Высоко сияло солнце. В безоблачном небе летели, приветствуя весну, птицы, возвращавшиеся из зимовки в Монголии и Китае. Нерполовы лежали на льду в тоскливом ожидании. Нескончаемо тянулся день. Хрупкий ледяной покров, державший охотников над пучиной Байкала, с каждой минутой таял у них на глазах.

Настал тихий вечер. На фоне зари вырезалась узорчатая цепь гор. Золотом, багрянцем, розовыми, фиолетовыми и зелеными тонами — неописуемым великолепием красок расцветилось небо. Феерическая красота заката обещала и на завтра гибельную для них ясную ветреную погоду.

Ночью они поехали, в пути все время приходилось помогать коню.

Утром опять распрягли Сивку и в отчаянии легли на лед. Каждый час могла налететь сарма [38] ) и очистить море. Поэтому по утрам Степан первым делом глядел с опаской на далекие хребты, не «закиселило» ли где вершины, нет ли на них облаков, что было верным признаком наступления «горной» погоды.

38

Сарма — чрезвычайно сильный северо-западный ветер.

* * *

На третий день, когда, по их расчетам, им оставалось до берега уже километров пять-десять, неожиданно— дело было к ночи — потянуло ветерком. Старик попробовал носом ветер и нехорошо выругался.

Скоро Кузьма понял, в чем дело. Не прошло и часа, как звезды скрылись, и посыпался снег, мокрый и мягкий. Он падал и таял. Ночью— дороге конец.

С отчаянием погнали они лошадь. Но сани двигались медленно. Прошла уже добрая половина ночи, а они не сделали и пяти километров.

Неожиданно из тьмы донесся жалобный вой собаки, Степан пошел узнать, что случилось.

— Ну, чего ты? — долетел вдруг до Кузьмы его голос, но такой испуганный, что Кузьма понял, что случилось нечто страшное, и кинулся к Степану.

Жучок и старик стояли неподвижно. Дорогу им пересекла громадная трещина, не менее полутора сажен шириной. Начало и конец ее терялись во тьме. Такие трещины тянутся иногда на Байкале на многие версты.

— Доведется заводить льдины…

Раздумывать было некогда. С лихорадочной торопливостью принялись они за работу. Топорами откалывали от края лед и устанавливали льдины в трещину.

Нескоро и с большим трудом был налажен опасный мост. Лед был мягок и разваливался. Когда начали переходить, сразу поняли, что лошадь и сани им не перетащить.

— Вот он, фарт-то! — хриплым криком вырвалось у Кузьмы. — Все — Байкалу! И коня в придачу…

Люди и собака перешли. Сивка вдруг заржала — так, что у Степана сердце перевернулось. Он махнул рукой и стал перетаскивать лошадь. К общей радости, это удалось. Но с последним ее движением мост весь разъехался.

Проваливаясь в рыхлом льду, нерполовы двинулись вперед. Едва можно было итти. В этом месте дорога была еще хуже. Лед превращался под ногами в мокрую кашу. Прошел час, другой. Часы казались вечностью. Лошадь, сильно отставшая, плелась где-то сзади. Каждый думал теперь только о себе.

Наконец, начало светать. Новый день принес охотникам ужасную неожиданность: перед ними, нисколько хватал глаз, простиралась широкая трещина. Они оказались пленниками моря…

Где она начиналась и где кончалась— трудно было сказать. Тем не менее, промышленники двинулись в обход. С появлением солнца лед сразу ослабел, и нерполовы начали глубоко проваливаться. Больше тратили времени на барахтанье, чем двигались. Убедившись, что итти стало невозможно, — поползли.

V. Игра ветра.

Это было на четвертый день. Снова тихо и радостно горел весенний закат. Над морем с веселыми криками летали птицы…

На льду, далеко в стороне от трещины, лежали два полутрупа. Охотники не могли даже ползти. Безжизненный взгляд их был прикован к чуть видному краю льдины…

Утром настало то, чего боялся Степан. Глянул он на хребты — и холодок пробежал по телу…

Вершины гор «закиселило»: они утонули в густом тумане. Скоро все кругом затянуло мглой. Красный шар солнца светил сквозь нее жутко и зловеще. Степан знал, что скоро падет ветер с гор, и тогда — конец.

— Отгуляли, видно… — прохрипел он, повернув голову к Кузьме.

Но тот не отозвался. От истощения, отчаяния, полузамерзший, он был без сознания, а, может быть, мертв. Жутко стало Степану…

Сколько времени пролежал старик в ожидании смерти, он не мог бы сказать.

Вдруг из зловещей мглы высунулась морда Сивки, и Степана сразу как-то оживил крепкий запах лошадиного пота. В порыве чувств он похлопал лошадь, и Сивка ответила ласковым ржанием.

Все не одному помирать… И заметил он в эту минуту, что мгла словно поредела. Вдруг увидел он нечто неожиданное, несуразное. Будто близко скалы, а за ними избы видать. Совсем близко, рукой подать…