Всемирный следопыт, 1928 № 09
Шрифт:
Только таким путем мы одолеем хищнический промысел. Стоит ли говорить о том, что не будь у нас отрядов имальщиков — омуль давно бы перевелся в Байкале. Имальщики все же являются в большой степени сдерживающей мерой. Однако мера эта недостаточна, и пока у нас не будет рыборазводных заводов, эксплоатация омулей и харьюсов [33] ) будет падать с каждым годом.
— Скажите, — прервал я ихтиолога, — а бывают случаи, что имальщики пускают в ход оружие против хищников?
33
Харьюс — рыба, водящаяся в Байкале и его реках. Харьюс —
— Такие случаи нередки. Впрочем, вы, кажется, намерены посетить байкальские промыслы? Советую вам спуститься до Байкала на лодке по Селенге. Теперь как раз приближается сезон хищничества, сезон рунного хода омуля. Вы, кажется, охотник?.. Уток вы настреляете там множество, а заодно и хищников понаблюдаете. Интересные они типы. Сами увидите, что это за народ.
Я пожал руку ученому рыбоводу и покинул земотдел, твердо решив спуститься по Селенге до Байкала на лодке…
Полдня проторчал я в большом селе, расположенном на одном из рукавов реки Селенги. Я попал сюда, совершив дивное путешествие по Кругобайкальской железной дороге, проезжая по которой, не отрываясь от окна вагона, я целый день любовался красотами великого озера и могучими горными хребтами, его: окаймляющими. Так доехал я до небольшого разъезда Теммой, откуда меня ночью доставили на невероятной двуколке в большое село у самой реки.
Тщетно пытался я в течение утра нанять себе лодку, чтобы спуститься в ней по реке до Байкала. Погода стояла прекрасная, и весь народ был занят на покосе. Наконец, перед вечером, когда я шатался по улице невзрачного села, ко мне подошел рослый сильный мужчина, на вид лет сорока пяти, с косматой русой бородой. На нем была выцветшая заплатанная лиловая рубаха, на голове красовалась старая вытертая меховая шапка, а ноги были босы.
— Тебе лодка нужна… до моря [34] ) доехать? — спросил он, весело заглядывая мне в глаза.
— Нужна, хочу до Истока доехать.
Расположенное на берегу Байкала невдалеке от устья Селенги селение Исток издавна служит местом сосредоточения рыбаков, промышляющих омуля. Я стремился туда, дабы на месте ознакомиться с промыслом и бытом байкальских рыбаков.
— До Истока? — переспросил меня босяк. — Что же, можно! Я тебя доставлю; лодка у меня ходкая, по дороге охотиться будешь? — спросил он меня, указывая на мое ружье.
34
Жители Прибайкалья называют Байкал морем.
— Буду охотиться… Сколько возьмешь с меня?
Босяк с минуту соображал.
— Пятерку и твой харч, — вымолвил он наконец. — Идет?
Проехать полсотни километров на лодке всего за пять рублей показалось мне дешево. Я, конечно, согласился и минут через десять уже тащил свои вещи по направлению к реке, сопутствуемый Панфилом (так звали моего босяка). Он нес на плече длинные весла. Мы остановились на плоском песчаном берегу широкой протоки. На песке лежало множество лодок всевозможных форм и размеров. Тут были большие, высокие черные и красные лодки, в которых рыбаки ловят рыбу в бурном Байкале; тут были и более мелкие неводники и необыкновенно длинные хаюрки и миниатюрные двугребки.
Панфил подошел к одной из них и, сложив и нее весла, легко приподнял ее за нос. Ловким сильным движением ра, зом спихнул он свою лодку на воду и пригласил меня усесться прямо на дно, так как скамейки отсутствовали. Сам он уселся против меня и приладил весла. Течение быстро относило нас на середину.
Река Селенга течет здесь среди обширных лугов, заросших по обоим берегам густой зарослью тальника. Берега реки низки; течение ее быстро; воды мутны… Сотни островов, рукавов и проток. То широко разольется мутная Селенга, то распадется на множество узких проток и проливчиков.
Легкая лодка быстро неслась вперед, и большое село, выглядывавшее из плоских пашен и огородов, с каждой минутой быстро удалялось от нас… Вдали голубели горные вершины высокого хребта Хамар-Дабана.
Панфил обладал, повидимому, недюжинной силой и ловкостью; меня поражала его манера грести. Он греб как-то по-особому, словно гребля не доставляла ему абсолютно ни труда, ни усилий. Его могучие руки словно играли длинными веслами. Каждый жест его был пластичен и ловок. Его торс поражал своей гибкостью. Ворот его лиловой рубахи расстегнулся, обнаружив атлетическую бронзовую грудь. Он весело поглядывал на меня своим открытым взглядом. В его глазах, горевших юношеским огнем, светились энергия, смелость и ум.
Эта юношеская гибкость движений как-то не вязалась с его наружностью мужчины сорокапятилетнего возраста.
— А много ли тебе годов? — спросил я его.
— Седьмой десяток пошел, — ответил он, улыбаясь и показывая крепкие белые зубы.
— Что?!. Седьмой десяток?! — с удивлением переспросил я его. — Ну, и здоровье же у тебя!
— Силенки еще хватает… даром, что внуки пошли, — улыбнулся Панфил и так приналег на весла, что легкая лодка, словно подпрыгнув на воде, стрелой понеслась по течению.
— Старшему внуку нынче на призыв итти, — продолжал он.
— Ну, и не думал же я, что ты дедушка… Чай, и молодому-то за тобой не угнаться!
— Правильно себя в жизни соблюдал, — отвечал Панфил, — вот и старости, теперь не чувствую…
Лодка быстро неслась, скользя по мутной реке. То тут, то там в воде плескалась крупная рыба. Был самый конец августа, и руна омулей уже начинали заходить сюда из Байкала.
Меня сильно интересовали слышанные мною в Иркутске рассказы про смелых хищников-рыбаков, ворующих омуля в Селенге, и я начал выспрашивать про них Панфила, надеясь услышать от него интересные приключения. Его ответы, однако, мало удовлетворили меня.
— Есть… есть народ, который действительно что позволяет себе хищничать, — говорил он улыбаясь. — Да только про хищников нынче мало слыхать… Больно имальщики лихо работают. Нынче воровать омуля никому не дают… За воровство сейчас строго… Охота воровать у народа проходить стала… А что, мяса ты с собой взял? — неожиданно спросил он у меня. — Заедем на ту сторону: надо бы свининки раздобыть. Дорога наша с тобой долгая, а тут ребята на покосе… они вчерась свинью резали.
Я ответил Панфилу, что захватил с собой достаточно продовольствия и что свинину покупать излишне. Однако он так настаивал и к тому же торопиться мне было некуда, что я согласился, и минут через пять Панфил уже ловко приставал к противоположному берегу широкой протоки. Здесь из самого тальника выглядывал большой балаган, сколоченный из досок и коры хвойных деревьев.
Одним прыжком Панфил очутился на берегу. Ловко вытянув лодку, он побежал к балагану с легкостью мальчишки. Через мгновенье он уже скрылся внутри жилья…
Я последовал за ним, и когда подошел, из балагана один за другим вышли пять рослых молодых парней, а вслед за ними Панфил. Парни почтительно поздоровались со мной. Все пять были крепкие, коренастые, богатырского телосложения, один здоровее другого. При виде их широких плеч и поистине бычачьих шей, невольно вспоминался парад атлетов в госцирке перед началом французской борьбы.