Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)
Шрифт:
Я не принимала всерьез их слов, пока Фейад не предложил мне 100 франков в день за пробные съемки. Я согласилась сниматься, но отказалась ехать в Палестину. Выступила я впервые в «Тяжком кресте» вместе с Рене Наварром и Рене Карлом, которых Фейад с гордостью представил мне как лучших актеров своей труппы. Что касается меня, то я в то время знала и ценила только трех великих артистов: Люсьена Гитри, Режан и де Макса…
Работая с Фейадом, который был необыкновенно умным человеком, я вскоре поняла, что должна отказаться от излишней жестикуляции ради скупого, но выразительного жеста и раскрывать жизненную правду» которая не совпадает с театральной правдивостью. После «Тяжкого креста» я играла в 52 фильмах. В ошеломляющих «Вампирах» я была одета в черное трико, в каком до меня выступала и Жозет Андрио, но ее трико было бумажным. Мое же было из тонкого
Я решительно заявляю, что строила свою игру на жизненных наблюдениях и играла правдиво, с абсолютной искренностью. Мой «немой текст» на экране я создавала по указаниям Фейада. Я научилась так точно передавать его замысел, что нам никогда не приходилось снимать сцены второй раз, и мы с чистым сердцем считали, что поступаем правильно».
О том, что Мюзидора действительно «восхищала молодежь 1916 года», свидетельствует один из ее современников — Луи Арагон, писавший в 1918 году:
«Я готов защищать эти полицейские фильмы, которые были такими же выразителями своей эпохи, как в свое время рыцарские романы, романы «жеманные» или романы «вольнодумные». Я мог бы рассказать, с каким восторгом несколько друзей — не зараженных литературными предрассудками юношей — ходили смотреть на десятую музу — Мюзидору, когда она выступала на экране в еженедельной эпопее «Вампиры».
Импровизируя вместе с актерами в этой «еженедельной эпопее», Фейад нисколько не верил в невероятные приключения, которые он выдумывал. Его сцены проникнуты легкой иронией. Тем не менее режиссер был чрезвычайно горд, когда «Большая Берта» обстреляла Париж с расстояния, считавшегося до того времени недоступным для артиллерии. Ведь он еще в 1915 году придумал в своем фильме беззвучную электрическую пушку, стрелявшую за 100 километров, и считал себя ее истинным изобретателем. Эпизод, в котором она введена, характерен для «Вампиров».
В Марсель приезжает бородатый миссионер и, остановившись в гостинице, извиняется за тяжесть чемоданов, которые вносят к нему в номер: он везет в них колокола для негритянских церквей в Африке. Оставшись один в комнате, он срывает бороду и оказывается великим вампиром. Затем вынимает из чемоданов части разобранной беззвучной электрической пушки, которую собирает перед окном и направляет в сторону Средиземного моря. По морю на корабле отправляют на каторгу прекрасную Ирму Вэп (женщину-вампира), и он пробивает корабль, после чего ей удается бежать. Потопив судно, вампир тщательно задергивает занавески и снова складывает пушку в чемоданы…
Действие развертывается очень живо в первых эпизодах фильма, но затем постепенно замедляется. Фейад начинает затягивать рассказ, как отмечает критик «Эбдо-фильма» по поводу эпизода «Гипнотизирующие глаза»:
«С полным беспристрастием я должен отметить, что автор злоупотребляет одним и тем же письмом, которое он показывает нам трижды, причем каждый раз держит его так долго, что его можно успеть выучить наизусть. И что за нелепая идея оживить (возможно, чтобы наткнуть несколько лишних метров?) воспоминания старого дедушки?»
Критик ссылался на непонятную вставку в фильм давно минувших событий. Дело происходило так: вампиры задумали ограбить гостиницу в Фонтенебло. Чтобы отвлечь внимание постояльцев, один из вампиров собирает их в гостиной и читает им воспоминания своего дедушки, которые проходят перед зрителем на экране. В них участвует гусар, бык и цыганка. Когда кончается это непонятное отступление, вампиры снова продолжают свои приключения.
Впоследствии Мюзидора объяснила нам, откуда появились эти экранизированные воспоминания. В июле 1914 года Фейад со всей своей труппой снимал фильмы в Испании. Мобилизация заставила их немедленно прервать свою работу и вернуться во Францию. Они не закончили фильма, в котором показывались приключения гусара, цыганки и быка. Когда год спустя Фейад вернулся на пост художественного руководителя, Гомон потребовал, чтобы он использовал заснятую пленку, из которой нельзя было слепить законченный фильм. Фейад послушно вставил эти отрывки в своих «Вампиров»…
Во время войны в студиях Гомона дисциплина немного ослабела. Один из актеров как-то не пришел на съемку. У него была на то уважительная причина, но он не предупредил Фейада заранее. Не слушая его объяснений, Фейад велел ему немедленно исполнить сцену: Мюзидора целится в него из револьвера… выстрел! Он падает и умирает. Сыграв этот
отрывок, актер встал и спросил, что он должен изображать дальше.«Тигрис», постановка Денисо (Италия, 1912).
Знаменитый черный плащ Рене Крестэ и фильме «Жюдекс» Луи Фейада (1917).
Фантомас! Король ужаса! Маэстро преступлений! Сцена из второй серии «Жюв против Фантомаса» (Фейад, 1913) с Рене Наварром, Бреоном и Мельхиором. Оператор Герен.
— Ничего, — сухо ответил ему Фейад. — Вы умерли, и вам больше нечего делать в «Вампирах». Идите к кассиру и получите расчет…
Несмотря на ряд недостатков, «Вампиры» обладали теми же достоинствами, что и «Фантомас»: натуралистической точностью обстановки в самых невероятных приключениях, сочетавшихся с непосредственной поэтичностью всех этих черных капюшонов, мрачных подземелий, внезапных смертей и городских предместий.
«Вскоре все поймут, — писали в 1928 году Арагон и Бретон, — что нет ничего более реалистического и в то же время поэтичного, чем кинофельетоны, которые были в свое время радостью всех вольных умов. В «Похождениях Элен» и в «Вампирах» проявилась великая сущность нашего века независимо от моды и от вкусов публики. Пойдем со мной, и я покажу тебе, как пишут историю: вот 1917 год!» [330]
Однако реальная жизнь 1917 года — война с ее жестокостями, восстания, революционная борьба — никак не отражалась, даже символически, в этих современных сказках, которые сознательно уводили от жизни и прежде всего старались принести людям забвение. «Вампиров» обвиняли в том, что они увеличивают число преступлений. Субсидировавший их протестантский банк был недоволен этими упреками, высказанными ему в довольно категорической форме министром Мальви, и «Вампиры» прервали серии своих преступлений. Тогда Фейад начал снимать новый серийный фильм «Жюдекс» — гимн благородным сыщикам, поборникам правосудия.
330
Написано для сборника «Сокровище иезуитов», посвященного серийным фильмам; его готовили к празднику, сбор с которого предназначался для оказания помощи вдове Рене Креста. Праздник не состоялся, но текст был напечатан в «Сюрреализме за 1929 год» — специальном номере журнала «Варьете».
«Жюдекс» пользовался еще большей популярностью, чем «Вампиры». Текст фельетонов к его сценарию написал Артур Бернед [331] , они печатались в газете «Пти паризьен». Мюзидора по-прежнему играла в нем роль «злодейки», но она уступила первое место сыщику Рене Крестэ, который носил черную бархатную куртку, широкополую черную шляпу и длинный плащ с серебряными застежками. Несмотря на шумный успех, «Жюдекс» был слабее «Вампиров» и «Фантомаса», шедевров Фейада. Деллюк выходил из себя при виде этих бесконечно размножающихся серий:
331
Впоследствии Артур Бернед написал десятки романов-фельетонов, из которых многие были экранизированы, в том числе «Сюркуф», «Бельфегор», «Мандрен» и др. — Прим. peд.
«Жюдекс», «Новая миссия Жюдекса» — вот преступления, худшие, чем те, за которые судят в военных судах! Я обвиняю Фейада не за то, каким он стал, а за то, каким он не стал. Этот человек приводит меня в отчаяние. Ведь он ближе к искусству кино, чем громадное большинство французских киноработников. Он понимает — сам того не сознавая, — что такое истинное киноискусство. Почему же у него не хватает смелости? Почему у него нет крыльев? Ведь ему было бы так легко взлететь…».
Эти строки написаны в 1919 году. Деллюка возмущало, что Фейад замкнулся в рамках экранизации романов-фельетонов. За два года до этого Деллюк был более снисходителен и более справедлив, когда писал: