Всеобщая история кино. Том 2 (Кино становится искусством 1909-1914)

Фирма «Кистоун» не пострадала от ухода Лермана и Форда Стерлинга. Состав ее труппы, пополненный новыми актерами, был поистине блестящим. Ее главную притягательную силу, кроме ведущих актеров, составляли знаменитые «кистоунские полисмены», которые в 1914 году были в зените славы и специализировались на сценах дикой погони. Для того, чтобы участвовать в этих сценах, нужно было быть хорошим акробатом. В кистоунской киностудии начинают подвизаться новые актеры, чаще всего перешедшие из мюзик-холла, такие, как Эл Сент Джон (Пикратт), Хэнк Мен (Бильбоке), Слим Саммервил (Вермишель), Чарли Чейз, Чарлз Мюррей, Фриц Шаде. Выходя из своего амплуа «кистоунских полисменов», они исполняют лишь незначительные роли.

Главные роли часто поручаются Честеру Конклину. Хотя он и не стал знаменитостью, но в течение 15 лет оставался одним из лучших американских комиков, сохраняя свой сценический образ: усики, лысинку и слегка оторопелый вид.

Мало-помалу Чез Чаплин начинает выделяться среди «кистоунцев» благодаря своим актерским находкам, необычайным комическим трюкам, часть которых он выработал еще в годы ученичества у Карно. Не прошло и полугода после выпуска на экран первых чаплинских фильмов, а его партнерша по картине «Супружеская жизнь Мэйбл» уже подражает чаплинской походке, желая показать, что думает о своем отсутствующем муже…

Комические номера Чеза Чаплина, хотя часто и очень удачные, остаются, как правило, довольно трафаретными, близкими к кистоунским трюкам со сливочными тортами или даже к более старой традиции «слэпстика» из мюзик-холла и англосаксонского цирка.

«Слэпстик» буквально значит «удар палкой». Этот комический прием, основанный на импровизации, связан с традициями «комедии дель арте», сатирическими «соти» французского Ренессанса и «тюрлюпинадами», которые подготовили появление пьес Мольера в «Бургундском отеле».

Фильм «Реквизитор» — классический «слэпстик», в нем наряду с совершенно новыми кистоупскими приемами встречаются и старые трюки Карно:

«Чез — бутафор в театре. Злой и ленивый, он всю свою работу сваливает на тщедушного длиннобородого старика. Несчастный старик тащит на себе непосильную ношу — тяжелый сундук — и толкает за кулисами всех актеров. Между тем Чез ухаживает за актрисами, и особенно sa женой силача. Затем мы выходим из-за кулис. Начинается представление. Своими злыми проделками Чез расстраивает все номера. В частности, он поднимает, как перышко, фальшивые гантели, с которыми работает на сцене силач. После целого ряда комических номеров, в которых действуют грубо шаржированные персонажи, сцена кончается всеобщей потасовкой, и дерущихся поливают из пожарной кишки».

Фильм «Реквизитор», задуманный и поставленный самим Чаплином, неуклюж, плохо построен и грешит чрезмерным количеством тяжеловесных и грубых комических трюков. Трудно себе представить, что из этого вульгарного Готье-Гаргийя скоро выйдет Мольер. Но в других фильмах среди дурацких выходок Чеза уже порой сверкнет, как искра, черта подлинного Чарли, особенно когда дело касается каких-нибудь аксессуаров, которые он умеет преображать одним поэтическим жестом. В фильме «Тесто и динамит» оладьи превращаются в ожерелье кокетки, в «Супружеской жизни Мэйбл» манекен, раскачиваясь на своих свинцовых ногах, вдруг становится живым существом. А в «Роковом молотке» Деллюка восхищает искусство символики:

«Этот фильм напоминает Домье. Клоун-мимист, вооруженный орудием бондаря, кажется комическим (а пожалуй, и трагическим!) изображением гражданской войны. Но портрет оживает, и Чарли даже не лишен поэтичности, когда он четкими ударами громадного молота легонько стукает то по хрупким черепам, то по массивным лбам. Бац — и нет человека… Это мрачное шутовство символизирует первобытный инстинкт, от которого люди не избавились и в наши дни. Помните же об этом зверском начале, которое порой все еще пробуждается в нас».

Чаплин остается клоуном, заметил Деллюк. Но в другом месте критик оправдывает вульгарность кистоунского шутовства:

«Фи, какая вульгарность! [308] — говорили по этому поводу. — Ну что ж! В стране Мольера, конечно, предпочитают «Мизантропа» «Лекарю поневоле». А почему — черт его знает! Но не считаем же мы похабными ранние пьесы Мольера! Мы забываем его веселое и непристойное обыгрывание отрыжки, ветров и клистиров… Чаплин… не стесняясь, рассыпает полными пригоршнями самые грубые шутки. Этот выходец из английского мюзик-холла поистине марктвеновский тип».

308

Эти рассуждения навеяны фильмом «Между двумя ливнями» (см. выше).

Да, Чарли Чаплин еще клоун, еще балаганный паяц, но его человечность уже проявляется там, где он — маленький человек — перестает корчить из себя сильного, признается в своей слабости и заставляет нас сочувствовать его несчастиям. В одном из самых последних кистоунских фильмов — «Его музыкальная карьера» (ноябрь 1914 года) — Чаплин уже согласен быть слабее толстяка Мак Суэйна, и его сплющенная под тяжестью рояля фигура вызывает жалость.

Деллюк пишет: «Конечно, нас умиляет трагическая фигурка Чарли, который, словно жалкий, впряженный в повозку ослик, тащит ее вверх по крутому салону. Но насколько трогательней потрясающий эпизод (трюк в духе Луна-парка!), когда Чарли тащит на себе рояль, а рояль бесстрастно тащит Чарли за собой с крутой горы (это так убедительно!) и толкает прямо в глубокую лужу!»

Зритель не может отождествлять себя с чаплинским Чезом — грубым, лживым, коварным, жестоким пьяницей, поэтому каждое несчастье Чеза воспринимается зрителем как заслуженная кара. В фильме «Его музыкальная карьера» образ подлинного Чарли еще только зарождается и он слишком нов, чтобы публика могла сочувствовать его горестям. В последнем кистоунском фильме «Его доисторическое прошлое» показаны оба — и Чез и Чарли. Чарли, «трэмп», бедный бездомный бродяга, жертва социальной несправедливости, заснул на скамье в парке и видит во сне, будто он сильный и злой человек по имени Чез, живущий в доисторические времена. Чез побеждает хитростью и силой всех своих противников. Став вождем племени, он шествует, как по ковру, по телам женщин, павших к его ногам. Удар дубиной возвращает Чарли к действительности: это будит его резиновой дубинкой полисмен. Скоро великий комик предстанет перед публикой в новом воплощении.

И все же незадолго до этого Чаплин дошел до предела жестокости в фильме «Его новое занятие», где он исполняет обязанности сиделки при калеке, прикованном к креслу-коляске. Он только о том и помышляет, как бы его утопить или прикончить каким-либо способом.

Однако Чаплину гораздо лучше удается снискать всеобщую симпатию, когда, отказавшись от традиции «слэпстика», он становится мимистом-психологом. «Без фильмов Макса Линдера я не стал бы киноактером», — часто повторял Чаплин. Макс Линдер открыл ему другой путь — без нелепого и довольно трафаретного шутовства английского мюзик-холла.

В фильме «Нервный джентльмен» Чаплин быстро глотает лимонад из бутылки своей соседки, а как только она поворачивает к нему голову, смотрит в небо и рассеянно постукивает пальцами по столу. В фильме «Застигнутый в кабаре» бродяга прикидывается светским человеком в салоне и небрежно закладывает ногу на ногу. Но тогда всем бросается в глаза, что его старый башмак «просит каши», и смущенный Чарли сразу же прячет ноги под стул. В этих деталях уже можно обнаружить и предугадать образ стыдливого Чарли и то чаплинское искусство, при помощи которого он становится близок каждому зрителю…