Всерьёз
Шрифт:
— К тому, что у Валькова до сих пор авторитет в его кругах. — влезает Родион.
— Допустим. — кивает Марк Миронович. — Какое это имеет отношение к Чубаевым?
— Да всё просто. — никак не утихомирится придурок. — Папаша выходит из тюрьмы, Березин просит его поднять связи и найти любого, кто имел к той мясорубке хоть какое-то отношение, затем Вальков на своём честном бандитском слове утверждает, что вся заваруха из-за Чубаева и всё. Поминай, как звали.
— Интересная задумка. — язвлю я. — А ничего, что я потом Валькову за это по гроб жизни буду должен?
— А
Собираюсь высказать ему своё мнение насчёт его неизлечимого слабоумия, но резко раздумываю. Цепляюсь за его взгляд и углубляюсь в тот смысл, что он передаёт. Это ни с чем не перепутаешь. Это, чёрт возьми, реально превосходство, а не мой домысел. Сталкиваюсь с демонстрацией этого высокомерия снова и мгновенно всё понимаю.
Травицкий не сошёл с дистанции.
Я рано расслабился.
Он просто затих перед развитием событий. Достал попкорн и ждёт феерии моего провала. Тварина всё просчитал.
Он прекрасно осознаёт, что мы с папочкой не в самых лучших отношениях.
Всё моё непосредственное взаимодействие с Вальковым и его возможностями граничит с риском получить пулю в зад.
И это очень играет на руку Родиону.
А как же?
При удачном стечении обстоятельств меня уберут, а Алиса с малышом останутся без охраны. Конкуренция сведётся к нулю.
И вуаля!
Долгожданный подарок судьбы.
Вот только кое-что он предвидеть не смог.
Я первый его грохну, если он посягнёт на мою семью.
Никогда!
НИКОГДА я не допущу, чтобы он дотронулся до моего ребёнка! Ещё при жизни подготовлю своих людей, чтобы в случае чего, Травицкому перекрыли доступ к Алисе.
Пусть хоть усрётся, но её не получит!
Сдохну, но она всё равно моей останется!
— Ты за себя переживай, а не за мою гордость. — рычу сквозь стиснутые зубы я. — Тёмных лошадок никто не любит.
— Давайте не будем тратить время на выяснения отношений, а лучше разберём все эти намётки и распишем подробно план действий. — начальственно сжимает мне плечо Марк Миронович и оттягивает назад. — Все личные распри оставьте на потом.
— Родион. — многозначительно успокаивает сына Евгений.
Придурок возмущённо скалится, но послушно выкидывает меня из поля зрения, концентрируясь на записях, что начинает делать его дядя.
— Итак, поехали! — даёт распоряжение генеральный и следующие два часа мы специально забываем все конфликты, чтобы достигнуть общего действенного результата.
Глава 38
ИГОРЬ.
— Если я сейчас не услышу то, что хочу, то поверь, мне хватит духу притащить тебя в аэропорт за волосы! — сурово произношу я, с силой сжимая возле уха трубку.
— Ты с матерью разговариваешь, Игорь. — нарочито строго звучит голос маменьки. — Мне и в городе хорошо. Никуда уезжать я не собираюсь.
— Вруби мозг, мама. На интриги ума хватает, а как вопрос жизни и смерти, так сразу отшибло всё. — чувствую, что
уже накрывает, а это всего лишь начало разговора. — Новость о том, что Вальков выходит по УДО сейчас какая-нибудь муха разнесёт своим дерьмовым друзьям со скоростью ветра.— Я его не боюсь. — царапает мне по нервам самовлюблённая дива.
— А тебе и не его нужно бояться. — колко вбиваю ей в голову. — Уверен, что ты многим уже поперёк горла встала.
— Умерь свою иронию и перестань мне угрожать. — пробиваются лютые нотки начальницы. — Я не собираюсь убегать и прятаться, как твои крысы.
— Попридержи язык, иначе…
— Иначе что? Убьёшь? — зуб даю, что она сейчас даже голову от смеха запрокидывает.
— Ишь захотела! Лёгкой смертью ты не отделаешься, маменька! Я тебя в психушку упрячу, вот там и выделывайся на злобу дня! А сейчас ты перестаёшь почём зря брызгать слюной, едешь в аэропорт и валишь на все четыре стороны!
— Нет. — и это после моего пламенного словоизвержения.
Отвожу телефон в сторону и смачно сплёвываю:
— Бля, мужики, я щас вздёрнусь!
— Держись, Березин! — в знак силы выставляет вперёд кулак Глеб. — Не дай ей управлять тобой!
Обвожу друзей неподатливым взглядом, собираю всю моральную поддержку, аж до болезненного спазма набираю в грудь воздух, подношу мобильный к уху и:
— Хорошо. Но учти, хоронить тебя буду без любых излишеств, в самом обычном деревянном гробу. — прицокиваю от досады. — И то, если сам выживу.
Один, два, три, четы…
— Если я улечу, это поможет тебе?
Нет, мне нихрена, а вот тебе поможет.
— Да. — до хруста в челюсти, как правдиво получилось.
— Мы с ним уже давно никак не связаны… — пробует в последний раз пробить мою броню маменька. — Я замужем-то уже потом два раза была.
— Так и скажешь тому, кто тебе пушку ко лбу приставит. Может и сжалится. — моё терпение уже на волоске качается.
Несчастный вздох и:
— И куда ты нас со Стеллой отправишь?
Что она сейчас сказала??
— Повтори-ка. — как слабоумный прошу я.
— Я хочу знать, где мы со Стеллой будем жить! — осмысленно твердит женщина.
— Какая Стелла, мать твою?! — с таким бешенством закатываю глаза, что удивительно, как зрачки на место вернулись. — Последнее предупреждение. Ещё раз услышу эту херню снова, останешься куковать со своей Стеллой до первого выстрела.
— То есть, так, да? — повышает тональность маменька. — Как легко ты отказываешься от матери! Я в тебя всю душу вложила, а взамен получаю отставку.
— Какую душу ты в меня вложила?? Высосанные из покойных мужей? — выпучиваю глаза от сей чепухи.
— Я поеду только со Стеллой, Игорь.
Кажется, у меня там последний нерв оторвался. Сейчас под поезд побегу. Тут недалеко. Пара километров и наступит покой.
— Как пожелаешь, маменька. Можешь взять свою собачонку. — уже безразлично выдыхаю я, догоняя, что её напыщенность задавит меня авторитетом.
Пусть берёт эту дуру с собой. Город вздохнёт с облегчением.
— Куда мы полетим? — снова спрашивает женщина и я ловлю себя на мысли, что даже наш Гоша меньше болтает.