Всходы

Она поставила чашку на грязный пол, слезы текли по ее щекам. Женщина обхватила руками колени и стала раскачиваться взад-вперед.

Она поднялась на ноги, словно кто-то щелкнул выключателем. Дыхание женщины стало затрудненным и прерывистым. Лоб заблестел от проступившего пота.

Она сходила с ума, но я и сама чувствовала себя ненормальной, потому что жужжание в голове возрастало, становилось все настойчивее, и мне нужно было сделать хоть что-то, чтобы остановить это.

Я смотрела на все словно через фотофильтр с розовым оттенком, но все было довольно отчетливо. Никакого искажения, хотя желудок до сих пор обжигало. В голове до сих пор стоял гул, но теперь он был довольно приятным. Женщина лежала в грязи. Легкий ветер колыхал полог палатки. Голоса снаружи стали громче.

Мои веки отяжелели, будто ждали чего-то, чтобы закрыться. Словно в ожидании, что произойдет что-то важное. Слюна наполнила мой рот, и какая-то часть меня понимала, что она стекает с моего подбородка и спадает на грязный пол. Кроме меня никто этого не замечал.

Я чувствовала, что сейчас нахожусь где-то совсем в другом месте. Я была девушкой, которая смеялась со своими друзьями; девушкой, которой причиняли боль, но она по-прежнему любила. Была той, кто всегда вставала между своими друзьями и опасностью. Той, кто мечтала жить со своими друзьями в райском саду. Той, кто вечно будет злиться на себя за то, что не окончила школу и не посетила школьный выпускной. Но это желание, сожаление смешивались в жаркий туман, и я не смогла вспомнить, почему всплыли такие ощущения.

Фигуры преградили мне путь. Силуэты, тела. Шестеро из них. А седьмой был в белом скафандре. Остальные были темными, хотя свет горел.

Они были мне знакомы.

Откуда-то я их знала. Темные коробки, грохот колес поезда, смех... Воспоминания крутились на кончике языка, а затем я сглотнула. Все исчезло, и боль в горле вернулась. Смятение жалило словно пчела. Я отшатнулась, как от удара. Но не могла пошевелить руками. В голове словно роились пчелы, гул разрастался.

– Она рассказала нам о том, где вы были, - сказал мужчина в белом.

– Она не сделала бы этого, сказал один из темных силуэтов.

– Посмотри на нее. Она не хочет превратиться в это.

Тишина, лишь жужжание, чертово жужжание. Габби посмеялась бы, если бы я сказала ей, что схожу с ума. Сначала говорю сама с собой, теперь меня атакуют насекомые. Была ли здесь Габби? Я рассматривала каждого. Хмурые лица, кровавые укусы, дети моего возраста, но я не узнавала их. Знакомые, но...

Женщина на земле дернулась. Судороги прошли по ее телу. Группа отскочила назад, словно неожиданно оказалась на краю обрыва.

– Я позволил вам увидеться с ней, посмотреть, что произойдет. Это не займет много времени.

Самый высокий из них со светлыми глазами и застывшим взглядом выступил вперед. Очертания его тела были смазаны, словно его нарисовали.

– Убейте меня.

– У вас есть время, чтобы остановить процесс. Мы позаботимся о вас...

– Я понимаю. Убейте меня.

Человек в защитном костюме вытащил шприц и вакцину. Меня беспокоило то, что я забыла имена, но голоса угадывались. Габби разозлилась бы, если узнала, что я забыла такие важные вещи.

Медик вводил инъекцию каждому. Они тихо переговаривались между собой, но я не могла ничего услышать из-за жужжания. Мне хотелось закричать на них, сказать, чтобы они говорили громче, иначе им несдобровать.

Одно тело легко опустилось на пол, словно перышко. Остальные помогали друг другу сесть.

Словно по волшебству ремни ослабли, и я смогла освободить запястье. Человек в медицинском костюме не заметил этого, поскольку пристегивал запястья, шеи и ноги, пока люди падали, как подкошенные.

Я освободилась от ремней. С лодыжек тоже спали путы, словно их и не было. Я сползла со стула на землю рядом с кем-то из связанных. Раздались крики, все засуетились, тени задвигались по ткани палатки. Что-то толкнуло меня. Я развернулась, открыла рот и вонзилась в чью-то плоть. Часть меня где-то глубоко внутри кричала о том, что следует остановиться. Но это уже была не я.

Я повернулась к темному лицу, оказавшемуся передо мной. Оно было знакомым, и в то же время странным. Из-за него я чувствовала злобу и сожаление, потому что хотела узнать, кто это; хотела вспомнить. Хотела вспомнить эти чувства, но внутри была лишь пустота. Это было важно, для меня, многое значило, но я забыла. И не могла вспомнить, не могла, не могла.

Габби.

Ее глаза были широко открыты, карие зрачки - такие чистые, что я могла четко рассмотреть их. Зрачки стали огромными и черными, а белки ее глаз стали такими же, как и в ту ночь, когда мы впервые встретились. Тогда мы сидели в доме, который, вероятно, был наполнен призраками. Жизнь с родителями была для нее хуже, чем страх перед призраками. Сейчас она боялась.

– Мэри?

Я услышала свое имя, ее голос, и этого оказалось достаточно, чтобы вспомнить, как сильно я волновалась за нее. Как часто я говорила ей, что мир не был наполнен лишь злом, что в нем есть много хорошего. Я вспомнила все дни, когда заставляла ее смеяться, когда старалась вызвать у нее улыбку, а затем эти воспоминания испарились. Как только я подумала о них, кто-то словно проник в мой мозг и стер их. Я не могла восстановить их, как бы сильно не хотела. Желание вернуть их исчезло. Мне стало казаться, что мир плох, он наполнен тьмой, а люди причиняют боль друг другу, относятся к себе подобным, как к животным.

А затем, словно вспышка молнии, пришло озарение. У меня не осталось времени, потому что скоро все исчезнет: все чувства, все воспоминания.

– Убей меня, - сказала я. По крайней мере, думала, что сказала. Я надеялась на это, но сама себя не слышала. Лишь знала, что должна сказать это, потому что эта девушка знала меня, ее имя начиналось на "Г". Она невероятно широко распахнула глаза, покачала головой и сказала.

– Нет. Нет, Мэри.

Люди в костюмах бросились в палатку. Они были напуганы и, в то же время, из кожи вон лезли, чтобы не прикоснуться ко мне первыми.