Вслед за Бурей. Дилогия

Малец подкрался к пляжу, где хранились лодки и, с дуру выбрав самую здоровую из них, тихонько поволок ее к воде. Вор умудрился кое-как стянуть свой груз к песку, но дальше дело встало. Челнок завяз, и все рывки мальчишки были бестолку. Долбленка оказалась слишком тяжела, а тут еще и "Дарг"...

***

Все те несколько дней, что миновали после смерти Важги и других Чажанов, Кабаз с подругой по очереди дежурили у лодок. Разыскивать последнего из недругов вдвоем, прочесывая лес, не виделось разумным. Мальчишка мог в любой момент сюда явиться сам и, утащив челнок, дать деру. Что он попробует, коль будет такой шанс - сомнений не имелось. Не вплавь же ему остров покидать? Далековато будет. Удрать к большой земле возможно лишь на лодке, и эту истину, поди, парнишка понимал не хуже, чем Кабаз. Как собственно он разумел и то, что вечно прятаться тем более не выйдет. Для этого их островок был слишком мал.

Позволить мелкому Чажану улизнуть рыбачка не желала аж по двум причинам. Во первых, месть! Та ненависть, что распирала Ингу в первый день, когда ее боялся и Кабан, со временем утихла ненамного. Произошедшее бесповоротно изменило девушку, что парень знал до острова. Веселая и бойкая когда-то, теперь она ходила черной тучей. Молчала, изредка срываясь на Кабаза без причин. Смотрела в пустоту. Подолгу думала о чем-то. Беззвучно и бесслезно плакала. Во сне металась, вздрагивала, бессвязно что-то бормотала, звала на помощь... Просыпалась с криком.

Кабаз же состояние подруги понимал и всячески старался подбодрить - порою неумело. Но гнев, в отличии от Инги, охотник ощущал лишь в самый первый день. Потом тот быстро схлынул. И понятно - все враги мертвы, а Лисек... Лисек он еще ребенок. Да и не делал паренек плохого бывшим пленникам. Держался в стороне, сидел в своем дозоре день-деньской, являясь в лагерь только по нужде - обычно за едой и на ночь. В отличии от "рыбаков", мальчишка был свободен, но, как и те, частенько выступал объектом для пинков и плоских шуток. Пусть пареньку и доставалось меньше - ведь свой же, как-никак - а все равно тот прятал взгляд от взрослых и вечно ждал подвоха. Ходил ссутулившись, смотрел на всех с опаской, хмурился. Причем его отец, покойный нынче Жвага, участвовал в издевках наравне со всеми. Да... В этом все Чажаны... Гниль внутри. Да и снаружи изредка бывает, как помнилось Кабазу об одном из них.

Второе, что мешало парня отпустить - огласка. Зачем кому-то знать про двух островитян? Особенно Варханам. Еще заявятся. Припомнят сеть и лодку, и обман. Скорей всего убьют, или прогонят к западу от озера, что нынче равносильно смерти - там орда.

Подобные расклады Ингой отметались сразу, а потому приход мальчишки стерегли. Особенно ночами. Как именно им поступить с Чажаном, когда он будет пойман, охотник и рыбачка толком не решили. Пленение? Убийство? Изгнание на ближний островок, что выступал покатой плешью из воды чуть к югу от большого брата? Безродная склонялась ко второму, Кабаз напористо настаивал на первом. Остановились после долгих споров на последнем, но, видимо, так думал лишь Кабан, раз Инга сорвалась.

***

Неравная борьба закончилась одновременно с силами рыбачки. Охотник продолжал удерживать подругу на песке, поглядывая в сторону Чажана, и все думал:

"Что же мне с ним делать?"

Ответа на вопрос Кабан пока не знал, но мысль об убийстве отвергал заочно. Смертей и так хватало.

– Угомонилась?
– прошептал охотник в ухо Инги.

Ответа не было. Рыбачка лишь порывисто сопела, придавленная тяжестью Кабаза.

"Обиделась. Ну, ладно. Отойдет со временем" - как должное воспринял Боголюб молчание подруги.

Рывком вскочив, охотник отступил от Инги и замер ожидая продолжения. Напрасно. Девушка осталась на песке лежать не двигаясь. Через несколько ударов сердца к лицу сместились руки, и голова немного приподнялась. Плевок прочистил рот. На этом все. Рыбачка и не думала вставать. Кабаз был вынужден таращиться в затылок. К нему он свою речь и обратил:

– Прости, что так... Но мальчишку я тебе убить не дам.

Упрямое молчание рыбачки ответило красноречивей слов.

– Я для тебя и так уже девятерых убил, - с упреком продолжал охотник.
– А если хорошо подумать, то и весь десяток. Гайрах едва ли выжил - его смерть тоже на моей совести. Он-то, кстати, единственный, кого мне действительно жалко. Остальные - дерьмо. Им дорога к Зарбагу. Но ребенка... Я еще в зверя не превратился.

– А я, значит, зверь!
– не выдержала Инга.
– Я, значит, тварь поганая! Чудище в человеческом обличие!

Безродная резко повернулась к Кабазу и начала подниматься. Но так и не завершив сей процесс, осталась стоять на коленях в песке напротив охотника, сверкая заплаканными глазами.

– Для меня он их всех убил! Надо же! А свою шкуру, поди, не спасал?! Для меня одной старался! И Шаргашу горло у Райхов вспорол тоже ради меня! За себя Боголюба сраного и не переживал даже! А ничего, что Шаргаш для тебя был втройне опасен против моего?! Да это я только и делаю, что твою тупую задницу раз за разом спасаю! Козленочек... Белый и пушистый козленочек. Слушать противно!

Инга в сердцах плюнула охотнику под ноги и устало уселась обратно в песок.

– Не заколи я тогда Шаргаша, меня бы Райхи просто убили, и все. А тебя этот урод еще долго бы мучил, - обиженно пробурчал Кабаз.
– Не зря же ты от него так бежала.

– Наивный мальчишка, - вместе с презрительным хохотом вырвались у Инги из горла слова.
– Ты все еще веришь в ту чушь, что я тебе наплела?! Идиот безмозглый! Да я сама на Шаргаша вешалась. Охмуряла его по-всякому, так и эдак себя предлагала, всех соперниц отваживала...

Скулящие нотки, сопровождавшие откровение девушки, наводили на мысль о истерике. Скрывавшая лицо Безродной темнота не давала понять, плачет та, или все дело в смехе. От нахлынувших бурных эмоций рыбачку трясло, но она продолжала бросаться словами. Колючими, едкими, полными злобы и ненависти. Неожиданный выплеск чувств, распирающих Ингу, под натиском горестей последнего времени, вытолкнул на поверхность постыдную правду о истинных причинах побега девчонки из клана. Стены тайны обрушились, и сейчас эта правда потоком помоев лилась на Кабаза, застывшего подле обманщицы.

– Я любила его... Так любила, что совсем умом тронулась. На глазах у всех приставала. Опозорилась... Хуже некуда. А что он?.. Он смеялся. Прилюдно смеялся. А сам трахал меня по кустам... Думаешь, там в орде чудища?! На меня посмотри. Утопила я Лейду! Заманила купаться и...
– Плач не дал завершить Инге фразу.

Парень слушал и не верил ушам. То, что Инга искусница врать для охотника было не в новость. Но чтоб так... О таком! Кабану стало тошно от вновь обретенного знания. Стремительно накативший приступ гадливости встретил в сердце Кабаза царившую прежде любовь к черновласой обманщице и... разбился об эту преграду.

"Ну и пусть! Все равно!" - разогнал наваждение в мыслях охотник.

– Не хочу знать подробностей. Я не Ярад, чтобы тебя судить. А перед ним ответишь, когда время придет. Что сделано, то сделано. Нужно дальше жить, а не ворошить прошлое. Сотворила зло, вот и искупай добром. Лисека я на тот остров свезу. А ты успокойся пока и, смотри, не наделай глупостей. Позже поговорим.

Завершив свою речь, Кабаз отвернулся от плачущей девушки и направился к лодке. На душе было мерзко. Ложь Безродной затронула чувства охотника, но не так уж и сильно, как того можно было ожидать. Принять и простить получилось довольно легко. В последнее время случилось так много всего, что Кабан зачерствел, сам того не желая. То, что раньше для родича было ужасным и гадким, нынче сделалось просто плохим. Но границы добра не размылись настолько, чтобы сразу забыть об услышанном. Неприятный осадок покрыл толстым слоем нутро и растает нескоро. Мысль: "Инга - убийца", засевшая в голове Кабана, враз затмила собою все прочие и, похоже, собралась остаться надолго. Может быть и вообще навсегда.