Вспоминая Владимира Высоцкого
Шрифт:
В пародии на детектив — герой по имени Епифан (в результате — «майор разведки и прекрасный семьянин»), Боря Буткеев, наш актер, предстал боксером из Краснодара…
…Когда-нибудь проверят и тщательно изучат все стиховое государство поэта Высоцкого. С нашего близкого расстояния мы вспоминаем пристрастно, влюбленно и совершенно некритично. Я знаю, что за любовь многое прощают. Особенно те, которые через много лет будут бережно и мудро анализировать все возникшее вокруг Высоцкого, напишут важные книги, подытожат все, что вокруг… Главное все-таки незыблемо — и тогда, и сегодня, и навсегда: само государство стихов, песен, дара Владимира Высоцкого.
И продолжая вспоминать, дискутировать,
С. Ицкович
«БЫЛ ТАЛАНТЛИВЫМ И ДОБРЫМ ЧЕЛОВЕКОМ»
Высоцкий был москвич, но своим земляком его считали в каждом уголке нашей песенной страны. Бывал он и в Кишиневе. В республиканском Доме актера встречался со слушателями, и каждая новая его песня, каждая встреча подтверждали — Владимир Высоцкий — незаурядное явление в культурной жизни страны. Его слава, многоголосая, безграничная, цветастая, могла и должна была нас убедить, что перед нами человек с легко ранимым сердцем, но мы этого не понимали… Не принимали многие из его песен, в которых он с разительной смелостью и заботой о каждом из нас исследовал человеческие пороки и негативные явления нашей жизни, резко контрастирующие с нашими социалистическими идеалами. Те, что скрывали свои пороки за щитом должности, боялись его пронзительного взгляда, его разящих обобщений-приговоров и делали все возможное, чтоб замолчать его песенное творчество.
Да, голос с хрипотцой! Да, лихая манера исполнения! Да, временами горлохват, а какой публицист и лирик — лучшего собеседника себе не пожелаешь. Я знаю людей, которые, прежде чем совершить в жизни решительный поступок, ставили на диск пластинки Высоцкого, слушали его военные и гражданско-публицистические песни.
Всем его друзьям помнится случай, когда Театр на Таганке, находившийся тогда на гастролях в Набережных Челнах, в полном составе шел на очередной спектакль в Дом культуры. Из всех окон домов, расположенных по обеим сторонам многокилометровой улицы, неслись песни Владимира Высоцкого, слышался его характерный голос. Он шагал рядом с друзьями-актерами, вобрав голову в плечи, и улыбался смущенно, но радостно. Это — Слава. Большая, всенародная. Но Высоцкому хотелось, чтобы его признавали не только слушатели, но и коллеги-поэты.
Он готов был променять славу барда на среднее признание как поэта. За год до смерти, отвечая на вопросы болгарской журналистки, он еще раз подтвердил, что главным делом своей жизни считает сочинительство стихов.
Да, уже после смерти вышел сборник его стихов. Но свой первый и тогда единственный сборник он не увидел. Его «Нерв» больше видится мне как книга-воспоминание о Высоцком-поэте, чем книга самого Высоцкого. Мы не знаем, как бы композиционно он выстроил ее, какие бы стихи опубликовал еще. Но и за напоминание — поклон сердечный составителю и автору предисловия Роберту Рождественскому.
И все же о поэте Высоцком у нас есть широкое представление — тексты его песен. Как бард, он обогнал тех, кому подражал — Булата Окуджаву, Евгения Урбанского, которого особенно любил и в первое время пел «под Урбанского», пока прорезался и окреп собственный голос.
Высоцкий был не только трудолюбив и талантлив, он был неистощим на песни. Но хочется еще раз подчеркнуть — его неистощимость особого свойства. Он любил жизнь во всех ее проявлениях, но ненавидел подлость, пошлость, корыстолюбие, и оттого был нам очень нужен. Нужны его песни и сегодня.
Всякий раз, когда имя Высоцкого появлялось на театральных или киноафишах,
люди, малосведущие о его театрально-кинематографических заботах-работах, удивлялись: «Неужели тот? «Послушай, Зин…». Тот… Тот, который сыграл на европейской сцене лучшего Гамлета; тот, который сумел на сцене Театра на Таганке стать вечным Хлопушей — сподвижником Пугачева; тот, который покорил нас своим героем в «Маленьких трагедиях» и образом капитана Жеглова в сериале «Место встречи изменить нельзя», тот, кто написал «Песенку о переселении душ» и своего знаменитого «Жирафа», тот, кто вскакивал утром в самолет и летел с друзьями-пило-тами на Чукотку, а на следующее утро, возвратившись, играл в очередном спектакле, после спешил на встречу с женой-парижанкой, заглядывал к родителям — он был самостоятельным, знаменитым, но любящим сыном.Он был талантливым и добрым Человеком. И это не легенда! Это — сердечная истина. Жаль, что обо всем рассказанном мы, его почитатели и ценители, узнали последними, годы спустя.
Перечитываю его «Нерв». Такое ощущение, что это не книга, а открытое для каждого заинтересованного человека сердце. Оно и сегодня содрогается от боли, оно и сегодня переполняется радостью. И если саднит, то так же щемяще, как при его жизни на Земле. Он думал о каждом, болел за каждого, радовался за каждого из нас. Он думал о той Земле, которую мы, его современники, обязаны сохранить для Будущего, повторяя: «Землю тянем зубами за стебли…»
А. Столповский
СЛУШАЛИ В РУДНОМ АЛТАЕ
Было это в Усть-Каменогорске, где я работал на областном радио. Уж не знаю, как филармонистам удалось заполучить Высоцкого, но он прилетел после шумных гастролей в Алма-Ате. Прилетел простуженный, с высокой температурой. Накануне у него спросили, не отменить ли выступления.
— Нет! — решительно сказал он. — Пусть все будет по плану. Даже — в студенческих аудиториях. Не могу я обмануть тех, кто хочет слышать меня.
В том году публика Рудного Алтая была несколько избалована общением со «звездами». Только что отшумели выступления Кобзона, Мироновой и Менакера, Дольского, Кукина, Атлантова, Шмыги. Хоккейные болельщики не остыли от эмоциональных всплесков на выступлениях московского «Спартака». И вдруг — Высоцкий…
В обед, перед первым концертом, мы с оператором Мишей Тепловым пришли в гостиницу к Высоцкому. В номере он был не один, а с каким-то мужчиной, уговаривавшим его выпить антибиотики и приложить горчичники.
— К черту! — сказал Высоцкий. — Да и занят я: видишь, ребята из радио пришли. А им, наверное, очень некогда. Передача ведь должна пойти вечером?
Высоцкий… Передо мной живой Высоцкий, каждую песню которого приходилось буквально добывать, чтобы записать на магнитофон. И я был безмерно рад, если дома у меня он «рассказывал» про Нинку с Ордынки, заблудшего Серегу или Канатчикову дачу, сменяемую «Письмами с сельхозвыставки». Главный редактор Ольга Никитична Переверзенцева, отправляя нас в гостиницу, предупредила:
— Укладывайтесь в десять минут — лимит жесткий.
Но уже с первых слов беседы я понял, что буду стоять насмерть, чтобы вырвать хотя бы пятнадцать. Разговор был сугубо «гитарный», без вопросов о его личной жизни. Он говорил о друзьях-бардах: Булате Окуджаве, Юрии Кукине, Александре Дольском, Новелле Матвеевой. Брал гитару и говорил:
— Да вот послушайте эти строки…
И пел всю песню до конца. Постепенно голос его креп, а потом гремел по всем этажам:
— Я — Як-истребитель, Бензин — моя кровь…