Вспомнить, нельзя забыть

К ЧЕРНОЙ ГРИВЕ

Шепот горной студеной струи: Ай, темны вы, прошедшего ночи! За персидские брови твои И за смелые зоркие очи — Чья душа, не скупясь, отдала Без возврата и гордость и нежность Мчись, мой конь, закусив удила, В даль чужую, в глухую безбрежность. Это молодость в белом снегу. Мы тогда ни о чем не просили. Это — пуля навстречу врагу За любовь, за себя, за Россию! Из винтовки на полном скаку. Озверев от обиды и крови. Полу-чай! За раззор и тоску И за чьи-то персидские брови! Посмотри, не с пустым ли седлом Чья-то носится лошадь по полю? А седок? Ты не думай о нем, А спасай свою душу и волю. За Тюменью гайдучья трава. Вдаль глядели наместничьи очи. На губах застывали слова В одинокие темные ночи. Конь от родины нес навсегда. Перед будущим не было страха. Только низко в пути иногда, К черной гриве склонялась папаха… 19 октября 1936 г.

ЛУЧШИЙ ПОЭТ

Прошлого нетающие льды Взгромоздили за плечами горы. Вкус во рту тюремной баланды. Смертников усталых разговоры. За решеткой, в духоте, в крови Губы сжав решительней и строже Думать молча: даже здесь — живи За науку платят и дороже… В городе тогда цвела сирень. Месяц май был нежный и красивый Часовой в фуражке набекрень Под окном расхаживал лениво. Уголовник бровь тебе рассек… А ночами гулким коридором Проходил высокий человек Поступью тяжелой командора — И тебе казался он стальным, Командором в старой гимнастерке. Воздух, колыхавшийся за ним, Был пропитан запахом махорки. Памятка осталась — тонкий шрам Над твоей изогнутою бровью. Почему же все, что было там, Вспоминаешь ты почти с любовью? Прошлого нетающие льды… Чей-то шаг по коридору гулкий. Вкус тюремной кислой баланды. Звон ключей и оклик: «на прогулку!» Дорого? А знаешь, почему? Молодость была твоим поэтом: Все она — и муку и тюрьму — Осияла розоватым светом. 17 августа 1936 г.

ЧУЖАЯ ШКОЛА

Каждый день учусь, как ученица; Тяжко нынче лень одолевать И суметь кому-то подчиниться, Чтоб потом уметь повелевать, Закалить расхлябанную волю, Чтобы стала ясной голова; Чтоб потом из гордости и боли Вырастали мысли и слова; Чтобы там, в Париже или Праге, Несколько измученных людей Прочитали строчки об отваге И о силе Родины моей. Приходилось — и сейчас бывает — Спорить, плакать, злиться, угрожать! Спорить с теми, кто изнемогает И мешает жить и побеждать. Молодая легкость и небрежность, Нелюдимость прежняя моя Переплавилась в большую нежность К людям, не покинувшим меня. Каждый день учиться и учиться, Без унынья, без нытья, без драм. Все, чему научит заграница, В будущем я Родине отдам! 19 мая 1935 г.

БРОДИТ ЛУНА

Бродит устало по небу луна. Молча стоит человек у окна. Пристально смотрит сквозь стекла во тьму, Тяжко, должно быть, сегодня ему. Холод стекла для горячего лба. Злое лекарство для сердца — борьба. День для работы. А ночь — у окна. Бродит устало по небу луна. Думать, сутуло к окну прислонясь: «Грязь на земле, невылазная грязь! Зря на позорище я отдаю Молодость, нежность и волю свою. Грех несвершенный приму на себя. Жизнь проживу, никого не любя; Тяжко мне, зрячему, падая в грязь, Думать ночами, к окну прислонясь… Господи, в этом ли правда Твоя? В этом ли ужасе жертва моя? На переломе и жизнь и судьба. Холод стекла у горячего лба… Шепчут платаны за темным окном Лживую сказку о счастьи чужом. Где-то далеко родные края… Господи, в этом ли правда Твоя?» Бродит устало по небу луна. Молча стоит человек у окна. Вздрогнули плечи. От сырости? Да! Падает с темного неба звезда. Может быть, где-то и кто-то другой Так же вот мучился ночью глухой, Так же часами стоял у окна… Бродит устало по небу луна… 15 сентября 1936 г.

БЕЗ ПЕЧАЛИ

Ты не будешь об этом ни с кем никогда говорить, Потому что земная любовь Только ранит и мучит. Надо завтра упорно работать и холодно жить. Пусть работа и горечь Спокойствию душу научат. Ты не будешь ни с кем никогда о любви говорить… Золотясь, догорают закаты былого вдали. За столетьем столетье — Идут невозвратные годы. Можешь требовать хлеба у черной жестокой земли Ты же просишь, безумец, Зачем-то любви и свободы? Невозможного требуешь ты от людей и земли. И, тоскующе вскинув к высотам нездешним глаза, Запрокинув лицо, ты кричишь Равнодушному небу: «Почему надо мною всю жизнь грохотала гроза? Ничего я не видел еще И нигде еще не был И не встретил ни разу на свете родные глаза»… Ты не будешь об этом ни с кем никогда говорить И напрасно, так долго Другие об этом кричали. Если только ты хочешь спокойно и радостно жить Без ненужной тревоги. Без терпкой и страстной печали, То не будешь ни с кем никогда о любви говорить. 15 июля 1936 г.

И СИЛУ НЕ ПРОСТЯТ

Зачем ты смотришь в темный вечер С таким отчаяньем в окно? Вся жизнь прошла, а вспомнить нечем. А дальше… дальше, все равно! С таким отчаяньем предельным, С таким презреньем ко всему, С усмешкой над трудом бездельным, С вопросом гневным: «почему?» Стоишь ты в этот вечер темный Одна у темного окна, Собаке нищей и бездомной Своей трагедией равна… Душа полна непоправимой Тоской. Ты горьким «ни к чему», Перечеркнула труд любимый, Отдав всю молодость ему. И с этой складкою упрямой, Прорезанною меж бровей, Осталась ты все той же самой, Но стала старше и сильней. На силу есть чужая сила! Душа ли… кости ли хрустят?.. Но те, в ком все живое сгнило, Тебе и силу не простят… 6 октября 1936 г.

ТРУДНО

В жизни кто из нас не ошибался? Кто из нас не падал на пути? Кто из нас в тоске не надрывался, Что нельзя по-своему цвести? И за то, что хочется иначе Жить, работать, верить и любить, И за то, что с каждой неудачей Тяжелей и горестнее жить, — Дай нам, Боже, тишины немного, Простоты и нежности пошли, Теплым солнцем озари дорогу Дерзновенной грешницы-земли! Чтобы нам над нашим счастьем малым Не дрожать от страха и тоски, Чтоб судьба из рук не вырывала Чьей-то милой ласковой руки. По вине своей или случайно Вдруг упал ты и расшибся в кровь… Боль твою пускай залечит тайно Нежностью и жалостью любовь. Наше разнодумье, разноречье Вечно будет близких разлучать. Трудно встретить душу человечью, А еще трудней… ее понять! 19 августа 1936 г.

ДРУГ БОЕВОЙ

Без сочувственного приветствия Он проходит дорогой бедствия. И, отмахиваясь от пиявок, Обретает суровый навык, Не тонуть и в людской пучине. Так и следует жить мужчине! Чтобы душу его не расплющили Между битыми, между бьющими. Мимо пухлых прошел диванов, На тепло и уют не глянув. Мимо радостей, без кручины. Так по жизни идут мужчины! Над обвалами, над обрывами Провожаемый злыми взрывами, Свой поход до крутой вершины Не отмеривал на аршины, И на слезных жалоб разливы Он смотрел и зло и брезгливо. Равнодушен к славе и к золоту. Сердце болью живой уколото… Круто в нем замешана злоба. С ним на фронте быть хорошо бы В шаг с его походкой упругой Боевым товарищем — другом! Чтоб под вражескими прицелами Обменяться взглядами смелыми. Чтобы общий чай с сухарями, Чтоб одно над сердцами знамя! Чтоб винтовки и души рядом, Чтоб убило одним снарядом! Чтоб над нашей общей могилою Расцвела бы Родина милая! 23 июля 1936 г.

НЕ ОПОЗОРИТ!

Строки про русское горе Кровью своей напишу. Может ли враг опозорить То, чем живу и дышу? В грозные годы, о други, Тяжесть не сбрасывать с плеч! Звонко по звеньям кольчуги Вражеский лязгает меч! Это не в дедовском кресле Щурить устало глаза, Крепче становишься, если Над головою гроза! Все же в минуты такие Скажешь невольно, скорбя: Как далеко ты, Россия, Не дозовешься тебя!.. 7 июня 1936 г.

СКВОЗЬ ГОДЫ

И в полночь громыхали поезда, Кричали паровозы суетливо. А в темном небе грустная звезда Горела одиноко и красиво. И все таким же было, как всегда. Но сколько тысяч лет прошло над нами? Какими были раньше города, Какими ты смотрел на них глазами? Наверное, ты был умен и зол, Мой предок? До зубов вооруженный, Наверно, ты врагам навстречу шел И дрался храбро, ими окруженный? Так было. Быть иначе не могло. Кто передал мне жесткое уменье Смотреть, как ты, насмешливо и зло И убивать врагов без сожаленья? И все таким же было, как сейчас. И, как теперь, звезда горела в небе. О камни спотыкался ты не раз, Задумавшись о людях и о хлебе. Ты тоже, побелевшие виски Сжимая непокорными руками, С ума сходил от гнева и тоски За чье-то опозоренное знамя?! Приди ко мне, надменный предок мой, И помоги победы мне добиться — Над ночью безучастной и немой, Над жизнью — кровожадною тигрицей, За городом шумели поезда, Кричали паровозы суетливо. Ты сколько тысяч лет горишь, звезда, Так одиноко, нежно и красиво? 2 декабря 1936 г.

БОЖЬЯ ВОЛЯ

Пронизана болью душа… Духовный полет в стратосферу! От боли почти не дыша, Цепляюсь за детскую веру. И чувство: как будто, расту, Как будто бы, крепну в работе. Взлететь бы скорей в высоту! Нельзя. Не мечтай о полете. Иди. Только трудность пути Поможет и силе и росту, Иди. Ведь нельзя не идти. Вернуться? не так это просто. Пронизана болью душа… Ступени все выше и выше. А как же там жить, не дыша? Да, может быть, там и не дышат. За детскую веру мою Цепляюсь я, как за перила, Что ж, может быть, там запою; А здесь на земле говорила. Господь озаряет лучом И лестницу эту крутую, И жизнь человечью простую… А плакать не надо О чем?.. 1 апреля 1936 г.