Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Сюжет строится вокруг подростка по имени Дэнни Мэдиган, одиннадцатилетнего мальчишки, страстно влюбленного в боевики. Он обожает такие фильмы и знает о них абсолютно все. Дэнни получает волшебный билет, позволяющий ему попасть в последний фильм с участием Джека Слейтера, его самого любимого героя.

Я был счастлив, что режиссером мне удалось пригласить Джона Мактирнана, снявшего «Хищника», а также «Крепкий орешек» и «Охоту за «Красным октябрем». Джон всегда отличался поразительной проницательностью, и в случае с «Последним киногероем» именно из его слов я впервые понял, что у нас будут кое-какие проблемы. Как-то раз, проработав в Нью-Йорке на съемках до трех часов ночи, мы сидели в баре, и Джон сказал: «На самом деле мы снимаем еще одного «Инопланетянина». Услышав это, я со щемящим сердцем подумал, что, возможно, вся эта мысль относительно категории «детям до 13» была ошибкой. Несмотря на то что в другой главной роли был задействован подросток, зрителям, возможно, не понравится то, что я снял боевик для семейного просмотра. Такое сошло с рук Харрисону Форду в фильме «В поисках утерянного ковчега», но мне этого не простят. Да, конечно, я снимался в комедиях, однако это совершенно другое дело, поскольку никто и не ждет, что в комедиях будут взрывать и убивать. Но представляя фильм как боевик, необходимо обеспечить динамичный сюжет. Второй «Конан» провалился, потому что мы подогнали его под категорию «семейного просмотра». И теперь нам оставалось только надеяться, что обилие потрясающих трюков и бьющая через край энергия обеспечат успех «Последнему киногерою».

На тот момент мысль о более мягком, более теплом боевике казалась правильной. Губернатор Арканзаса Билл Клинтон только что одержал победу над Джорджем Бушем на президентских выборах 1992 года, и средства массовой информации пестрели рассказами о том, как дети послевоенной поры приходят на смену поколению военного времени и как Америка разворачивается прочь от насилия. Журналисты, освещающие проблемы шоу-бизнеса, писали: «Любопытно, что в этой ситуации будут делать такие закоренелые ветераны боевиков, как Сильвестр Сталлоне, Брюс Уиллис и Арнольд Шварценеггер. Действительно ли нынешний зритель хочет больше мира и любви?» И я хотел идти в ногу с этой тенденцией. Поэтому когда изготовители игрушек показали мне опытный образец куклы Джека Слейтера, я забраковал предложенное оружие. «Сейчас на дворе девяностые годы, а не восьмидесятые». Вместо того чтобы размахивать огнеметом, игрушечный Джек Слейтер просто потрясает кулаком и говорит: «Ошибочка вышла!» – эту фразу Слейтер постоянно повторяет плохим ребятам. На упаковке было написано: «Будьте умными. Никогда не играйте с настоящим оружием».

Мы бросили все силы на рекламу и продвижение фильма. Помимо активных игрушек, мы получили лицензию на всевозможные видеоигры, вложили 20 миллионов долларов в рекламную кампанию, проведенную сетью ресторанов быстрого обслуживания «Бургер кинг», и 36 миллионов долларов в «прогулочные фильмы», которые должны были крутить в парках развлечений. Но лично я был в восторге оттого, что космическое агентство НАСА выбрало именно наш фильм для проведения первой в истории рекламной кампании в открытом космосе. Мы написали «Последний киногерой» и «Арнольд Шварценеггер» на корпусе ракеты, после чего провели общенациональную лотерею, победители которой получили право нажать пусковую кнопку. Кроме того, мы закрепили надувную куклу Джека Слейтера размером с четырехэтажный дом на плоту, плавающем у самой набережной Канн во время кинофестиваля, проходившего в мае, а я установил свой личный рекорд, всего за двадцать четыре часа дав сорок интервью для телевидения и сорок четыре интервью для печатных изданий.

Тем временем выход фильма задерживался. На момент первого и единственного пробного показа «Последний киногерой» был еще настолько сырым, что продолжительность его превышала два часа двадцать минут, и многие реплики нельзя было разобрать. К концу просмотра зрители уже откровенно зевали. После этого график стал настолько плотным, что времени для новых пробных показов просто не осталось. Мы были вынуждены идти вслепую, без обратной связи, необходимой, чтобы отточить фильм до совершенства. И, тем не менее, никто в студии не хотел откладывать премьеру, поскольку в этом случае возникло бы впечатление, будто у нас возникли какие-то проблемы. Я согласился.

Как выяснилось, «Последний киногерой» понравился многим. Однако в кино этого недостаточно. Фильм должен не просто понравиться; зритель должен страстно его полюбить. Грандиозный успех обеспечивается людской молвой, так как хотя в первую неделю показа в продвижение фильма можно вложить и двадцать пять, и даже тридцать миллионов долларов, продолжать так и дальше невозможно.

По мере приближения премьеры нехорошие предчувствия нарастали. Возможно, из-за «Парка Юрского периода» кассовые сборы в первую неделю получились меньше того, на что мы рассчитывали: 15 миллионов долларов вместо ожидаемых 20. А когда я понял, что зрители выходят из кинотеатра не горячими, а лишь теплыми, говоря: «Ну, в общем-то, фильм неплохой», я понял, что это катастрофа. И действительно, во вторую неделю проката сборы упали на 42 процента.

Критика вышла далеко за пределы неудачи «Последнего киногероя». С моей карьерой в кино все кончено, она осталась в истории. Журналисты обрушились на все, что я сделал в кино, словно говоря: «Ну что можно ожидать от человека, который работает с Джоном Милиусом и грозится сокрушить всех своих врагов? Вот мир, в котором он хочет жить. Мы же хотим жить в мире, в котором есть сострадание».

Припомнили мне и мои политические взгляды. Пока я был на волне, никто не попрекал меня тем, что я республиканец, несмотря на то что Голливуд и журналисты, пишущие о кино, в целом либералы. Но теперь, когда я поскользнулся, можно было выплеснуть все. Рейган и Буш сошли со сцены, республиканцы остались в прошлом, как и пустые боевики и прочий мусор «для настоящих мужчин». Теперь пришло время Билла Клинтона, Тома Хэнкса и фильмов, наполненных смыслом.

Я отнесся к критике философски, стараясь не обращать на нее внимания. К тому времени у меня уже выстроилось в очередь несколько проектов: «Правдивая ложь», «Стиратель», «Подарок на Рождество», – достаточно для того, чтобы быть уверенным, что один фильм, отправленный в сортир, никак не скажется ни на моей карьере, ни на финансовом состоянии. Я сказал себе, что ничего страшного не произошло, потому что рано или поздно взбучку получает каждый. Все то же самое могло случиться с другим фильмом. Это могло произойти еще через три года. Или еще через пять лет.

Однако как я ни убеждал себя, как не успокаивал, мне приходилось несладко. Я переживал по поводу того, что мой фильм провалился и не собрал денег. Переживал по поводу тех жутких статей, которые появились в прессе. Переживал по поводу того, что этот год называли для меня неудачным. У меня в голове постоянно спорили два голоса. Первый говорил: «Черт возьми, господи, как же это ужасно!» А второй отвечал: «А теперь, Арнольд, давай посмотрим, из чего ты сделан. Посмотрим, есть ли у тебя мужество. Посмотрим, насколько прочные у тебя нервы. Насколько толстая кожа. Посмотрим, сможешь ли ты разъезжать в своем кабриолете с опущенной крышей и улыбаться людям, осознавая то, что им известно о твоем провале. Посмотрим, справишься ли ты со всем этим».

Все эти мысли непрерывно крутились у меня в голове. Я ругал себя последними словами и в то же время старался подбодрить, гадая, как пережить эту полосу. В чем-то повторялась ночь после состязания за титул Мистер Олимпия 1968 года, когда я проиграл в финале Фрэнку Зейну.

Огромную поддержку оказала мне Мария. «Послушай, фильм хороший, – говорила она. – Быть может, он не оправдал ожиданий, но он хороший, и ты можешь им гордиться. А теперь давай двигаться дальше. Переходи к следующему проекту». Мы отправились отдохнуть в наш дом в Сан-Велли, штат Айдахо, играли там с детьми. «Не воспринимай все слишком серьезно, – говорила Мария. – Посмотри вокруг себя. Нужно думать об этом, а не о своем глупом фильме. Такие вещи приходят и уходят. И не забывай, что из твоих двадцати с лишним фильмов по крайней мере две трети были удачными, так что тебе не на что жаловаться».

Но, по-моему, она тоже была расстроена и очень стеснялась, когда нам звонили друзья. В Голливуде такие нравы. Друзья говорят: «Мне очень жаль, что у вас такие низкие кассовые сборы» тогда, когда на самом деле хотят просто посмотреть на твою реакцию. Поэтому Марии звонили знакомые и говорили что-нибудь вроде: «О, господи, я прочитала эту ужасную статью в «Лос-Анджелес таймс». Господи, как же я вам сочувствую! Я могу чем-нибудь помочь?» И прочее в том же духе.

Все мы так поступаем. Человеческой натуре свойственно сопереживать чужим неприятностям. Я звонил Тому Арнольду, когда критики разносили в пух и прах его очередной фильм. Я звонил Сталлоне и говорил: «В задницу «Лос-Анджелес таймс», в задницу всех этих ублюдков-журналистов. Ты замечательный талантливый актер!» Вот как надо поступать. Однако в то же время невольно думаешь: «А что он скажет?» Вот и мне звонили и говорили то же самое, с теми же самыми мыслями.

А когда человек стесняется своих неудач, как это было со мной, он склонен воображать, что весь мир сфокусирован на его провале. Я шел в ресторан, кто-нибудь окликал меня: «Привет, как поживаешь? Вижу, вышел твой новый фильм, это здорово!» А я думал: «Это здорово? Долбаный ублюдок! Разве ты не читал «Лос-Анджелес таймс?» Однако на самом деле далеко не все читают «Лос-Анджелес таймс» и «Верайети» и смотрят каждый новый фильм. Вероятно, бедняга ничего не знает и просто хочет сказать что-нибудь приятное.