Встреча, которой не было

Время от времени мистер Боум начинал хмурить брови, переводил взгляд с жены на Свету, со Светы на Валентину Николаевну или Анастасию. И спрашивал строго: «Who are you?», при этом в его голове, вероятно, возникали какие-то русские ассоциации, и Майкл начинал смеяться, повторяя: «Ху… ху… а-а». После чего захлебывался смехом. Смех заканчивался так же внезапно, и он снова начинал сурово хмурить брови и морщить лоб…

Тогда-то и было принято решение уложить его в постель. От помощи Валентины Николаевны и Насти обе Воронины отказались, сказав, что это дело семейное. О чем потом пожалели, потому что Майкл, несмотря на небольшой рост, оказался неподъемным и очень неудобным для транспортировки. Его пробовали нести за руки и за ноги, а он пытался выскользнуть. До лестницы, ведущей на второй этаж, мистера Боума кое-как дотащили, а потом начались настоящие мучения. Воронины напрягали все свои силы, но Майклу было еще хуже, потому что в процессе волочения его тела вверх бухгалтер-консультант ударялся затылком о каждую ступеньку. И все же оставался в сознании. После каждого касания ступеньки Майкл вскрикивал: «Bang!» – потом пытался нахмуриться, но не успевал, потому что надо было снова говорить «Bang»…

Всего ступенек было двадцать одна, и на последней американский муж вместо «Bang!» произнес «Ой!», а потом удивился по-русски:

– Почему вы меня все время роняете?

– Протрезвел, наконец, – устало выговорила Нина Петровна.

Она отпустила ноги мужа, после чего выдохнула и вытерла ладонью вспотевший лоб. Ноги Майкла ударились о пол.

– Thank you, – шепнул мистер Боум и начал переворачиваться на бок, намереваясь поскорее уснуть.

Так его и потащили дальше – лежащего на боку и умиротворенного.

Воронины больше не спустились, и тогда Настя и Валентина Николаевна начали убирать посуду и складывать в мойку.

В этот момент кто-то вбежал в дом. Настя поспешила навстречу и увидела Севу, который потянул ее к выходу и зашептал:

– Мы с Игорем Егоровичем на часок по делам смотаемся. А вы пока из дома не выходите. А на всякий случай возьмите вот это… Только вашей маме не показывайте.

Он протянул Насте пистолет «Глок».

– К сожалению, вы не успели из него пострелять… Ну да ладно, опыт у вас есть. Только у этого мягкий спуск и долго на крючке палец не держите – пистолет автоматический. Но я думаю, это не понадобится… А мы скоро вернемся…

Сева рванул к выходу.

– А что случилось? – только и успела спросить Настя. – Надеюсь, ничего страшного?

– Да ничего особенного. Надо генералов до города проводить… В какой-нибудь клуб их поместим. Вы же знаете Игоря Егоровича. Он человек гостеприимный… То есть… Ну вы поняли. А мне бежать надо. Маме привет. Завтра я к ней зайду чаю попить.

После этих слов он убежал.

Настя держала в руках пистолет, не зная, куда его спрятать. Пыталась просунуть под пояс юбки, как в фильмах мужчины прячут оружие под ремень брюк, но ничего не получилось. Тогда она поспешила к лестнице, чтобы спрятать пистолет в спальне, но из кухни выглянула мама.

– Кто приходил? – спросила она.

– Сева заглянул, хотел с нами посидеть, но я сказала, что уже поздно.

– Почему поздно! – возмутилась Валентина Николаевна. – Одиннадцатый час всего, а в Нью-Йорке как раз обеденное время.

– Прости, я об этом совсем забыла. Догнать Севу?

Мама задумалась, а потом махнула рукой:

– Лучше завтра, а то сегодня я уже устала, конечно, и плохо выгляжу.

– Я так ему и сказала… То есть я сказала, чтобы он приходил завтра. А выглядишь ты замечательно – лет на тридцать с небольшим.

Валентина Николаевна вернулась на кухню, а Настя, оглядевшись, заметила свою джинсовую куртку, висящую в прихожей, подошла и спрятала пистолет во внутреннем кармане.

Глава 23

«Каенн» подлетел к трассе и остановился.

– Будем ждать звонка, – произнес Селезнев и показал на мобильник Божко, который держал в руке.

Через пару минут раздался звонок.

– Ну че, артист, скоко тебе еще до трассы гнать?

– Я на ней уже стою.

– А это ты? А то уж голос какой-то…

– Просто я с бодуна, – объяснил Селезнев.

– А-а… Кончай стоять, поворачивай направо и вперед.

– Направо в смысле на север? – уточнил Игорь Егорович.

– Ты че, совсем тупой? Раз сказали направо, значит, направо, а свой север засунь знаешь куда…

Вызов прервался. Селезнев развернул карту.

– Едем на север. Дорога прямая, примыкающих немного. Все поселки в стороне. На трассе нас, конечно, встречать не собираются. За Ягодным есть съезд, и там начинается массив, в котором…

В кармане Селезнева зазвонил теперь уже его мобильник. Игорь Егорович ответил на вызов и услышал голос генерала.

– Все поняли? – спросил он.

– А чего не понять: едем прямо, – ответил Селезнев. – Откуда звонили?

– На этот раз из Выборга.

– Откуда у них столько людей?

– Скорее всего, втемную кого-нибудь используют. Но мы разберемся. Кстати, со своей второй машиной вы как связь поддерживаете? Это я к тому, что, если вдруг частоты закроем, проблем не будет?

– Все нормально: жили же когда-то и без мобильных телефонов.

Трубка замолчала, и Сева продолжил:

– В Ягодном, насколько я помню, проживает следователь Гуров. Интересно узнать, как прошел его день рождения.

– Весело. Приехали певицы с продюсером, аппаратурой и светоустановками. Сбежались соседи, а поселок – не что иное, как садоводство, организованное прокуратурой и следственным комитетом. Долго женский коллектив не отпускали. Была, правда, пара инцидентов: вроде того, что кто-то из соседей опознал в продюсере своего бывшего осведомителя – содержателя подпольного борделя. Устроили несчастному допрос с пристрастием. На следующий день он срочно вылетел в Москву, явился в Генеральную прокуратуру и подал заявление, в котором указал, что над его подопечными жестоким образом издевались, унижали, заставляя девочек петь вживую, а его самого под угрозой применения физической силы заставили подписать бумагу, в которой он обязуется не вести черную бухгалтерию и отдавать десятую часть прибыли детским домам. Гурова вызвали на ковер и наложили устное взыскание за то, что он не пригласил начальство.

Сева улыбнулся и вздохнул:

– Вот уж действительно, как упоительны в России вечера…

Машина летела в ночь. Столбов освещения вдоль дороги не было. Два кругляша света бежали впереди автомобиля, который пытался догнать их и не мог.

– Очень хочется узнать, кто же это организовал, – продолжил Сева. – По всем раскладам выходит, что Макс, но уж больно он малахольный, чтобы такое придумать. Возможно, ему предложили раскрутить тебя в счет погашения карточного долга, а потом уж так завертелось, что он и сам не рад был. Олеську только жаль – ни за что под раздачу попала.

– Если честно, я поначалу Жору Баландина подозревал, – ответил Игорь Егорович. – Он был влюблен в Руденскую, как злой мальчик, который думает, что другой любви у него в жизни не будет, и меня ненавидел за то, что она со мной… Олеся рассказывала, как он ее домогался и угрожал, говорил, что если Селезнев про нее все узнает, то она никогда больше на экране не появится, а потому обещал молчать, если она ответит на его чувства… На моем дне рождения она из-за стола ушла с Максимом, а пьяного Жору это унизило, и он… Алиби себе придумал безотказное, будто бы он в этот момент с другой девушкой был… Опять же стреляли они с Максом накануне по шарикам. И со следствием Баландин активно сотрудничал.