Встреча

18. Она – моя семья

Натаниэль Лоуренс держал запястье Люси, следя за секундной стрелкой своих карманных часов, – пульс неравномерный. Он отложил часы и опустил руку девушки на одеяло, слегка её похлопав. Кожа была сухой, на подушечках образовались кристаллики. Он склонился над ней и мягко отвёл веко, наблюдая расширение зрачка. Это было так странно, впервые увидеть свою племянницу, племянницу, которая, как он думал, наверняка погибла под обломками «Решительного». Она была так больна, что походила на тусклое отражение своей прекрасной яркой матери Лаурентии.

– Шо скажете, док? – спросил Отис Гриноу, нервно пританцовывающий снаружи камеры.

– Очень больна, но можно вылечить.

«Только зачем? – подумал он. – Чтобы её смогли повесить?» Адвокат признавался, что надежда на пересмотр приговора в апелляционном суде была ничтожно мала. Когда Натаниэль шёл в тюрьму, то подозревал, что девушка страдает от той же болезни, от которой он однажды лечил Лаурентию: от соляной анемии, возникающей у русалок, если они долго не плавают.

Именно тот случай натолкнул его на исследования физиологии солевого обмена и общего обмена веществ у русалок. Лоуренс заподозрил тот же недуг, ещё не осматривая Люси, и захватил с собой соляной раствор. Когда он сделал инъекцию в вену на её руке, подозрения подтвердились: на щеках девушки начал проступать здоровый румянец. Сработало, но что, если он лишь на время облегчил её страдания, а потом ей снова станет хуже? Сможет ли он одурачить констебля? Он не казался особенно умным и проявлял уважение, которое необразованные и недалёкие люди часто выказывают докторам или законникам. Доверие, граничащее с легковерием. Сможет ли он убедить тюремщика Люси Сноу, что та умерла? Проблема заключалась в том, что «умереть» она должна была достаточно здоровой, чтобы ей хватило сил уплыть с Мэй… далеко, далеко, туда, где их встретит Авалония.

Покидая гостиницу после разговора с Эли Бергом, Натаниэль Лоуренс имел смутное представление, как перевезти Люси в больницу, а потом помочь ей исчезнуть. Вокруг больницы крутилось слишком много людей. Здесь же был всего один человек, констебль, но, если Люси «умрёт», ему придётся позвать коронера.

* * *

Хью, Мэй и Фин ждали Натаниэля на верфи на берегу реки Джордж, что вела в гавань. Они не осмеливались встречаться в людных местах. Подходя, он увидел с десяток кораблей на разных этапах строительства, горы брёвен и строящееся, хорошо оснащённое грузовое судно. Рёбра его незаконченного корпуса тянулись вверх, царапая небо, словно кости какого-то огромного существа, сохранившиеся с первобытных времён. Снег начал падать большими хлопьями, и на мгновение показалось, будто скелеты недостроенных кораблей начали двигаться. Как призраки, ищущие тело, это были корабли без моря, без мачт и парусов, что могли бы поймать ветер, и всё же самую малость они шевелились за тонкой завесой падающего снега. Натаниэль увидел трёх молодых людей, стоящих в тени прибрежного судна, вытащенного на конопачение.

– Как она? – спросил Фин. Парня трясло, его руки дрожали так сильно, что было почти невозможно представить, как он ещё мог строить те прекрасные корабли, что окружали их.

– Не очень. Но…

– Но что? – страдание исказило лицо Фина.

– Я могу помочь ей, – доктор сделал паузу, – и, думаю, справлюсь лучше адвоката.

– Что вы хотите сказать? – спросил Хью.

– Прошлым вечером я встретился в гостинице с адвокатом и двумя дядями Этти. Эли Берг сказал, что апелляционный суд вряд ли признает вынесенный вердикт ошибочным.

– Тогда её повесят, – выдохнул Фин. – Этого не может произойти. – Он качнулся назад, и Хью успокаивающе положил руку Фину на плечо.

– Этого не произойдёт, – спокойно ответил Натаниэль Лоуренс.

– Как? – едва слышно спросила Мэй.

– Ваша мать однажды страдала от похожего недуга. Он проявляется, когда русалка пытается оставить море, но на каждого влияет по-своему. Если русалка осознано отказывается от моря в пользу земли, привыкание проходит легче. Со временем физиология просто меняется. Для остальных всё гораздо сложнее.

– Это объясняет случай Стэнниша Уилера, – с раздражением заметила Мэй. – Ему было просто. У него был сильный стимул бросить море – живопись.

– Это парень, в которого влюблена ваша сестра Ханна?

– Да, вот почему он не хочет бросать землю.

– Я уверен, что прежде, чем вы проявились, вы трое испытали какие-то из этих симптомов, но они не так остры, по крайней мере, до определённого возраста. Я должен сказать откровенно… – Натаниэль приостановился, и его глаза обратились к Фину и Хью, когда он снова заговорил. – Эти девушки должны самостоятельно решить, прислушавшись к сердцам и разуму, жить ли им только на земле, или вы предоставите им возможность без помех выходить в море.

– Как это, «без помех»? – спросил Хью.

– Есть место под названием Барра-Хэд в самой западной части Внешних Гебридских островов, что в Шотландии. Люди, живущие там, знают о морском народе. Они принимают их, хотя русалки и склонны к уединённой жизни. Тем не менее, на протяжении веков там заключаются браки между людьми и детьми моря. Не часто, но бывает. Такие браки там допускаются.

– Допускаются? – выныривая из глубокой задумчивости, приглушённым голосом спросила Мэй. – Интересно, – тихо прошептала она, изучая лица Хью и Фина. «Интересно, – подумала она, – есть ли на том небе звёзды, которые Хью хотел бы найти? И сможет ли Фин строить свои лодки там, на другом краю океана?» Вслух она этого не сказала. Не осмелилась. А потом подумала о Гаре: «Есть ли там маяк, за которым он смог бы присматривать?» В это мгновение Хью потянулся к её руке и сжал её, как будто прочитав её мысли и отвечая: «Да, мы могли бы жить под теми звёздами».

Но по щекам Фина, смешиваясь со снежинками, которые таяли, соприкасаясь с кожей, потекли слёзы.

– Но всё это бессмысленно, если Люси казнят.

Натаниэль протянул руку и сжал плечо Фина:

– Люси не умрёт. Послушайте-ка мой план. Я могу сделать ей соляные инъекции для восстановления сил – сейчас состояние близко к коме, но в моих силах вернуть её к жизни. Потом я объясню Люси, что ей нужно симулировать смерть.

– Но если вы вернёте её к жизни, разве тюремщик не заметит?

– Он не отличается сообразительностью. Я собираюсь попроситься остаться с ней остаток сегодняшнего дня и ночь. Я скажу, что, хотя она, кажется, дышит ровнее, пульс нестабилен, и меня беспокоит, что это может привести к сердечной недостаточности. Затем у неё случится «сердечная недостаточность», и она «умрёт».

– Вы хотите сказать… вы хотите сказать, она просто притворится? – страх и отчаянье сделали Мэй похожей на ребёнка.

– Да, моя дорогая, просто притворится.

– Но как же вы вытащите её из тюрьмы?

– Тюремщику придётся позвать коронера. Поверь мне. Вот тут-то я её и заберу. А вы будете ждать её прямо здесь. – Он повернулся к Мэй. – Мэй, ты должна будешь помочь ей плыть. Потребуется некоторое время, чтобы к ней вернулись силы.

– Короче говоря, вы вытащите её из тюрьмы, – подытожил Фин.

– Да, никто не заподозрит, что полумёртвая девочка, сбежавшая из тюрьмы, прыгнула в реку Джордж и уплыла прямо в море.

– Это… это… – начала Мэй.

– Это блестяще, – закончил Хью, широко улыбаясь.

– Она будет жить! – полупрокричал, полузадохнулся Фин, согнувшись пополам, хватаясь за колени, чтобы удержать равновесие.

– Она – моя семья, – прошептал Натаниэль. – Она – моя семья.

19. Он любит ваши деньги, мадам

«Вот видите, мисс Генриетта, женщина может стать кем угодно… Это – ваш век!» – слова мистера Маккёрди эхом отозвались в Эттиной голове, когда она шла по коридору к лифту первого класса. Она вышла на палубу «А», ища по левому борту каюту миссис Дайер, номер 138, судя по списку пассажиров. Между 136 и 138 располагался бельевой шкаф, как и по правому борту, где находилась каюта Хоули. Впереди открылась дверь, и Этти вскочила в него. Она узнала голос. Стэнниш Уитман Уилер. Девочка приоткрыла дверцу и, выглянув в щёлочку, разглядела женскую руку с бриллиантовом браслетом на запястье. Она увидела, как Уилер прижал руку женщины к щеке, потом – к губам.