Встреча

– Да, что ты собираешься делать, Анна? – на юте внезапно появился Стэнниш Уитман Уилер. – Что ты собираешься делать? – на лице художника застыло спокойное любопытство, но глаза метали угрожающие вспышки. Имя – Анна – резануло уши.

«Всё это неправильно. Очень неправильно». Ложь, как и его поцелуи.

– Меня зовут Ханна! – девушке казалось, что она кричала, но её голос заглушил более громкий звук. Оглушительный свисток – сигнал тревоги, но не «человек за бортом». Возможно, пожар. Ханна шагнула ближе к Стэннишу. Девушка чувствовала себя предельно спокойной, но удивительным образом вымотанной. Она от него устала. Почему бы так просто и не сообщить об этом?

– Стэнниш, я устала от тебя. Устала от твоей лжи. Ты заслуживаешь своей несчастной миссис Дайер. – Её зелёные глаза отчаянно сверкали.

– Анна! – оборвал он со скучающим вздохом. – Так всё из-за этого? Боже мой, какая же ты глупышка. Ничего не было. Ничего, Анна. Я не люблю её. Она – просто средство.

– Средство к достижению цели? Ты это пытаешься сказать?

– Более или менее.

– А та цель – я?

Он улыбнулся почти застенчиво:

– Если и не та самая цель, дорогая Анна, то очень важная.

– Значит, я права. Ты заслуживаешь миссис Дайер. Но я не заслуживаю тебя. – Она медленно покачала головой, казалось, с сожалением улыбаясь самой себе. – Недостаточно хороша.

– Что значит «недостаточно хороша»? Я давал тебе всё…

Но Ханна его оборвала:

– Ты не давал мне ничего. Только брал – даже моё собственное имя.

Стэнниш не заметил, а вот Этти увидела – яркое свечение в воде. Внезапно Ханна прыгнула к перилам. Она остановилась всего на долю секунды, повернулась к девочке, улыбнувшись на прощанье:

– До свидания, Этти, – и погрузилась в море.

– Ханна, нет! – закричал Стэнниш, схватившись за поручень, который она только что перешагнула. – Нет!

Вода обхватила Ханну, словно заключая в приветственные объятия, воскрешая, как дождь после долгой засухи. Она издала радостный вопль, подпрыгнула высоко-высоко над гребнем волны и снова нырнула.

Этти свесилась через перила:

– Один… два… три… – тихо пересчитала она вздымающиеся над водой хвосты. Девочка наблюдала за дочерьми моря сквозь пелену слёз. Ветер затаил дыхание, звёзды остановили свой бег по ночному небу, или это только казалось? Море успокоилось, открыв своё сердце, приветствуя самоё себя. Хвосты сестёр мерцали в непроглядной ночной тьме, стремясь к горизонту, к сиянию нового рассвета.

* * *

Этти не обращала внимания на Стэнниша, но свист сигнала тревоги становился всё оглушительней.

– Что это, во имя Всевышнего? – пробормотал он.

– Я! – голос царапнул воздух.

– Лайла! – Этти резко обернулась. Дьявольская фигура стояла в нескольких футах от неё. На девушке всё ещё было вечернее платье, по лицу размазалась кровь, в руке она сжимала нож.

– Сюрприз! – воскликнула она, растягивая губы улыбкой.

– Лайла! – недоверчиво проговорил Стэнниш. – Ч-что вы здесь делаете?

– То же самое я могла бы спросить и у вас – что вы здесь делаете? Без вашей возлюбленной леди? Она… м-м… Этти, как там говорил мистер Марстон – «сейчас не принимает». – Девушка замолчала. – Да, не принимает сейчас и навсегда, смею добавить.

– Лайла, опустите нож, – дрожащим голосом велел Стэнниш.

– О, я опущу, хорошо. Я опущу этот нож… – Её глаза скользнули к Этти, сузившись до хищного прищура.

«Она хочет крови, больше крови!» – поняла девочка. Палуба была слишком мала, чтобы убежать. Лайла перегораживала узкий проход к лестнице. Этти задумалась, не прыгнуть ли ей в воду, надеясь, что Ханна ещё достаточно близко, чтобы спасти её.

– Итак, последний раз, когда я опускала нож… О, нет, извините… второй. Был ещё холст. Да… знаю… я искромсала тот портрет. На то были причины, а теперь вы должны послушать. Пришло время моей речи.

– Какой речи? – спросила Этти, отступая к перилам, через которые несколько минут назад перемахнула Ханна.

– А ты заткнись. Ты омерзительна мне, Этти, после того, что сделала с Яшмой.

– Лайла, послушайте меня, – умолял Стэнниш.

– Нет, это вы послушайте меня, вы… вы – каннибал. Да. Вот, кто вы… о, Боже, я всё перепутала – я не должна была говорить этого до самого конца. Но вы поняли, о чём я…

– Я понятия не имею, о чём вы, Лайла.

– Вы вставили её.

– Её?

– Эту девчонку Ханну, эту судомойку. Когда вы делаете нечто подобное, то крадёте душу человека. Мою душу. Сжираете её.

– Но, Лайла, – попыталась возразить Этти.

– Ещё раз собьёшь меня и закончишь, как миссис Дайер.

– Что? – Этти и Стэнниш задохнулись. Этти увидела крадущуюся по палубе тень. Она дёрнула головой. В это мгновение Стэнниш сделал выпад к Лайле и вывернул ей руку. Раздался крик боли, потом – звон металла, и нож упал на палубу. Кто-то выскочил из-за швартовной тумбы и швырнул Лайлу на доски. Весь мир, казалось, покачнулся. Лайла истерично рассмеялась! Из глубокого пореза над глазом Стэнниша сочилась кровь. Откуда ни возьмись материализовалось ещё несколько матросов.

– Всё хорошо. Всё хорошо, – твердил Стэнниш. – Порез – да и только. Как девочка?

– Я… я в порядке… – Этти смотрела на сестру. – Лайла, зачем ты всё это…

Лайла снова рассмеялась:

– Если бы я только могла добраться до тебя! – Дыхание сбилось – девушка почти задыхалась, но по-прежнему пыталась что-то сказать. – Если… если бы я только могла добраться до тебя, Этти. Какой бы спокойной я стала. Яшма мне обещала.

– Яшма умерла, Лайла. Помнишь? Я убила её. – Эттин голос окреп.

– О, нет. Не умерла. Она в моей голове. – Девушка попыталась коснуться головы, но руки её уже были связаны. – Прямо здесь. Она никогда меня не покидала. А вот когда я доберусь до тебя, ты умрёшь… умрёшь… умрёшь…

Пронзительные слова огласили ночь.

25. Конец и вновь начало

Баркли и Годфри Эпплтоны сидели в своей библиотеке. Баркли надиктовывал секретарю письмо в финансовый комитет Бостонского Музея изящных искусств касательно «ограничений дарения по завещанию» маленького Джотто, приобретённого во Флоренции прошлым летом.

– Обязательно скажи им, Барк, что картина передаётся им на два года, а затем будет висеть здесь до смерти последнего из нас, – сказал Годфри, открывая «Бостон-Ивнинг-Транскрипт». Он моргнул, поднёс газету ближе к глазам, вскрикнул, сдёрнул монокль и снова вскрикнул. Брат и его секретарь, мистер Виден, уставились на него.

– Что-то не так, старина? – осведомился брат.

Годфри поднял глаза:

– Мы в газетах, Барк!

На лице Баркли появилось озадаченное выражение:

– В газетах? Что ты имеешь в виду? За что?