Встречи и расставания

– Кто все?

– Ревнуешь?

Она поймала его взгляд, и он не выдержал, отвёл глаза.

– А ты знаешь, что ревность – это пережиток? Это атавизм. Вот нам сейчас хорошо?

– Да.

– Ты думаешь, что это продлится долго?.. Ты не прав – это миг. Минуты. Пусть даже часы, но это пройдёт. Мы доставили удовольствие друг другу, и это прекрасно. Но прекрасно, пока желания будут совпадать. А если нет?

Она прошлась по комнате.

– Тогда один будет насиловать другого. То есть, оба будут несчастны. Ты согласен?

Остановилась напротив. Он не сводил с неё глаз.

– Ты любуешься моим телом? – Стася пристально глядела на него. – Тебе приятнее смотреть на мои ноги или на лицо?

– Стась, я устал от таких вопросов, – взмолился он. – Честное слово. Ты же сама сказала, нам хорошо. Иди сюда…

Он обхватил её ногу выше колена и потянул к себе. Она неохотно опустилась на кровать, но ложиться не стала.

– Уже вечер. Пошли погуляем.

– Если хочешь, – без радости согласился он.

– Ладно, не пойдём. Ты не хочешь, и с моей стороны это будет насилие.

Она накинула халат.

– Давай лучше пить чай.

И исчезла на кухне.

Он поднялся, надел рубашку, помедлив, натянул брюки и неторопливо пошёл следом.

Чайник уже стоял на плите, а Стася делала бутерброды, накладывая на тоненькие ломтики хлеба кусочки колбасы. Он уже заметил её страсть ко всему маленькому. Трусики на ней были совсем крохотные, бюстгальтер она не носила. В книжном шкафу он видел какие-то маленькие сувениры, чайные чашечки были на один глоток.

Она вскинула глаза, неожиданно спросила:

– А ты меня сравнивал с твоими девушками?

– Когда? – растерялся он.

– В постели и так… Правда, я лучше всех?

– Несомненно. А почему ты об этом спрашиваешь?

– Просто…

Она налила чай, положила сахар и стала размешивать, задумчиво глядя в тёмное окно.

– Стася, – окликнул её Глеб и щёлкнул перед ней пальцами. – Ты где?

– Извини, – повернулась она. – Так, отвлеклась, перенеслась во времени…

Ему почему-то стало обидно, и он запоздало отпарировал:

– А ты сравниваешь меня со своими мужчинами?

– Да, – отозвалась она. – Ревность, между прочим, – это уязвлённое чувство самца, и не более. И возникает оно из-за комплекса неполноценности. Владея женщиной, такой мужчина просто самоутверждается, она ему нужна для решения своих проблем.

– Для меня это слишком по-медицински… Но если я правильно понял, ты сторонница свободной любви…

– Мне нравится, когда любят меня.

– То есть, тебе нравится, когда я люблю тебя, но на моём месте может быть любой другой.

– Ну почему любой, ты мне понравился. С тобой не скучно.

Он долго смотрел на неё, но так ничего и не смог прочесть в её глазах. Улыбнулся:

– Только насчёт ревности – слишком однобоко. Женщины ведь тоже ревнуют, значит и у них комплекс.

– И у них тоже.

Зависла пауза.

– Почему мы говорим о таких глупостях?

Он обхватил ладонями её лицо, наклонился, стал целовать, – имитирующую сопротивление и нежелание и наконец уступившую, подчинившуюся полностью. И вновь появилось желание, но уже не столь острое, как прежде, и он с восторгом подумал, что у них вся ночь впереди, и ещё день, и ещё…

– Вообще-то у меня есть мужчина, – неожиданно сказала она, глядя ему в глаза. – И он так смешно ревнив…

– А зачем ты с ним, – сказал Глеб как можно безразличнее, хотя поймал себя на неприятном чувстве: значит, это тело может быть таким ласковым не только с тем лейтенантом из далёкого и неведомого прошлого, но и с кем-то ещё, совсем рядом. Впрочем, когда Глеб впервые увидел её в троллейбусе, он и не мечтал о том, что произошло…

– Он такой внимательный и умный.

– Слушай, а кроме него… – Глеб запнулся, подумав, что этот вопрос может испортить их отношения, и закончил: – Всё это, моя милая Стасенька, полная ерунда и бессмыслица, как говорит в минуты тотального непонимания мой шеф Хохлов. Так что лучше забыть и не помнить.

Он обхватил её за талию, развернул и стал целовать. Не сдерживая страсти, перенёс на кровать, ещё не остывшую от тепла их тел, и они вновь ласкали друг друга, а потом уже ни о чём не говорили, молча лежали рядом, смотрели на разгорающиеся за окном звёзды и незаметно заснули.

…Он проснулся в одиночестве. Долго прислушивался, пока не понял, что Стася на кухне. Встал, на цыпочках прокрался к двери и, прислонившись к косяку, стал наблюдать, как она нарезает тоненькими ровными квадратиками сыр. С распущенными волосами, без макияжа, в домашнем халатике, она выглядела не столь эффектно, как в одежде или совсем раздетая. Черты лица у неё были несколько удлинённые, рот великоват, нос с маленькой горбинкой, порознь всё это не было столь привлекательным, как в сочетании с чёрными, с тайной искоркой, глазами.

Конец ознакомительного фрагмента.