Встречи и расставания
Шрифт:
– Ну что ж, могу только позавидовать. – Глеб ещё раз вздохнул. – Пойдём, провожу до троллейбуса. «Я в синий троллейбус тебя посажу, последний, случайный…» – перефразировал он. – Тебе нравятся песни Окуджавы?
– Не все.
– А Высоцкий? – наконец нашёл свою тему Глеб. – Я в восторге. «Лечь бы на дно, как подводная лодка, чтобы никто не запеленговал…»
– Терпеть не могу, – поморщилась Стася. – Грубятина и пошлятина.
– Нет, ты не права, – не согласился Глеб. – Высоцкий – это рупор поколения, это…
– Ты посмотри, какой снег, – перебила его Стася и подставила ладонь под крупные, густо падающие снежинки. –
Она вышла из-под козырька, и в одно мгновение её пальто покрылось белым крапом.
– Мартовский снегопад – не самое лучшее, чего хотелось бы весной. Мне больше нравится зелёная травка, ручьи, запах талых снегов… – говорил он, любуясь Стасей, кружащейся в этом ослепительном хороводе, и начиная сомневаться в своих словах. – Но ты здорово смотришься.
– Я бы сейчас гуляла, гуляла…
– Так кто нам мешает, – Глеб прикинул в руке вес её сумки. – Мы можем за оставшееся время обойти полгорода.
– Пошли.
Он шагнул к ней.
Снежинки оказались мокрыми и бесцеремонными, через пару шагов ему пришлось смахнуть их с лица и поднять капюшон алеутки. Под ногами тоже всё хлябало, и он почувствовал, что начали промокать его не совсем новые ботинки. Они уже ушли от фонарей, и в полумраке фигура Стаси не казалась столь обольстительной, но она всё продолжала восторгаться, собирая снежинки в ладони, и он подумал, что руки у неё могли уже замерзнуть.
– Снег, конечно, замечательный, – сказал он, – и благодаря ему мы с тобой познакомились…
– Судьба.
Произнесла она это слово легко, не задумываясь, а у Глеба даже дыхание перехватило. А вдруг…
Но как же Татьяна…
Он попытался представить её сейчас здесь – и не смог. Рядом со Стасей трудно было вообразить кого-то другого.
– Ты так просто всё определила.
– А зачем усложнять? – Она обернулась, её волосы блестели тающими снежинками. Продекламировала, дирижируя руками: – Всё в этом мире пред-оп-ре-деле-но и не случай-но… – И, глядя ему в глаза, серьёзно добавила: – Надо наслаждаться каждым мгновением. Как в песне: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь…» Или ты не согласен, Глебушка?
И от этого ласкового и многообещающего «Глебушка» ему захотелось петь, и он затопал ботинками по мокрому расползающемуся снегу, обрызгивая и себя, и её, забегая перед ней петухом и уже совсем не думая о мокрых ногах.
Где они шли, он уже не понимал, как потерял и ощущение времени, но троллейбусы нет-нет и проходили по пустынным ночным улицам и возвращали в реальность: к мокрым ногам, холоду, усталости и желанию очутиться где-нибудь в тёплой комнате.
– За мной! Не отставай…
Стася нырнула в арку между двумя высотками, они обогнули большой двор, миновали ещё несколько пятиэтажек, и вдруг, когда он уже хотел поинтересоваться, куда они идут так целеустремлённо во втором часу ночи, вошла в подъезд и застучала каблуками по лестнице. На площадке третьего этажа остановилась, открыла ключом обитую коричневым дерматином дверь и, полуобернувшись, поторопила:
– Заходи.
– Ты здесь живёшь, – догадливо произнёс Глеб, оглядывая небольшую прихожую, отделённую от всего остального китайской шуршащей занавеской, и ожидая, когда Стася снимет сапоги и передаст ему пальто.
Пока вешал её пальто и свою алеутку на ажурную настенную вешалку, она исчезла за занавеской.
Он с удовольствием
скинул ботинки, помедлив, снял и мокрые носки, босиком пошёл следом.За занавеской оказалась кухонька, и Стася уже ставила на плиту чайник.
– А где ванная? – спросил он, не догадавшись спрятать носки.
Стася прыснула.
– Видок у тебя… Пошли.
В коридоре толкнула дверь, нащупала выключатель. Ванная тоже была маленькой и чистенькой. Похоже, Стася любила всё белое.
– Советую погреться, – сказала она. – Я сейчас полотенце принесу.
– Не откажусь.
Он открыл кран с горячей водой и с удовольствием подставил руки под струю.
– Держи.
Полотенце упало ему на спину, дверь закрылась.
Глеб повесил его на голубенькие аккуратные крючки, одежду сложил на стоящую в углу маленькую стиральную машину, быстро прополоскал под струёй носки, повесил их на горячий змеевик, надеясь, что они должны высохнуть быстро, и с удовольствием залез в ванну, наслаждаясь набирающейся тёплой водой…
Из ванной он вышел окончательно разомлевшим и полуспящим.
– Пей чай, меня не жди, – встретила его на кухне Стася. – И взглянула на часы: – Ещё поспать успеем.
И ушла в ванную.
На столе стояли чашки, вазочка с вафлями и заварник. Он налил чаю, добавил кипятку, прихватил вафлю и прошёл к окну. Напротив виднелась пятиэтажка с единственным светящимся на втором этаже окном. Глеб стал думать, кому ещё может не спаться в эту ночь, но додумать не успел, вошла Стася в голубом халатике, раскрасневшаяся и сногсшибательно пахнущая. Он шумно втянул этот запах.
– Нравится?
– С ума схожу…
– Правда?.. Это рижские духи, взяла на пробу. Не обманываешь, правда нравятся?
– Слушай, Стася, у меня такое ощущение, что мы с тобой знакомы уже тысячу лет, – признался Глеб. Встретил её взгляд и словно утонул в зрачках. – И я просто-напросто безнадёжно схожу с ума…
– Так в чём же дело…
Она положила руки ему на плечи.
Он приобнял её, тёплую и душистую, коснулся губами её губ, неожиданно сильных, энергичных, и уступил им, стал торопиться, окончательно теряя голову и понимая, что теперь его не удержит ничто…
Он вернулся в этот мир на белоснежной простыне рядом с самой желанной женщиной на свете, злясь на себя за нетерпение, сожалея об оставшемся в прошлом миге, но гибкое и сильное тело обвило его:
– Ты так вкусно пахнешь.
И этот шёпот придал сил, терпения и они с одинаковой страстью отдались друг другу…
– Между прочим, скоро рассветёт, – прервала молчание Стася. Поднявшись, прошла к балконной двери. – Ты не возражаешь, если я приоткрою? Жарко.
– Нет, конечно.
Глеб откровенно её разглядывал и втайне удивлялся происходящему. Это было похоже на сказку: и этот мартовский снег, и эта опьяняющей красоты фигура, и нежность женского тела…
Он слушал, как в ванной бежит вода, и ему хотелось пойти следом за Стасей, видеть её, осязать её кожу, вновь ощущать себя в ней…
– Проветрилось?
Она, привстав на цыпочки, прикрыла дверь, дотянулась до верхнего шпингалета, и он опять удивился тому, что это тело принадлежит ему… Сразу же обнял, как только она опустилась рядом, словно боясь, что она может исчезнуть, и согласно покивал, в ответ на её слова:
– Надо поспать, Глебушка.
И ещё послушал её ровное дыхание, пока не заснул сам…