Встречи на Сретенке

– Возможно...
– безразлично протянул Володька.

– Он тебе ничего не рассказывал... про меня?
– Майка взглянула прямо в глаза Володьке.

– Про тебя? Говорил, что ты стала роскошной женщиной, - улыбнулся он.
– И был прав.

– Терпеть не могу этого слова! Больше ничего не говорил?

– Ничего.

Ему показалось, что она облегченно вздохнула, но он не придал этому значения.

– Куда же нам зайти? Я настроился посидеть где-нибудь.

– Володька, у тебя, наверно, не так много денег? Давай просто пошатаемся по Москве...

– Может, зайдем в самотечную "Нарву"?

– В эту забегаловку? Нет, Володька, погуляем. Разве тебе не приятно бродить по Москве... победителем, - досказала она.

– Да, победителем, - задумчиво сказал Володька.
– Правда, Вовка Деев при нашей встрече высказался: войну-то выиграли, а мы с тобой калеки...

– Не смей об этом!
– резко прервала Майка.

– Знаешь, когда шла война, не страшно было никакое увечье, а вот сейчас... На параде-то не мы прошлись, - закончил он.

– Впереди вся жизнь, Володька. Неужели ты этого не понимаешь?

– Умом понимаю, но вот почувствовать это душой что-то не получается, задумчиво произнес он.

– Получится, - она дотронулась до его руки и слегка пожала.

Они вышли к Страстному бульвару, повернули направо и двинулись к Трубной. Возле пивной, где сегодня напророчили Володьке скорую смерть, он остановился.

– Зайду куплю папирос. Подожди меня.

Через несколько минут он вышел с пачкой в руках. Около Майки стоял какой-то пожилой, хорошо одетый мужчина и, держа ее за локоть, что-то говорил. Володька подошел и с недоумением уставился на него.

– Володька, этому гражданину я очень понравилась. Приглашает в ресторан. Скажи ему пару слов, - спокойно проговорила она, усмехнувшись.

– А ну пшел!
– процедил Володька, отрывая руку мужчины от Майкиного локтя.
– Пшел!
– повторил он, надвигаясь на него.

Тот растерянно скривил рот, потоптался на месте, ища выхода из создавшегося положения, но, когда Володька отвел руку для удара, пробормотал:

– Извините, я не знал, что дама не одна...
– и отошел от них.

– Вот видишь, - рассмеялась Майка.
– А ты говорил - в армию...

– Надо было врезать... Сколько сволочей развелось, - угрюмо проворчал Володька.

– Ты все такой же, - ласково потрепала она его по щеке, вспомнив, видно, школьные "подвиги" и частые отметины на Володькиной физиономии.

– Я сегодня на этом самом месте уже дал одному...

И рассказал про утреннее происшествие.

– Ты уверен, что он из твоей роты?
– немного помедлив, спросила Майка.

– Черт его знает!

– Забудь об этом. Просто какой-то псих, - сказала Майка.

Пройдя дальше по бульвару, они присели на скамейку и закурили. Володька с наслаждением тянул дымок "Казбека", казавшийся таким ароматным после махры, которую он постоянно курил.

– Скажи, Володька, у тебя был кто-нибудь на фронте?
– вдруг спросила она.

– Не было... Я же в пехоте воевал, а там...
– О Клаве он умолчал.
– Почему ты спрашиваешь?

– Так... Не переживай, у тебя все будет.

– Я и не переживаю, - улыбнулся он. Потом поднялся и решительно произнес: - Пойдем в ресторан.

– Нет, - покачала она головой, - не хочется. Погуляем еще...

Домой Володька вернулся не поздно, чему мать, видевшая его приготовления перед уходом, удивилась:

– Ты уже пришел? Давай ужинать.

За скудным ужином - немножко хлеба, жидкий чай с полкусочком сахара - мать опять спросила, когда же он пойдет к Юлькиным родителям.

Володька сразу сжался и пробормотал, что пока ему очень трудно.

– Знаю, но это нужно, - настойчиво сказала она.

– Мама, я четыре года делал только то, что надо... Я устал от этого.

– Володя, ты думаешь, если окончилась война, это слово потеряло свое значение? Нет, оно на всю жизнь.
– Она вздохнула и внимательно поглядела на него.

Он поднялся из-за стола и, закурив, стал ходить по комнате. Вдруг остановился, осененный новой для него мыслью.

– Знаешь, мама, наверно, сейчас я имею право делать все, что х о ч у. И к черту всякие "надо"! По крайней мере, пока, до института.
– Он смотрел на мать, ожидая ответа, но она отвечать не спешила, покачала головой, взяла папиросу, прикурила от Володькиной и только потом сказала:

– Это может тебя далеко завести.

– Нет, мама, - горячо возразил он.
– Просто нужно немного расслабиться. Сама же говорила...

– Я говорила о другом, Володя, - перебила она и, помедлив, спросила: - Как ты себя вообще чувствуешь?

– Хорошо. Почему ты вдруг?..

– Так...
– неопределенно ответила мать, еще раз поглядев на него. И он понял, что она не поверила в его "хорошо".

Вовка Деев выписался из госпиталя и позвонил Володьке.

– Ну вот я и вышел на волю, так сказать, - сказал он в трубку, - а посему приглашаю долбануть по этому поводу.

– Куда пойдем?

– Заходи ко мне, решим... Куда-нибудь недалече от дома, а то ковылять на этих чертовых костылях трудновато.

– Приду.

Недолго размышляя, они решили отправиться в самотечную "Нарву" - и от Деева недалеко, и место знакомое. Деев долго рассматривал меню.

– Мясца охота... Давай по бифштексу по-гамбургски.

– Валяй, - согласился Володька, ощутив, как рот наполнился слюной.

– Так... По стопочке, конечно, и пивка холодного, - чмокнул губами Деев.

Жареного мяса Володька не ел с тридцать девятого года, не считая лошадиной губы, которую, проткнув штыком, поджаривал на костре под Ржевом. И Вовка Деев, наверно, тоже давно не едал такого, а потому проглотили они залитое яйцом мясо в один присест, не ощутив сытости. Деев, немного помявшись, все же решился выбросить еще пару сотен - заказал по второй порции и еще по стопке. В головы немного ударило, и Деев начал:

– Ты же знаешь, с отцом у меня еще до войны были сложные отношения, гулял он, бабник невозможный, а тут совсем распоясался - начальничек же... Ведь, считай, с дочками спал, с девчатами нашего с тобой возраста, меня не стеснялся. Короче, мне эта тыловая, прифронтовая жизнь, как передохнул и отъелся после училища, осточертела, плевать я на нее хотел, воевать же шел, а не в тылу отираться, - он задумался.
– Тут и получилась история.