Встретимся через 500 лет!

Холмс встал, переоделся в лучший свой костюм. Спустя десять минут он стоял у «Трех дубов».

15. Прекрасный малыш

– О, это вы мистер Стоун!
– воссияла мадмуазель Рене, увидев Шерлока Холмса.
– Какая радость! Я давно мечтала с вами познакомиться! Вы такой загадочный!

Шерлок Холмс подумал, что эта дама в ярко-красной шляпке – определенно есть уникум. Темноволосая, фигурка точенная, без сомнения, сотворенная богом в творческом апофеозе, понравилась бы и женоненавистнику, коим изобразил его Конан Дойль. Он так подумал, ибо впервые в своей жизни ощутил влечение к женщине. Бездумное, как стремление стали к магниту.

– У вас прекрасный малыш, - посмотрел на ребенка раздумавшего о чем-то в прогулочной коляске.
– Сколько ему лет?

– Два годика.

– Судя по глазкам, папенька у него...
– Холмс осекся.

– Договаривайте, я не обижусь, я вообще мало обижаюсь...

– Без сомнения, папенька у мальчика зрелый человек.

– Вы считаете, что лишь у зрелых людей рождаются умные дети?
– загадочно улыбнулась мадмуазель Рено.

– Это так… Они наследуют не только ум, но и опыт, - сказал он, впервые в жизни разумея, что такое настоящая женщина.

Холмс чувствовал, что стоит на краю пропасти, на дне которой блаженство и смерть. Нет сначала страшная смерть, потом блаженство.

– Ума, талантов и опыта у его отца было хоть отбавляй, - сказал она.
– Боюсь, однако, что потомственное безрассудство компенсирует эти качества…

– Вы сказали «было»?
– взглянул Холмс на мальчика, потянувшего к нему руки.

– Да, он почил.

– Можно, я возьму его на руки?

– Возьмите.

Шерлок взял мальчика на руки, тот заулыбался ему как знакомому.

– А как зовут малыша?
– спросил сыщик, прежде подумав: «Сын капитана Жеглова у меня на руках. Как забавно!»

– Владимир.

– Русское имя?!

– Отец его был русским и обожал русского певца Владимира Высоцкого. Еще он был мужем Марины Влади.

– Мужем Марины Влади? Вот как… - вернул Холмс мальчика в коляску. Маленькое тело будило в нем сентиментальность, то есть то, что в данный момент было лишним.

– Послушайте, мистер Холмс, извините, мистер Стоун, почему бы вам без обиняков не спросить у меня то, что вы хотите спросить?

– Задавать вопросы такой женщине, как вы? Красивой и умной?
– смешался Шерлок Холмс, поняв, что в этом санатории всем было ведомо, что он вовсе не бывший депутат парламента Стоун.

– Умной?!

– Обычные женщины не читают книг по квантовой механике, - указал подбородком на увесистую книгу, делившую в коляске место с ребенком.

– Не это не я читаю, это Владимир!
– рассмеялась мадмуазель Рене.

– Как я об этом не подумал!
– сказал Холмс, с трудом веря.

– Вы сказали, что не стоит задавать вопросов красивым и умным женщинам… - проговорила женщина, соображая, стоило ли говорить этому человеку, что мальчик уже как месяц читает и не что-нибудь, но исключительно книги по физике.

– Красивым женщинам легко веришь, а умные женщины легко к этому принуждают, - ответил Холмс, посмотрев в чересчур уж осмысленные глаза мальчика.

– Это так, но умный мужчина легко отделит зерна от плевел.

– Честно говоря, мадмуазель Рено, побыв с вами, я забыл, о чем хотел спросить...

– Это комплимент?

– Думаю, да.

– Спасибо. Мне очень приятно слышать от вас комплименты, и я отблагодарю вас.

– Чем же?
– посмотрел Холмс на лебединую шею, на грудь мадмуазель Рено.

– Советом, вернее советами.

– Готов их выслушать.

– Во-первых, поговорите с нашим садовником, месье Давидом Бонне. Беседа с ним поможет вам многое понять и правильно действовать. А во-вторых, опасайтесь профессора Мориарти. Он весьма опасный человек, добивающийся всего, что хочет.

– Спасибо, - поблагодарил задумавшийся Шерлок Холмс.
– Но опасаться профессора я не буду, ведь он – главная моя цель.
– До скорой встречи, мадмуазель Рене. Я счастлив, что познакомился с вами… Думаю, мы еще увидимся.

– Увидимся, - провидицей улыбнулась мадмуазель Рене.
– Непременно увидимся.

16. Давид Бонне

У постамента Афродиты, Холмс увидел человека, стоя на коленях, самозабвенно возившегося с моторной тележкой, кузов которой был полон поживой садовых грабель. Небольшого роста, с грубоватыми чертами лица, он сосредоточенно вкручивал отверткой очередной винт в кожух двигателя машины; рядом, на мятой промасленной тряпице, в ожидании своего места лежало еще пять-шесть.

– Здравствуйте, месье. Бог вам в помощь. Вы ведь Давид Бонне?
– сказал ему Холмс.

– Здравствуйте, месье, - ответил садовник, подняв безгрешные глаза.
– Да, я Давид Бонне, меня с детства зовут так.

– Насколько я знаю, вы в каком-то роде близкий родственник славного полковника Епифанова, в Эльсиноре именовавшего себя Глебом Жегловым?

– Да, родственник - тепло и простодушно улыбнулся Бонне.
– Можно сказать, мы с ним однояйцовые близнецы, родная мать нас бы не различила.

– Так бы и не различила?

– Это я просто так сказал. Конечно, мама различила бы нас, я ведь намного моложе.

– И не только это, - склонил Холмс голову набок.
– Вас трудно представить полковником советской милиции, поменявшим в своем пистолете не одну сотню обойм.

– Вряд ли кто смог бы представить меня полковником советской милиции, поменявшим в своем пистолете хотя бы одну обойму, - залился смехом Давид Бонне.
– По крайней мере, у меня это ни разу не получалось, как я не старался.

– Потому что по душе и мыслям вы ни в коем случае не ловец отребья, не борец с преступниками, но садовник?

– Совершенно верно, месье Стоун! Я – садовник по всем показателям и критериям. И знаете почему? Потому что меня увлекает лишь мое дело, и я хотел бы заниматься им всегда и везде, разумеется, постоянно совершенствуясь и накапливая мастерство. А если садовника выдвинули бы в Президенты, я сделал бы все, что в моих силах, чтобы он стал им, потому что садовник-Президент…

– Замечательно, - перебил его Холмс.
– Я вам искренне завидую…