Встретимся через 500 лет!

Проводив ее оценивающим взглядом, - ничего девочка, попка крутенькая, - Волк устремился к «Трем Дубам»...

Мегре опустил книжку. Он был недоволен - несмотря на помощь второй его ипостаси, второго Мегре, на странную помощь ушедшего Делу, его торпеда мчалась к цели со скоростью ломовой телеги. Что-то ей мешало. Что? Скептические глаза этих людей?.. Нет! Он сам что-то делает не так, сам... Делает не так, и потому то, что он им говорит, похоже на истину, как вывернутые наизнанку брюки похожи на брюки...

25. Любовь по-своему

– Что ж неплохо, весьма неплохо, из вас получиться бы замечательный лицедей - похлопал профессор в ладоши, когда Мегре замолк.

– Честно говоря, я не ожидал, что вы так прямо все прочтете.

– Продолжайте, Мегре, - сказала мадмуазель Генриетта.
– И знайте, что прямота не самый короткий путь к правде.

– Да, правда - не нож, скорее, болото, - вздохнул Люка.

– Итак, Действие третье, - Мегре обвел глазами слушателей.
– Мадмуазель Генриетта, увидев любовника, приходившего лишь в субботу, в банный свой день, бросилась ему на грудь:

– О, милый, милый, ты не дождался субботы!

– Слушай, девочка, - ответил сладострастник, вырвавшись из объятий возбужденной женщины, - я тут маленькую Люсьен по дороге встретил - цвето-о-чек! Давай, что ли, на пару сорвем?

– Ты с ума сошел, негодяй! Мало тебе, что спишь с моей дочерью?!
– на дубе, ближнем к обиталищу Генриетты, закаркал чем-то встревоженный ворон.

– Мало.

– Чудовище!!!

(Старшая медсестра Катрин метнулась с пузырьком нашатыря к мадмуазель Жалле-Беллем, понюхав, та артистично передернулась; Мегре втянул в себя как можно больше воздуха - нашатырь был нужен и ему).

Подождав пока медсестра усядется на свое место, Мегре продолжил:

– Слушай, девочка, а ведь у тебя нет выбора, - продолжал Делу гнуть своё.
– Впрочем, нет, выбор-то есть, но он называется «опять никому не нужна».

– Я уеду!
– зарыдала Генриетта.
– В деревню, в Париж, на Мартинику!

– Езжай!
– вынул из корзины пахучий капустный пирожок, принялся есть.

– Николь выставит тебя вон!

– А вот этого не надо. Смотри, теплые еще! – это о пирогах.
– Ради меня она на все пойдет - как ни крути, я - единственный самец в этой дыре.

– Ты - сатана! Ублюдочный сатана!
– скрип стула, на котором мерно раскачивался Катэр, модернистски оркестровал монолог Мегре.

– Успокойся! Давай, что ли, трахнемся по последней? Ты не поверишь, но я ведь люблю тебя, по-своему, конечно...

Мадмуазель Генриетта отвернулась, чтобы мерзавец не увидел ее жадно вспыхнувших глаз. Лу, однако, увидел. Злорадно захохотав, он схватил женщину цепкими волчьими лапами, отнес в спальню. Минут через пятнадцать относительной тишины, прерываемой сладостными стонами, из нее раздались голоса, скоро сменившиеся раздраженными криками, затем звуки борьбы. Еще через минуту Делу вынес бездыханное тело любовницы, во рту кляп из чего-то кружевного, волосы на макушке окровавлены. Открыв дверь кладовки, бросил женщину внутрь. Задвинул засов, быстрым шагом вернулся в гостиную, поставил на место опрокинувшийся стул, поправил ковер. Подняв с пола кроваво-красный пеньюар, масляно заулыбался, одел, так и эдак покрутился перед зеркалом. Сделав вывод: «Похоже, я еще и трансвестит», оглядел еще гостиную, ища следов происшедшей ссоры. Не найдя таковых, вихляя задом как кокетливая женщина, прошел в спальню, лег в постель и принялся ждать звонка домофона...

26. Почему горят глаза?

– Какая, однако, у вас пошлая лексика!
– мелодично попеняла мадмуазель Генриетта комиссару, когда тот сделал паузу, чтобы высморкаться.
– Хотела бы я поговорить с вашей супругой. С глазу на глаз. Представляю, что можно было бы выведать у нее о вашей высокой персоне.

– Вы думаете, комиссар Мегре бьет ее ногами, обливая матом, и таскает потом за волосы по квартире?
– перестав гонять слюну меж зубами, заинтересованно посмотрел Катэр на комиссара.

– Может, он ее бьет, обливая матом, и таскает потом за волосы по квартире, а может, и она, - усмехнулась мадам Пелльтан.

– Я слыхал от одного репортера, что он облагал всех проституток своего района натуральной данью, - подмигнув комиссару, сказал Катэр.
– А от одного ажана, что проститутки стояли в очереди, чтобы попасть к нему на прием. Когда же он был рядовым полицейским, мадам Мегре заставляла его после дежурств трижды мыть руки с содой и чистить под ногтями. Заставляла, боясь схватить от муженька дурную болезнь, а то и две.

– Действие третье, сцена вторая, - тяжелый взгляд Мегре утопил Садосека в кресле.
– Итак, наш Волк прошел в спальню, лег в постель, стал дожидаться звонка домофона. Он не заставил себя ждать.

– Входи, внученька, входи, милая, - сатанински торжествуя, нажал Волк кнопку пульта.

Внученька вошла с букетиком полевых цветов в одной руке, в другой - корзинка...

Мадмуазель Жалле-Беллем, вспомнив букеты Делу, криво улыбнулась:

– Замечательно, Мегре! Вы гений!

Мегре отставил книжицу, посмотрел на женщину изучающим взглядом. Ее нарочито мужской костюм (черный в светло-серую полоску), шел ей не меньше декольтированных платьев.

– Представляю, что вы скажете, услышав все, - сказал он, изрядно подмешав в голос сожаления.

– Довольно! Довольно с вас, я тоже хочу читать!
– вскочила вдруг та, как змеей ужаленная. Голос ее дрожал.
– Дайте мне книжку!

– Зачем она вам? Впрочем, сценарий в ваших руках...

– И вправду, - мадмуазель Жалле-Беллем артистично изобразила книжку кистями рук. Полистав, - складывая ладони, - отыскала нужную строчку, замерла на минуту, стала говорить, водя глазами из стороны в сторону:

– После встречи с Лу на краю леса воображением Люсьен завладели сладостные фантазии. Увидев их источник в бабушкиной постели, да еще в кроваво-красном пеньюаре - негодяй не прикрылся одеялом - девушка почувствовала желание, казалось, навек притупленное медикаментами дедушки, шагнула к кровати, положила букетик к ногам Волка. Тут ей овладела робость, в голове помутилось, она сказала слова, сами собой пришедшие на детский еще ум:

– Бабушка, бабушка, а почему у тебя так ярко горят глаза?

– Мои глаза горят, потому что ты подожгла их, подожгла своей неземной красотой, - отвечал Волк.

– Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие сильные руки?
– продолжала Люсьен спрашивать, как в сказке спрашивала Красная Шапочка.

– Чтобы сильнее прижать тебя к себе, mon petit loup[31], - сказал Волк.
– Так прижать, чтоб стать с тобой единым существом.

Тут ноги девушки подкосились, выронив корзинку, она упала в распахнутые объятия Волка. Из прихожей послышались череда глухих звуков – запертая бабушка всем телом билась о тяжелую дверь чулана...