Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
– Мегре вам об этом рассказывал. Мегре, называвший вас Люкой. Вы ведь проводили вместе с ним какое-то расследование?
– Мегре? Я проводил вместе с ним расследование? Не помню...
– подумав, покачал головой де Маар.
– Нет, не помню. Потому что перед вашим появлением в Эльсиноре у меня в очередной раз пропала записная книжка. А без нее я – памятная зебра.
– Памятная зебра?! – несказанно удивился Пуаро.
– Ну да. Зебра с узенькими белыми полосками «Помню» и широкими черными «Не помню».
– Странно, - задумчиво покрутил Пуаро ус.
– В этом санатории,
– Что еще видел? Ну, если вам это интересно, пол обоих номеров – 3-го и 4-го - покрыт кошачьими следами. И следами женских туфелек небольшого размера, принадлежащими, видимо, мадмуазель Люсьен.
– А как насчет полтергейста?
– С полтергейстом все нормально, - махнул рукой капитан.
– Лестничные ступеньки поскрипывали, как будто по ним взад-вперед ходили приведения, дверь шкафа, стоявшего в гостиной 3-го номера, пару раз открывалась, пока я не обездвижил ее бумажным клином. Потом, часа в три ночи, там же со стены упала картина, тут же с грохотом откинулась полка секретера, а уже под утро с одной из стен - шлеп!!!
– сорвались обои. Все это мало меня страшило, но вот огромный старинный стол, оккупировавший гостиную, едва не доконал.
– Вас?! Доконал?
– удивился Пуаро.
– Да, меня. Понимаете, он, расшатанный, переминался с ноги на ногу, цокая, как подкованная лошадь на мостовой, на паркете в данном случае. Представляете себе мои чувства? В полумраке, посреди большой пыльной комнаты - это от пыли у меня прыщик, на который вы не перестаете пялиться...
– Что вы, Гастингс, я только что его заметил!
– В общем, представьте, в полумраке, посреди большой комнаты стоит стол, цокает себе в тишине, изредка прерываемой падением полок и обоев, скрипом двери? Представили?
– Представил, - посмотрел Пуаро на прыщик.
– А теперь напрягите воображение и увидьте на нем большую куклу...
– На столе?
– Да.
– Она лежит?
– Нет, сидит лицом к вам. Сидит и щупает ваше лицо своими идиотски круглыми голубыми глазами.
– Представил. Жуткая картина. Висельник висит, пол покрыт следами кота, несомненно, черного. Половицы скрипят, стол топчется, на нем - кукла с расширившимися от страха глазами.
– Совершенно верно, расширившимися от страха зенками. Чтобы вконец не запаниковать, я решил изучить это непознанное явление, я имею в виду топтание стола, стал на четвереньки и полез под него. Предварительно, конечно, затворив куклу в плательном шкафу.
– И что вы увидели под столом?
– Пуаро был заинтригован.
– Две противоположные ножки у него были короче. Вот он и переминался в токах воздуха. Полагаю, что для помещения, в котором никто не живет, это нормально.
– Я тоже так считаю, - проговорил Пуаро, о чем-то размышляя.
– Может быть, мой друг, отложим визит к профессору да вечера? Ведь вам нужно выспаться?
– Знаете, Эркюль, чувство, что должно произойти что-то дурное, меня не оставляет. И потому
давайте сделаем визит прямо сейчас.– Согласен...
– Пуаро смотрел на Гастингса изучающим взглядом.
Капитан поправил узел галстука, пригладил волосы, глянул в стенное зеркало, спросил:
– Что вы на меня так смотрите?
– По-моему, мой друг, вы мне не все рассказали. Я вижу, что-то еще вас распирает.
– Я даже не знаю...
– замялся Гастингс, - этот чертов дом... Пуаро, вы будете иронизировать...
– Не буду. Слово джентльмена.
– Тогда слушайте. В середине ночи мне приснился странный сон. Нет, не подумайте, я мало спал. Он как-то мельком приснился, может быть, в одну секунду в меня вошел...
– И что вам приснилось? Висельник?
– Отнюдь. Помните историю? Розетты фон Кобург?
– Помню. Ее, кажется, задрали волки, - заскучавший Пуаро подошел к стенному зеркалу, водя подбородком из стороны в сторону, стал рассматривать лицо - засалилось, не засалилось?
– Да... я все это видел. Во сне. Как наяву, - повернулся к нему Гастингс.
– Интересно. И что же вы видели?
– Пуаро, приблизив лицо к зеркалу, сосредоточенно вытирал лоб платочком.
– Она была привлекательна в свои тридцать с небольшим лет...
– Я думаю. Если сам премьер-министр обратил на нее высочайшее свое внимание, - вернулся Пуаро на свое место.
– Весьма привлекательной и женственной...
– Полагаю, от этого сна у вас случилась поллюция? Вы об этом хотели мне рассказать?
– Да нет, что вы! Какие поллюции при моей... при моей диете?
– Я шучу, Гастингс. Так как все это случилось?
– Что случилось?
– Ну, при каких обстоятельствах ее задрали волки?
– За какое-то время до своей трагической кончины она узнала от врача клиники, что смертельно больна. Я видел этого человека, как вижу сейчас вас... Обыкновенный, но с живыми глазами, оживлявшими рябоватое лицо. Он пришел к ней, в «Дом с приведениями»...
– По преданию Розетта фон Кобург проживала в «Трех дубах», - вставил Пуаро, раздумывая, начать ему позевывать напоказ или подождать с этим.
– Нет, она жила в «Доме с приведениями». На втором его этаже, в четвертом номере. Так вот, врач пришел и все рассказал. Что последние три недели жизни ее будут мучить невыносимые боли, что ее придется накачивать морфием, что ей придется стать свидетелем своего медленного превращения в живой труп.
– Почему вы мне это говорите?
– воскликнула Розетта, отвернувшись, чтобы доктор не увидел выступивших слез. Где-то в лесу выли волки, над соснами сверкали звезды...
– Вы так говорите, как будто эту историю ввели в ваш мозг под гипнозом, - вставил Пуаро, вперившись глазами в завороженные глаза Гастингса.
– Мне самому так кажется. Этот дом насыщен мистикой, как водой море...
– Ну и что ответил доктор бедной женщине?
– У вас осталась две недели до этого, - сказал ей Пилар.
– А за две недели, если пожелать, можно... можно насытиться жизнью...
– Насытиться жизнью?
– обернулась она, готовая презирать.
– Что вы имеете в виду?