Встретимся у подножья Сакре-Кёр

– Что с тобой такое, Этьен? – Мириам не на шутку встревожилась.

– А еще я нюхаю кокаин. Вы с Мартином, кажется, тоже?

– Нет. С чего ты решил? – спросил я.

– В тот раз вы упоминали его в своем разговоре.

– Я уже не помню. Наверное, это была шутка, – я пожал плечами.

– Шутка, – он показался мне разочарованным. – Пару раз я пробовал кислоту. Это оказалось слишком для меня…

Анри сидел с таким видом, будто сейчас расплачется. Я подумал, что, если каждая наша встреча станет оканчиваться слезами Анри, то это, пожалуй, будет смешно.

– Этьен, Этьен. Ты пытаешься таким замысловатым образом покончить с собой? Анри, теперь это ты должен спасать Этьена! Видишь, как непостоянен сей мир, и как быстро меняются роли. Этьен, позволь полюбопытствовать: а сколько ты платишь своему психотерапевту?

Этьен хищно улыбнулся.

– Нисколько.

– Как же так? – Мириам изобразила удивление.

Этьен выдержал театральную паузу.

– Мой психотерапевт является по совместительству моим отцом. И моя мать устраивает мне психологические консультации, потому что она психолог.

Мириам ахнула, а я с еще большим любопытством начал разглядывать Этьена.

– Да. Он всю жизнь относился ко мне, как к пациенту. И вот я стал его пациентом. Я ненавижу его. И мать свою ненавижу за то, что позволила ему со мной так обращаться. Но ничего, они получат свое. Будет смешно, если однажды их единственный сын умрет от передозировки разными препаратами. Вы не находите это смешным? – Этьен продолжал скалиться.

Он ждал, что мы скажем нечто вроде: «о нет, Этьен, ты должен прекратить, и как-то разобраться со всем этим дерьмом, давай, налаживай свою жизнь!»

–Конечно, находим. Это в самом деле очень смешно, Этьен. У тебя прекрасное чувство юмора. Продолжай в том же духе! – я мило улыбнулся ему.

Потом Мириам будет ворчать, что я увел из-под носа её реплику.

Я не успел ничего спросить про то, как именно Этьен ворует рецепты на свои таблетки: Анри помог тому подняться на ноги, бросил «вы просто две твари», и повел Этьена под руку – подальше от нас.

Мириам прильнула ко мне, и положила голову на мое плечо.

– Мартин, как же мне скучно, как же мне безумно скучно!

– Разве? Напротив: выясняются новые и все более волнующие подробности, Анри оказался совсем не таким, как мы о нем думали, равно как и Этьен. Они словно сговорились и решили поменяться местами.

– В том-то и скука: я с самого начала поняла, что они, когда мы узнаем их чуть получше, окажутся не такими, как о них можно подумать. Анри – умен, по-настоящему травмирован, и способен давать отпор и защищать, а Этьен – трус, слабак, легко поддается искушениям, и просто истеричка. Они, пожалуй, нам теперь не достанутся?

– Я все-таки думаю, что Этьен не истеричка, а глубоко больной человек. Да: я вижу, как болезнь расцвела в нем зелеными полями плесени. Знаешь, что за болезнь у него?

– Нет.

– Ненависть и неприятие себя. Знакомо?

Мириам молчала.

– Давай дадим им шанс. Не забывай: впереди у нас целое лето, и, пожалуй, что-то может и получиться. Одно лето в аду, – сказал тогда я.

– Одно лето в Брюсселе.

– Но ведь для тебе это одно и то же?

– Да. Мы ведь поможем Этьену?

– Разумеется. Мы всегда помогали всем страждущим.

5. Маленький принц

Я выключил настольную лампу, и рухнул на холодную постель, которую расправил за мгновение до этого.

Повернулся на живот, и уткнулся носом в подушку: наволочка пропахла потом, моими духами, и еще чем-то таким сальным и не очень приятным. Словом, белье нуждалось в стирке.

С тех пор, как я съехал от родителей, вопросы поддержания порядка и чистоты жилища перестали меня волновать. Я не вытирал пыль, не мыл полы, не ходил в прачечную, но все-таки мыл тарелки, если ел что-то дома.

Мои родители вообще-то наняли домработницу, что три раза в неделю убирала наш дом, но за исключением единственной комнаты – моей.

Отец считал, что обязанность по поддержанию чистоты несколько дисциплинирует меня. Иногда даже доходило до абсурда: он лично проверял, убрался ли я, проводил своим длинным и костлявым указательным пальцем по мебели, и, если на палец прилипала пыль, то…

В том-то и дело, что ничего не происходило. Но я пребывал в постоянном страхе от ожидания какого-нибудь наказания.

Сейчас на улице дул ветер и ветки деревьев стучали в мое окно. Я перевернулся на бок, и принялся наблюдать за их движениями.

Когда же все это началось?

Мне кажется, у этого нет начала: оно всегда было во мне, и со мной. Пусть я и не мог понять, что за этим кроется в действительности.

Жаль. Тогда я мог бы уберечься от дальнейших кошмаров.

Однажды родители забрали меня из детского сада, сразу оба! Наверное, в тот день был выходной, или же праздник национального масштаба; обычно ведь только мама забирала меня.

Начальник моей мамы шел ей навстречу, и отпускал на час раньше: чтоб она успела заехать за своим ребенком. Мама работала в частной клинике, главным врачом которой был мой отец.

Отец говорил, что всегда заботился обо мне, – не хотел, чтоб его сын вырос отчужденным, печальным, и потому слабым и больным. Важно показать сыну, что его любят и оберегают. И потому встречают из детского сада.

Но все это ерунда. Я придаю такое большое значение своим детским воспоминания по одной причине: отец заставлял меня вспоминать, озвучивать и прорабатывать их десятки раз. До тех пор, пока я не перестал чувствовать хоть какую-нибудь связь со своим прошлым.

Особенно этот день. Да, я хорошо его помню.

Так вот, я запрыгнул на заднее сидение нашей машины. Было солнечно и хорошо. Наверное, так должно быть в детстве – солнечно и хорошо.

– Этьен, а расскажи, какая девочка из детского сада нравится тебе? – спросила вдруг мама.

– Мари! Зачем ты лезешь к ребенку с такими глупыми вопросами? Это вторжение в личное пространство, – мягко, но строго одернул её отец.

– В моем вопросе нет ничего страшного!

Я тоже думал, что в таком вопросе нет ничего страшного. Потому что мне не нравилась ни одна девочка из детского сада. Я ведь не дружил с ними, они не дружили со мной. Я играл только с мальчиками, и, если уж мама хочет знать, кто мне нравится, так я скажу ей.