Встретимся у подножья Сакре-Кёр

Мне хотелось бы рассмеяться этим словам Мириам, но я сдержался. Нужно сохранять нотку драмы.

– Хорошо, – улыбнулся наивный Анри. – На самом деле, это все не так уж интересно. Когда я поступил в университет, то стал скучным и обычным. Потому что я таким и выглядел в глазах людей, которые меня совсем не знали. А не мог же я кидаться на них с этим своим прошлым?

– Верно. Ты поступал очень разумно, Анри.

– Спасибо, Мириам. Кажется, только мое прошлое и моя семья делают меня интересными. Сам по себе я пуст.

– Каждый из нас таков, и пуст сам по себе.

– Но ты, например, очень интересна, Мириам.

– Я только создаю иллюзию. И все же, Анри, расскажи о той встрече.

– Я приехал на пасхальные каникулы домой. Но дома больше не было. Моя мама умерла за месяц до этого. Отец ушел с головой в работу. Нет, не потому, что тосковал: он не любил маму, он устал от неё, он просто всегда много работал.

В тот субботний день я рисовал на площади. Сидел на ступеньках церкви святого Николая, и пытался изобразить Гент. Краем глаза я видел, как за мной наблюдает один мужчина. Что ж, возможно, ему просто интересно. Не знаю. Мне было все равно. Но потом он подошел ко мне, и сказал, что-то вроде «все художники – святые», но с этим даром лучше быть поосторожнее: иногда он не приносит его обладателю ничего хорошего. Я внимательно посмотрел на него, и спросил, что он имеет в виду. Помню, как он удивился моему английскому. Сказал, что здесь все пытаются говорить с ним на голландском. А в Брюсселе его тошнит от французского, который он не мог выучить ни за полгода жизни в Париже, ни за несколько месяцев в Бельгии. Я сказал, что тоже жил в этих городах. Он попросил прощения за ту первую фразу: на него напало странное настроение, и он начал скучать по одному своему другу-художнику, который пропал без вести. Поэтому, увидев, как я рисую, он и начал следить за мной: это напомнило ему о друге.

Вы , быть может, уже поняли, что я не склонен доверять людям – я скорее побаиваюсь их. Но тогда, честное слово, я сразу же ему доверился! И предложил провести экскурсию по городу.

Мы гуляли весь день, до самого вечера, и разговаривали. Ближе к ночи расстались. Он тогда дал мне свой адрес в Брюсселе, сказал, что я могу приходить к нему, он будет рад снова меня увидеть, и, как дурак, сразу после каникул, я помчался по этому адресу, но меня встретила запертая дверь дома. Я приходил еще. Я ходил туда целых две недели, каждый день. Уже не понимал, зачем. Но его не было. Быть может, он вернулся обратно в Лондон? Он был англичанином. Или уехал в Париж? Я волновался, вдруг с ним что-то случилось, но не мог узнать. А потом…потом я перестал туда ходить, и вскоре забыл об этом. Но все же, иногда мне становиться так грустно, когда я гуляю по Генту один. Я вспоминаю этого человека.

Анри замолчал.

Этьен сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги по-турецки, и, кажется, наслаждался теплым майским солнцем. Он выглядел красивым и умиротворенным.

– И это все? То есть, у вас с этим мужчиной даже секса не было?

– Мириам, но ведь он не был…гомосексуалом.

– Анри, конечно же был! Или ты чего-то нам не договариваешь?

– Я рассказал все, как помню, – тот пожал плечами.

– Многое ты мог позабыть. Мы иногда так делаем, – Мириам глотнула вина.

– Кто «мы»? – вдруг спросил Этьен.

– Люди. Огромный род человеческий. Ты чувствуешь себя частью людского сообщества, Этьен?

– Что я должен ответить, чтоб ты отвязалась от меня? – Этьен продолжал сидеть в той же позе. Он словно застыл. И произнес он свою реплику медленно.

– Таблетки помогают найти умиротворение? Этьен, ты не почувствовал ревности, когда слушал рассказ Анри?

– Нет. Мне все равно.

– Но тебе было жаль Анри за его страдания в прошлом?

– Не думаю, что моя жалость ему как-то поможет.

– Ты спас его от самоубийства, не забывай об этом. Теперь ты полностью несешь ответственность за судьбу Анри. Если что-то у него пойдет не так, он знает, кого можно обвинить. И, право же, на то у него будут все основания.

– Если ты пытаешься кого-то на что-то спровоцировать, Мириам, то иди к черту. И если это вторая часть твоего так называемого перфоманса, то иди к черту тем более.

– Анри, не хочешь сказать что-нибудь Этьену? Может, ты хочешь спросить у него что-то? Что-то такое, самое важное, что доставляет тебе тревогу? Анри, ты ведь мучаешься от этого вопроса весь последний месяц, не так ли?

– О чем ты? – Анри взглянул на Мириам с молящим выражением лица.

– Анри, ты должен спросить: «Этьен, ты любишь меня?»

– Пойдем отсюда, – Этьен резко встал, и протянул руку Анри.

Тот, изобразив на лице ухмылку, посмотрел на нас, поднялся, и, не взяв Этьена за руку, молча направился в сторону.

– Это он так задает вопрос. Ты должен немедленно пойти за ним, если не хочешь неприятностей. Ну же, Этьен, решай!

Он как-то глупо замешкался, совершил несколько непонятных телодвижений, потом остановился, открыл рот, и попусту рухнул на землю.

– Это что? – сморщившись, спросила Мириам.

– Обморок. Не заметила, как он побледнел до этого? И вообще, такое впечатление, будто он еле-еле держался. Наверное, не те таблетки принял.

Я попытался уложить Этьена ровно, пока Мириам кричала «Эй, Анри, тут твой парень в обморок упал! Он сейчас умрет!»

– Что же он, мать его, пьет такое? – задумчиво произнес я, укладывая тело Этьена.

Я на мгновение остановил свой взгляд на его бледном лице.

Милая мордашка: аккуратные черты, даже отдающие аристократическим благородством, следы тайных страданий и болезненности, утонченная нервозность…

«Проблема Этьена в том, что он из кожи вон лезет, чтобы выглядеть нормальным. И, кажется, он добился своего: все считают его хорошим и нормальным. Но я-то сразу увидела, что нормальностью там и не пахнет. Он, уверена, врет сам себе еще больше, чем людям», – вспомнил я недавние слова Мириам.

Анри уже был тут, и, чего я не ожидал, он довольно грубо оттолкнул меня от Этьена, еще и умудрившись бросить в мою сторону такой взгляд, подобных которому…

Я не прощаю. Анри, в ту секунду ты сам себе подписал приговор.

– Опять. Он падал в обморок на этой неделе, – с беспокойством произнес он.

– Вот оно что. Но с ним все в порядке? – поинтересовалась Мириам.

– Не знаю.

Этьен вскоре пришел в себя. Все это время я стоял над Анри и Этьеном, сжимая и разжимая кулаки, и наблюдая, как Анри пытается совершать бестолковые манипуляции с телом своего друга. Счастье Анри, что он не повернул в ту секунду голову в мою сторону, и потому не мог видеть, как я смотрю на них обоих.

Я чувствовал спиной взгляд Мириам. Она улыбалась. Её улыбка словно щекотала мое нутро.

Этьен тяжело дышал. Он попросил воды. Ни у кого из нас не было воды.

– А, хрен с ним. Ребята, – он через силу улыбнулся, – у меня действительно огромные проблемы.

– Со здоровьем?

– Да, и с этим тоже.

Этьен сел, облокотившись на плечо Анри.

– Я горстями пью эти гребанные таблетки. И мой психотерапевт об этом не знает. Я ворую у него рецепты, и потом покупаю в аптеке кучу таблеток. Наверное, в совокупности они дают не очень хороший эффект. Иногда кажется, будто я развалюсь на запчасти, но лучше пусть так.