Встретимся у Ральфа

— Знаешь, Пит заставил меня задуматься. — Джемм вылила остатки пива из банки в бокал. — Точнее, его слова о приключениях, доверии к людям и прочем. Он ведь прав. Мне нравится считать себя эдакой… — она неопределенно покрутила ладонью, — авантюристкой, готовой к любому риску, открытой для всего нового. А на самом деле прав Пит. Мы все чего-то боимся, разве нет? Вокруг полно психов, но я сомневаюсь, что все они мечтают убивать и насиловать.

С тобой так бывает: заходишь в метро или идешь по улице, видишь, как встречаются приятели, слышишь их разговоры и чувствуешь, насколько они близки, как много пережили вместе? Тебя в этот момент не колет зависть или хоть жалость, что ты что-то упустил? Почему, к примеру, их дороги пересеклись, а моя прошла стороной? Может быть, они классные ребята, но мне их никогда не узнать. Я для них — всего лишь чужое лицо на улице, у меня свои друзья, которых им никогда не узнать. Грустно. Ты понимаешь? На свете столько людей, и по закону больших чисел за жизнь мы можем познакомиться лишь с крохотным процентом живущих на земле. А наш собственный страх здорово сокращает эту цифру. Почему мы так боимся друг друга? Коллега приглашает в ресторан — ты в ужасе; сталкиваешься в электричке с одноклассником, он предлагает посидеть, выпить, вспомнить старые времена — ты суешь ему номер телефона и надеешься, что он никогда не позвонит. У тебя узкий круг друзей — кто для вторника, кто для четверга; вечер понедельника ты проводишь дома, в среду идешь в фитнес-зал. Где взять время для новых знакомств, куда их втиснуть? Разве таков был Божий план? Разве это правильно? Да мы проживаем ноль целых одну миллионную потенциала, данного нам Всевышним. Мне всего двадцать семь, а во что я превращусь, когда стукнет пятьдесят? Грустно, да?

— Мне кажется, ты слишком оптимистка, Джемм. Друзья далеко не всегда развлечение, это еще и забота. Ты получаешь их вместе с проблемами, капризами, комплексами, надеждами, и ради настоящей дружбы тебе приходится прикладывать усилия, чтобы справиться со всеми этими негативными сторонами. По-моему, избирательность — штука вынужденная. Сама жизнь вынуждает нас взять пару конфеток по своему вкусу из коробки ассорти, а остальные, с клубничной, сливочной и ореховой начинкой, оставить кому-нибудь другому.

— Ага! — Джемм покачала головой. — А кому достанется вишня в ликере?

Ральф засмеялся:

— А вишни в ликере работают в секс-шопах и каждый день возвращаются в квартиру, где их ждет лишь мышиный помет. — Он взглянул на счет, который беспокойная официантка на всякий случай принесла вместе с заказом.

— Наверное, ты прав. Я и сама замечаю за собой некоторый идеализм. Друзья и впрямь не одна только радость, но и головная боль. Ох, не знаю… — Джемм со вздохом опустила подбородок на сложенные ладони и улыбнулась Ральфу. — После слов Пита мне вдруг показалось, что я не так живу. Обидно. Сколько шансов упущено. — Она перевернула чек, чтобы увидеть общую сумму.

— Таких, как Пит, — один на миллион. И это правильно. Не могут все быть такими, как он. И тому, что мы замыкаемся, есть объяснение: инстинкт выживания, самый мощный из всех инстинктов. В восьмимиллионном городе иначе не выжить. — Ральф вытащил из портмоне бумажку в десять фунтов.

— Есть люди, которые всегда жалеют о том, что прошло мимо них. Наверное, и я из их числа. Если меня приглашают на две вечеринки сразу, я, естественно, выбираю одну, а потом мучаюсь, что сделала не тот выбор и пропустила вечеринку века. У соседа трава зеленее и тому подобное…

Она запнулась. За столом повисло молчание.

— К твоим романам это тоже относится? — полушутя, полусерьезно спросил Ральф.

— Обычно нет. — Опустив голову, Джемм упорно не отрывала взгляд от салфетки.

— Обычно? Значит, все-таки бывает? Напряжение сгущалось.

— Бывает… иногда.

Ральф буквально осязал близость решающего момента. Они остановились на краю пропасти; еще миг, еще дюйм — и полетят вниз. Только бы не ошибиться, сейчас даже звук неверный может все испортить. Ральф сделал глубокий вдох и затаил дыхание. Они молча смотрели друг на друга. Вечность спустя Джемм открыла рот, опустила ресницы и… ничего. Ральф выдохнул. Его очередь.

— Когда? — мягко подтолкнул он. «Ну же, Джемм! Прыгай, я поймаю! Все получится, ты только рискни…»

Джемм складывала из салфетки веер.

— Да так… иногда. Не часто.

— Тебе казалось, что где-то трава зеленее, так? И что? Действительно зеленее?

Ни один из них не заметил, как официантка забрала счет и деньги.

Джемм пожала плечами, не отрываясь от своего занятия.

— Не знаю.

— Так и не поняла? — осторожно продолжал Ральф.

Джемм отбросила салфетку и посмотрела ему прямо в лицо.

— Нет. Пока не поняла. Пойдем? — Она рывком поднялась со стула, тот покачнулся и упал. Вспыхнув, Джемм бросилась его поднимать, но ремешок сумочки зацепился за ножку. Ральф помог снять ремешок, поднял стул и выпрямился.

Их лица оказались в паре дюймов друг от друга. Джемм нервно забросила ремешок сумочки на плечо и отвела глаза.

— Извини. — Она попыталась его обойти. Ральф взял ее за плечи и вновь заглянул в глаза.

— Ты сказала — пока не поняла. Но поймешь? Когда-нибудь? В будущем? Попробуешь?

«Скажи „да“, Джемм, пожалуйста. Ради всего святого, скажи „да“».

— Нет. — Она уронила голову. — Вряд ли. Так не поступают, верно?

— Ты имеешь в виду Смита?

— Нет. Я не имею в виду Смита. Речь не о Смите. Мы рассуждаем гипотетически, разве не так?

— Ну да, понятно. — Ральф сник. Выдавил смешок. Черт бы тебя побрал, Смитти. — Пожалуй, нам пора.

К этой теме они больше не возвращались. Слова, что казались ясными в ресторане, с каждой минутой становились все двусмысленнее.

Глядя на предутренний городской пейзаж за окном такси, они заговорили о чем-то незначительном и домой вернулись друзьями. Но оба понимали, что прореха в отношениях заштопана наспех, что этот вечер в ресторане им не привиделся.

Ральф до утра пролежал на спине, подтянув одеяло к подбородку, сцепив руки на груди, устремив неподвижный взгляд в потолок. Он устал, но не хотел закрывать глаза. Сделай он это — и замелькает калейдоскоп образов, образов из параллельного мира, где он принес в тот вечер пионы, он помогал с ужином и не ушел первым спать, где он больше думал о карьере и своем предназначении, где Джемм приняла другое, правильное решение и выбрала его.

Этот вечер был лучшим в его жизни. Никогда прежде ему не было так хорошо наедине с девушкой. Вечер пролетел на одном дыхании, как кино, фееричное, нереальное. Пролетел… А он любит Джемм — еще сильнее, чем прежде.

В глазах защипало.

Джемм ответила вполне ясно. Какая тоска.

Глава двадцать вторая

— Привет, Джемм, — чирикнула Стелла.

— Доброе утро, Стелла.

— Новый жакетик?

— Ему сто лет в обед. — Похоже, запас комплиментов Стеллы истощился.

— Все равно прелесть. Очень тебе идет. Как прошел уик-энд? А твой бедный друг? Как он себя чувствует?

— Гораздо лучше, синяки прошли, рука почти зажила; врачи говорят, последствий не будет.

— Замечательно! Отличные новости! Моя тетя Кейт как-то тоже сломала руку, и ей не повезло — запястье плохо срослось, так до конца жизни и болело. Впрочем, ей тогда было восемьдесят два, а старые кости, говорят, очень хрупкие. Вот и у мамы бедро — сломала, три года ждала, чтобы ей сделали эту ужасную операцию, заменили кость, а потом треснуло колено, и она опять два года ждала операции, но все равно хромала — шлеп, шлеп, шлеп, и…