Встретимся в раю

Дожидаясь чая, Лимон читал о причинах очередного витка инфляции. Статья обрывалась на слове «однако». Со вздохом он отложил клочок газеты для других надобностей и посмотрел в окно. Тяжкая обморочная жара висела над переулком. Она угадывалась в дрожании плотного сизого воздуха. На дне заплывшей траншеи, пролегавшей посреди переулка словно окоп, желтели наметенные холмики сварившейся листвы. Она частично прикрывала мусор, высохший, как порох. Наискосок от дома еще вчера через траншею были переброшены мостки. А сегодня не осталось — сперли. Кому понадобились трухлявые доски? Лишь вмятины от мостков темнели на откосах траншеи.

Пожалуй, именно исчезновение старых мостков окончательно испортило Лимону настроение. Все вокруг разваливается, разрушается, исчезает. Инфляция сжигает деньги. Тихий и зеленый в детстве Лимона переулок превратился в грязную канаву. Добрые соседи уехали, а вместо них появилась разная погань, место которой — в живодерном фургоне.

Давно, конечно, можно было уехать отсюда на московскую окраину. Поджениться или подкупить не шибко упрямого председателя домкома — и решить жилищную проблему. Однако Лимон жил в доме с рождения, между Сухаревкой и Цветным у него были дорогие сердцу места, которые не могли испохабить ни мерзость трущоб, ни опухшие сволочные соседи. А кроме того, жилищная проблема еще не приобрела настоящей остроты. Лимон пока ощущал некоторый дискомфорт — не больше. Не все ли равно, где отсыпаться… Работу он поменять уже не мог. Да и зачем? Она давала независимость, неплохие деньги и много свободного времени.

Попивая тайваньский чай с югославской ветчиной, Лимон рассматривал на подробной немецкой карте южную оконечность Москвы, запоминая самые незначительные топографические детали. И ощущал при этом знобкий холодок, как много лет назад, когда вот так же дотошно изучал перед поиском карту с желтыми плешинами плоскогорья, коричневыми загогулинами горных хребтов и редкими зелеными линиями речных долин.

В окрестностях Бутова у Лимона было дело. К этому важному делу он готовился четыре с лишним месяца, еще с весны, и теперь понимал, что наступает решающий момент. Недавно он убедился, что тихая скромная дача на Богучарской улице — перевалочный пункт наркотиков.

К делу Лимона подтолкнул приятель из Ростова, знакомый по Афгану. Зимой он неожиданно появился у Лимона. А за выпивкой проговорился, что недавно «работал по травке», но попался и, чтобы не сесть на большой срок, согласился стать стукачом управления по борьбе с наркотиками. И одну цель уже сумел провалить. Конечно, приятель никогда бы Лимону в этом не сознался, но у него, видать, сдали нервы, вот и поделился. Еще он серьезно опасался за свою жизнь — вышел на какой-то новый «ход» и сразу же почувствовал, что оказался под наблюдением.

Лимон не очень поверил в эту историю, зная приятеля как обычного серого мужичка, который звезд не хватает и мышей не шибко ловит. Однако на другой день ростовца застрелили днем прямо в пивняке на Трубной, где он поджидал Лимона. Если бы Лимон не задержался, скандаля с очередной сожительницей, которая вдруг вздумала к нему возвратиться… Да, лежать бы ему рядом с ростовским знакомым на мокрых грязных опилках в зале пивняка!

Вот когда Лимон серьезно поверил в рассказ ростовца. Поначалу он тоже запаниковал. И затаился — кто знает, насколько хорошо выявлены московские связи незадачливого осведомителя. Однако время шло, слежку за собой Лимон не ощущал, как ни проверялся, и в гости к нему без приглашения никто не ломился. Значит, не попал Лимон в поле зрения сердитых «гасильщиков» из наркосиндиката, иначе давно бы угробили.

И вот, едва он успокоился и отошел от страхов, едва перестал спать с заряженным дробовиком, взбрела ему в голову опасная мысль, от которой он сперва с содроганием отмахивался. Но чем дальше, тем больше занимала Лимона сумасшедшая мысль и терзала, словно гвоздь в подошве. Захотел он, что называется, дернуть тигра за усы, посмотреть поближе на шишкарей наркобизнеса. Зачем ему это было нужно, Лимон и сам не знал. Шантажировать кого-то он не собирался. Смешно! Положите, мол, под камень на углу Трубной и Рождественского бульвара девять кусков крупными купюрами…

Начал Лимон приглядываться к Петюнчику, товарищу детских игр, одному из немногих сретенских аборигенов. Петюнчик, как слышал Лимон, промышлял травкой. Последив за ним с месяц, Лимон убедился: Петюнчик был если не шестеркой в бизнесе, то не выше семерки. Он командовал несколькими начинающими разносчиками, которые сбывали дурман дозами дешевым проституткам и мелким сутенерам. Однако, наблюдая за соседом, Лимон постепенно вышел на крепенького улыбчивого старичка, торгующего на Центральном рынке кактусами. У этого дело было шире — работало пять или шесть бригад. Старичок-кактус мог вполне оказаться десяткой в колоде. Но Лимону хотелось взглянуть на туза.

Так за четыре месяца неспешных, но неусыпных поисков Лимон и вычислил плотного малого с невыразительным мясистым лицом и тусклым взглядом. Без особых примет, что называется, был малый. На таких женщины глаз не кладут. Это ему, однако, не мешало. Он сновал по московским рынкам на мощном, но скромном «фольксвагене», и везде у него были свои старички, а то и старушки, вроде десятников. Про себя Лимон окрестил малого Лбом. Но и Лоб оказался не самым крайним. Козырным тузом был хрупкий молодой человек, которому принадлежала дача на Богучарской. Проследив за дачей с помощью хорошего бинокля с инфракрасными насадками, Лимон изучил распорядок жизни козырного туза наркобизнеса.

Педантом был сей молодой человек, большим педантом. По часам делал зарядку, завтракал, гулял с этюдником или фотокамерой по окрестным полям и перелескам, принимал девушек, читал, укладывался спать. Этакий английский эсквайр… Ничто не могло нарушить железного распорядка — однажды Лимон наблюдал, как подъехавший раньше времени Лоб прятался на проселочной дороге и с нетерпением поглядывал на часы.

Клиенты на машинах с иногородними номерами появлялись на даче раз в неделю, по субботам, и задерживались не дольше часа. Накануне, в пятницу, Лоб ездил в один из московских банков. Ясно, брал деньги для расплаты с поставщиками.

На педантизме Туза и построил Лимон свой план. Можно было остановить Лба, возвращающегося из банка, можно было напасть на машину поставщиков, едва они отъедут от дачи. Но оба эти варианта сопряжены с шумом… Со Лбом постоянно катаются два мордоворота, пасут. Потом они целые сутки болтаются в саду у дачи и исчезают лишь в ночь на воскресенье, когда Лоб, по всей видимости, увозит товар в Москву. Поставщики всегда путешествуют большими группами и обидеть себя по дороге не дадут.

Следовательно, деньги надо брать в ночь с пятницы на субботу. В это время на даче только хозяин и два охранника — Лоб никогда не оставался ночевать на Богучарской. Правда, по ночам вокруг дачи бродил еще черный угрюмый мастифф, которого на день запирали в сарайчике. Так что начинать, как понимал Лимон, придется с собаки…

Его томила необходимость вплотную приступать к намеченному. Понимал, что сует руку в крысиную нору. Мало было шансов разделаться с дачей в одиночку, очень мало. Лимон перебрал в уме всех приятелей и знакомых, которых можно было бы взять в дело, и всех отмел. Лимону нужен был в напарниках умный и хладнокровный циник, который не станет размышлять, можно ли наказывать преступников, совершая преступление, и насколько гуманно травить охрану, убивать собак… Циников-то вокруг хватало, но одни были неумными, другие — не хладнокровными. И, кроме простого совершенствования в цинизме, ничего другого делать не умели и не хотели. Оставалось надеяться только на себя.