Встретимся в Силуране!
Шрифт:
Не будь госпожа Дочерью Клана, Аранша не нашла бы в поведении парня ничего необычного. Наемница, привыкшая находиться среди мужчин, не раз ловила на себе такие взоры. И каждый раз огорчалась: опять скоро придется кому-то нос разбить! Они сулили неприятности, эти голодные, жадные мужские взгляды…
Но ведь не может какой-то паршивый Керумик из какого-то паршивого Семейства осмелиться даже подумать…
Ох, да он же Подгорный Охотник, они все ненормальные!..
Внезапно эта пронзительная мысль потускнела, отодвинулась куда-то. К горлу подкатил плотный ком. Женщина бросила перо, поспешно встала, неверной
Кто-то из наемников дружески бросил вслед:
— Что, Аранша, вино паршивое или жратва — отрава?
Женщина коротко кивнула, боясь произнести хоть слово.
И пока за крыльцом ее выворачивало наизнанку, она молча твердила себе: да, вино паршивое, да, жратва — отрава… и понимала, что обманывает себя. И так уже все ясно.
— Харнат оторвет мне голову, — мрачно сказала она вслух. — И будет прав!
Конечно, прав! Как смеет Аранша рисковать не только своей шкурой — пес бы с ней, с этой шкурой, в каком только огне не побывавшей! — нет, рисковать долгожданным, заранее любимым ребенком! Ведь знает она, почему Харнат зачастил в храм, почему дает жрецам золото, о чем просит Безымянных…
А сама она… разве не потеряла она надежду в двадцать лет, когда в Яргмире, во время атаки пиратской эскадры, вместе с другими наемниками разворачивала на скале тяжелую катапульту — и упала, покатилась по камням от режущей боли внизу живота. Если бы тогда поберегла себя — было бы сейчас сыну или дочке восемь… нет, девять лет!
Опытная подруга после сказала: «Забудь, это с тобой вряд ли повторится… да и зачем тебе?..»
Сейчас, почти через десять лет, Безликие дарят ей последнюю надежду. А счастливая мамаша, стерва такая, тащит бедного ребенка — это ж подумать жутко! — в Подгорный Мир…
Аранша погладила себя по животу. Даже сквозь одежду чувствовалось, какой он плоский, подтянутый, с не по-женски крепкими мышцами.
— Не повезло тебе с мамой, да, малыш? — виновато шепнула она, понимая, что выбора все равно нет и решение уже принято. Нужно идти за госпожой. За Врата так за Врата, в Бездну так в Бездну. А станет страшно — сломать хребет проклятому страху!
12
«Неужели среди всадников и впрямь была Арлина? Опять боится отпустить меня одного? Сейчас-то с какой стати? Не в Подгорный Мир ухожу, не в сраженье! Совсем жена с ума сошла! Вернусь — поговорим… Ох, Ильен, Ильен, сколько тревог из-за тебя, дуралей ты маленький…»
Ралидж постарался отогнать неприятные мысли и ткнул носком сапога в кострище, размытое недавним дождем:
— Здесь, я вижу, не раз ночевали?
— Так, господин, — поклонился капитан, который стал очень почтительным, когда узнал, что среди его пассажиров — Сын Клана. — Здесь часто причаливают суда.
— А где сейчас «Летящий», как ты думаешь?
— Я, господин мой, не думаю, я знаю. Это мы до темноты не успели проскочить Пенные Клыки, а «Летящий» их засветло прошел. Теперь вся команда отсыпается на постоялом дворе у Кринаша… Если я больше не нужен Соколу, я приглядел бы за моими бездельниками?
Ралидж рассеянным кивком отпустил хозяина, осматривая просторную поляну, где матросы растягивали на кольях навес из плотного полотна и тащили из леса дрова для костра. Тихоня, Ваастан и Айфер помогали матросам. Щеголь Челивис восседал на
груде лапника с таким страдальческим видом, словно это был сложенный для него погребальный костер. Купец Аншасти деловито сновал по палубе приткнувшегося к берегу корабля. Ни юного Фаури, ни загадочного Никто не было видно.Мимо кострища легкой походкой пробежала Ингила.
— До чего же славно устраивается наша пестрая компания! — восхитилась она. — Эй, Тихоня! Я к реке, умыться…
И исчезла среди ивняка, где уже клубилась ночь, готовая выползти на поляну.
Тихоня, вгонявший в землю кол для навеса, даже не обернулся на голос своей маленькой госпожи. Зато Пилигрим, негромко беседовавший с Рифмоплетом, так и вскинулся в сторону, куда упорхнула циркачка.
— А-га-а! — протянул он (причем голос выдавал, что юношей владеют отнюдь не только благочестивые мысли о Храме Всех Богов). — Малышка одна, в темноте, в густом ивняке… Пойду пригляжу за бедняжкой…
И поспешил за девушкой, ухмыляясь, как кот, случайно разбивший на кухне горшок и обнаруживший, что он полон сметаны.
Рифмоплет, помрачнев, дернулся было следом, но сдержался, резко отвернулся и пошел помогать матросам.
Ралидж сказал себе, что все происходящее — не его дело, к тому же циркачка, бродящая по свету, наверняка не наивное нежное дитя. Но все же не удержался, спустился к реке. Конечно, он не станет зря вмешиваться… но если девчонка закричит, позовет на помощь…
Он успел как раз вовремя, чтобы услышать увесистый звук затрещины и тяжелый всплеск. Усмехнувшись, Сокол опустился на колено, зачерпнул режуще-холодной воды, с удовольствием умылся.
Неподалеку в зарослях возмущенно бубнил Пилигрим:
— И сразу драться! Можно подумать, на тебя тролль насел! А что мне теперь делать, об этом ты не подумала? Мокрый весь, впереди холодная ночь… и не жаль тебе человека?
— Не жаль, — подтвердил невозмутимый голосок. — У костра обсохнешь. Не с твоей рожей к порядочным барышням руки без спроса тянуть!
Возня в ивняке прекратилась. После короткого молчания послышалось изумленное:
— А… а чем тебе моя рожа нехороша?
— Да на тебя бы и слепая корова не позарилась! Да если такая физиономия в бочке с водой отразится, так на бочке все обручи полопаются!
— Да? — В голосе Пилигрима звучала не столько обида, сколько удивление. — А мне до сих пор девушки говорили, что я им нравлюсь… Кстати, на моей памяти это первая оплеуха!
— Ой, не могу, красавец выискался! Огрызок счастья! Нос — как наррабанский башмак… и уши вразлет! Правда-правда-правда! Вот дружок твой — это верно, заглядеться можно…
— Да какой там дружок, на пристани познакомились… Говоришь, уши вразлет? Но до сих пор мне красавицы просто проходу не давали… настоящие красавицы, не акробатки тощие!
— Ого! — изумилась циркачка. — С чего бы это? Даже интересно… Я так понимаю, у тебя семья богатая?..
Дослушивать Ралидж не стал. Успокоившись за шуструю девчонку, он вернулся на поляну, где уже горел высокий костер, а с наветренной стороны чернело полотнище тента.
— Доволен ли мой господин? — поинтересовался из-за плеча Сокола капитан. — Угодно ли ему присесть вот здесь, поближе к огню, на лапник? Ночь холодная, ясная, от воды почти не дует…
Из темноты раздался недовольный басок Айфера: