Встретимся в Силуране!

— Везет тебе, старая карга! Бросай, Недомерок… Ого! Три алмаза!

Долговязый гордо встал, озираясь и соображая, что бы такое пожелать.

— Вот! — ткнул он пальцем в бродячего лекаря за соседним столом. — Пусть он под стол залезет и козлом закричит!

Дагерта тут же оказалась рядом с разошедшимся гостем:

— Ну, вот что! Ты, господин хороший, сядь на место и к людям не цепляйся, они ж тебя не трогают! А то недолго и по ушам схлопотать!

— По ушам? — громогласно переспросила старуха, поправляя за поясом кистень. — Это от кого же, говори напрямик! Не от тебя ли, кляча двуногая?

Худой длиннолицый лекарь засуетился, локтем смахнул на пол свой мешок, кинулся его поднимать.

— Эй, Молчун! — возвысила голос хозяйка. — А ну, сгоняй на пристань, кликни матросов…

— Стой, где стоишь! — гранитным голосом посоветовал рабу Шершень. — До порога дойти не сумеешь…

— А ты, те-етка, — пропел Красавчик, — та-ащи вина и не дури!

— А я и говорю, — не дал себя сбить Недомерок, — пусть вот этот, в балахоне, лезет под стол и козлом мемекает!

Он угрожающе надвинулся на бродячего лекаря. Тот сосредоточенно глянул под ноги и вежливо спросил:

— А вот эту монету мой господин обронил? Или из моего мешка выкатилась?

— Монета? — растерялся Недомерок. — Где?

Он нагнулся, не разглядел ничего более ценного, чем пара дохлых тараканов, и гневно выпрямился, решив, что над ним издеваются.

— Да я ж тебя сейчас, пилюля ты слабительная…

Его прервал пронзительный визг сверху. Девчонка, в которой любопытство пересилило испуг, выбралась на галерейку — посмотреть, что будет дальше. И теперь визжала, указывая на что-то рукой.

Недомерок почуял запах дыма — едкий, пронзительный. Он крутанулся на каблуках, но не увидел ничего, кроме перекошенных от удивления рож приятелей и разинутого рта трактирщицы. Это его отнюдь не успокоило. Он вновь обернулся — и вновь ничего не увидел. А дым уже застилал все вокруг.

— Сб-брось п-плащ! — заорал Красавчик, забыв выпевать слова. — Г-горишь, д-дурень!

Действительно, долговязый невежа, войдя в дом, не снял плащ. И теперь из капюшона, откинутого на плечи, валил густой вонючий дым.

Недомерок попытался развязать тесемки у горла, но только хуже их затянул.

— Залить надо, — подсказал Красавчику негромкий, спокойный голос лекаря. — Да не вином, дурак, водой… На, держи!

Опешивший Красавчик послушно взял в руки небольшую деревянную бадейку, возникшую откуда-то из-под локтя, и выплеснул ее содержимое на вертевшегося перед ним Недомерка. Большая часть жидкости угодила мимо — прямо в физиономию Шершню. Впоследствии Красавчик клялся, что его кто-то толкнул под локоть, и ругмя ругал хозяйку, не предупредившую, что в бадейке не вода, а помои…

— Ты что, одурел? — гневно вопросил главарь, дернулся к Красавчику — и грохнулся на стол, сметая на пол миски, кувшины и игральные кости. За ним поехала скамья, к которой, как почему-то оказалось, Шершень был привязан веревкой за сапог.

Старуха шагнула вперед, чтобы помочь главарю… и заорала не хуже девчонки на галерейке, шарахнулась прочь, не удержалась на ногах, с маху плюхнулась на задницу. Подол длинной юбки задрался, открыв высокие мужские сапоги. Под грубой материей трепыхалось что-то живое, пытаясь выбраться наружу.

К визгу бабки и девчонки присоединил вопли Красавчик, который обнаружил, что не может выпустить из рук вонючую бадейку: он к ней прилип! В попытке освободиться он стукнул бадейкой о край столешницы — раз, другой… промахнулся и рухнул под стол, въехав в бадью головой по самые плечи.

Бабка вопила. Девчонка визжала. Хозяйка что-то гневно кричала. Молчун с кочергой крутился вокруг, не зная, кого надо бить. Ильен прыгал от восторга и радостно орал, время от времени давая пинка Красавчику, который безуспешно пытался стащить с головы бадью. Купцы суетливо бегали по «залу», пытаясь пробраться к двери, но боясь угодить в полосы колдовского дыма. Шершень, оборвав веревку, вскочил на стол и завращал над головой топор с криком: «Не подходи, убью!» Из-под подола насмерть перепуганной бабки выбрался не менее перепуганный козленок. Услышав жалобный родной голосок, черная коза покинула свой угол и напала на бабку, не обделяя, впрочем, вниманием и любого, кто оказывался рядом. Недомерок так и не сбросил плащ, а перерезать завязки в панике не сообразил. Под общие крики он метался по «залу», крутясь и извиваясь, чтобы сбить незримое пламя. Со стороны было похоже, что он пляшет веселую наррабанскую горхоку.

Лишь двое в общем безумии оставались спокойны. В углу человек с пустыми глазами неторопливо и размеренно отправлял в рот кашу ложку за ложкой… А в центре сумасшедшей бури из дыма, криков и беготни стоял, скрестив руки на груди, Айрунги и с удовольствием слушал:

— О-ой, спаси нас Безликие! О-ой, мамочка, боюсь!..

— Господа, что это? Прорвались Подгорные Твари?

— Какие Твари! Не видишь — старуха козла родила!

— Не подходи! Всех зарублю!

— Д-да п-помогите же, к-кто-н-ниб-будь!..

И тут настежь распахнулась входная дверь. Разгоняя дым, в «зал» ворвался сырой холодный ветер — он показался всем невероятно свежим и каким-то спасительным.

Властный голос перекрыл вопли и визг:

— Что здесь происходит?!

На пороге стоял хозяин.

Кринаш Шипастый Шлем.

Вернулся.

За спиной хозяина маячил Верзила. Догадливый слуга, услышав вопли, ухватил на дворе дрын и теперь был готов глушить любого, на кого укажет господин.

Все замолчали разом, словно угодили под дождь со снегом. Коза побежала в свой угол, козленок семенил за ней. Недомерок от неожиданности так рванул завязки, что они лопнули и злосчастный плащ упал на пол.

— Проветрить! — хмуро бросил хозяин Верзиле и Молчуну и обернулся к жене. — Что здесь происходит?

К своему великому удивлению, женщина сумела быстро и толково изложить события.

— Так! — глухо бросил Кринаш и шагнул к столу, на котором возвышался Шершень с топором. — А ну, слазь! Не на то я столы ставил, чтоб об них всякая рвань подметки вытирала!

Шершень молча спрыгнул на пол.

Хозяин обвел присмиревшую компанию недобрым взглядом. В каждом движении этого кряжистого седого человека чувствовался бывалый воин. Можно было не сомневаться, что шрам на лбу он заработал не в кабацкой драке. Он стоял безоружный среди четверых вооруженных человек, но они разом оробели, почувствовав себя сворой мелких шавок рядом с матерым волком.

Не спеша Кринаш взял за плечо Красавчика (еще не избавившегося от «шлема»), пригнул его, несопротивляющегося, к столу, другой рукой забрал у Шершня топор и точным движением разбил бадью. Освобожденный парень ошалело заозирался. К его ладоням накрепко прилипли две дощечки.

— За бадью заплатите, — бросил Кринаш тоном человека, не ожидающего возражений. — Там что, скамья сломана? Значит, и за скамью. — Он обернулся к жене: — Почему в «зале» люди с оружием?

С чувством огромного облегчения Дагерта залепетала что-то невразумительное. Не дослушав, Кринаш обратился к Шершню: