«Вся правда о слове «Навсегда»

раз.

– Я не хотел.

– Знаю.

Я направилась по дорожке обратно, Уэс шагал рядом.

– Позволь мне загладить вину.

– Ты не обязан.

– Не обязан. Но я хочу.

Я повернулась и взглянула на него.

– Да?

– Да, - кивнул он.

Извинения могут иметь разные формы: бриллианты, конфеты, цветы,

глубочайшие сожаления, но никогда я не получала извинений в виде

карандаша, пахшего сладким сиропом. И, должна признать, это сработало.

– Ладно, - улыбнулась я. – Ты прощен.

Мы с Уэсом сидели в «Мире вафель», небольшом придорожном кафе,

где подавали отменные бекон и вафли, по заверениям Уэса. Впрочем, он был

прав. Кроме отличного угощения кафе славилось маленьким сувенирным

магазинчиком, где Уэс за $1.79 купил для меня карандаш с нарисованными

на нем вафлями.

Официантка подошла к нашему столу и ласково взглянула на Уэса.

– Здравствуй, сладенький, как ты? – она была примерно возраста моей

мамы. – Тебе как обычно?

– Разумеется, - кивнул он, откладывая меню на край стола, - спасибо.

– А тебе, дорогуша? – повернулась она ко мне.

– Вафлю с картофельными оладьями, пожалуйста, - я положила свое

меню поверх его.

В кафе кроме нас был пожилой мужчина с газетой, без конца пьющий

кофе,

и

несколько

пьяных

студентов,

громко

смеющихся

и

разговаривающихся. Я поднесла к носу карандаш, вдыхая сладкий запах.

– Признай, что не веришь, как тебе удалось зайти так далеко в жизни,

не имея под рукой этого карандаша, - рассмеялся Уэс.

– Во что я не верю, - сказала я, - так это в то, что тебя здесь хорошо

знают. Когда ты успел здесь примелькаться?

Уэс поставил локти на стол между своими ножом и вилкой.

– После маминой смерти я не мог уснуть, а здесь было открыто

круглосуточно. Сидеть тут было лучше, чем кататься по округе. А сейчас я

уже привык к этому месту и, когда мне нужно вдохновение, прихожу сюда.

– Вдохновение, - повторила я, оглядываясь по сторонам.

– Да, - ответил Уэс таким тоном, словно собирался убедить меня в

своей правоте, если услышал бы хоть малейшее сомнение в моем голосе. –

Когда я работаю в тишине, в какой-то момент начинаю тормозить, и тогда

прихожу сюда. Здесь всегда кто-то есть, а когда вокруг кипит жизнь, то

работать легче.

– А что насчет волос у статуи? Ты придумал их здесь?

– Да, но эта фигура особенная, я сделал ее специально для одного

человека.

– Для Стеллы, - кивнула я.

– Именно, - он улыбнулся. – Она очень много сделала для нас с Бертом

и помогала, чем могла, когда мама болела. Благодаря ей Берт смог пережить

все это. Скульптура – меньшее, что я мог для нее сделать.

– Она великолепна, - сказала я, а Уэс пожал плечами. Как я уже знала,

он всегда реагировал на похвалы именно так. – А что натолкнуло тебя на

мысли о цветах? И этих вращающихся нимбах на головах у ангелов?

– Оставь это для меня, - шутливо возмутился он, - а то ты такими

темпами скоро начнешь расспрашивать о связи женщины, мира природы и

переработанных отходов.

Я прищурилась.

– Ну я же не Кэролайн. Просто спросила.

– Не знаю я, - он подпер голову ладонями. – Все началось еще с

Майерса. Первые статуи тогда были простыми, в них ничего не двигалось.

Но потом как-то пришла эта мысль, и первый раз я решил сделать что-то

подобное, когда работал над сердцем в руке. Меня заинтересовало, как

движущиеся объекты могут заставить что-то большее выглядеть по-другому.

Благодаря ним все кажется более живым, понимаешь?

Я вспомнила, как смотрела на статую Стеллы в саду, прислушивалась к

тихому перезвону ее волос, и молча согласилась с Уэсом, лишь кивнув в

ответ.

– Так что все-таки ты делала там, в саду? – поинтересовался он.

Кабинка, в которой сидели пьяные студенты, как будто бы замолкла.

– Просто гуляла. С самого первого дня мне очень хотелось посмотреть

на сад.

– Он невероятен, - Уэс глотнул воды. Сердце в ладони выскользнуло из-

под рукава, затем снова скрылось под тканью.

– И к тому же, - добавила я, - он очень отличается от моего дома. У нас

все упорядоченно и организованно, совершенно не так, как у Кристи с

Моникой. Мне нравится этот легкий хаос.

– Когда Берт был маленьким, - Уэс откинулся на спинку стула, - он

потерялся в саду, пытаясь найти короткий путь от дороги к дому. Мы

слышали, как он зовет на помощь, а потом нашли его буквально в паре

метров от стены дома.

– Бедный Берт, - рассмеялась я.

– Он выжил, - фыркнул Уэс. – Он сильнее и умнее, чем кажется. Когда

мама умерла, мы все волновались за Берта, ему тогда еще и тринадцати не

было. Именно он узнал о ее болезни, я тогда был в Майерсе. Но он удивил

всех нас, когда оказался очень стойким и был с ней всегда, даже, когда ей

было очень плохо.

– Наверное, для тебя это было еще труднее, - сказала я. – Находиться

вдалеке…

– Я вернулся домой, когда ей стало хуже. Но я с самого начала

ненавидел эту ситуацию – ужасно быть запертым, когда твоя семья страдает,

а ты не можешь быть рядом из-за собственной глупости. Когда меня

выпустили, я точно знал, что никогда не совершу такой же ошибки снова. Я

должен быть рядом, если что-то случится еще с кем-нибудь.

Официантка подошла к нашему столу с подносом, и мой желудок

сжался, хоть я и не была голодна. Она поставила перед нами тарелки,

спросила, не хотим ли мы чего-то еще, а затем, шаркая, ушла.