Всячина

Скоро мы сами станем взрослыми.

То ли девочка, а то ли виденье

– М-м-м... Ты кто?

Петр смотрел непонимающе на незнакомую маленькую девочку в своей комнате...

– Бр-р-р, - помотал он головой, отчего опять захотелось прилечь и закрыть глаза.

Нет, не девочку все же - женщину. Все при всем, смотреть, как говорится, приятно. Только вот роста очень маленького. Она стояла над ним, полулежащим на диване, уперев маленькие руки в маленькие бока, и яростно раздувала маленькие ноздри маленького носа.

– Э-э-э..., - вяло помахал он поднятым вверх указательным пальцем.
– Белочка-а-а... а нам и не страшно!

– Ты текст свой двумя руками набиваешь?

– вполне связно спросило нежданное алкогольное явление.

– Оно говорящее!
– восхитился Петр.

Р-раз-два-три! Маленькая ладонь врезала по левой, правой, потом снова по левой щеке... От души врезала, так, что аж потолок снова закачался в Петиных глазах.

– О-ой... Больно же! Черт...

– Ты. Текст, - она показала рукой, как будто пишет.
– Пишешь или печатаешь?

– Ик, - прикрыл он рот ладонью.

– Фу-у-у, - помахала она рукой перед собой.
– Последний раз спрашиваю..., - и тут вдруг заорала тонко и звонко, до зуда в ушах.
– Ты пишешь, гад, или печатаешь?

– П-печатаю...

– Жаль, - вздохнуло видение.

И добавило мечтательно.

– А то можно было тебе палец сломать... Или даже два. На левой.

– За что?
– глупо спросил Петр и сам тихо рассмеялся такой своей глупости - кто же разговаривает с глюками.

– И вот это все - мне?
– спросило куда-то в воздух, вверх, в потолок, видение.
– Мне - вот это? Ну, ладно, ладно...

Она плавно поднялась в воздух - Петр удовлетворенно прикрыл глаза, потому что все подтверждалось. Ну, разве люди летают? Летают черти, ведьмы всякие, некоторым, если не врут, даже ангелы являлись - но это надо было, наверное, очень долго пить. А печень все же не железная.

И тут же скрючился от удара именно в печень. А в ушах зазвенело от крика:

– Встать! Быстро! Кому сказала! Что? Молчать! Встать! Встать, твою мать! Вста-а-ать!

– Ой, ой, ой, - только поворачивался он на диване, неуклюже сползая на пол.

– Встать!

– Стою уже...

– Молчать! Молчать, пока не спрашиваю!
– крик прямо в ухо чуть не выбил барабанную перепонку.
– Стоять смирно! Молчать! Ждать команды! Что? Лечь! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Молча-а-ать!

Петр "на автомате" выполнял команды. Ложился со вздохом. Тут же вскакивал. Молчал. Стоял смирно. Но мозги потихоньку просыпались, и начинали свое шевеление различные мысли: что не похоже это все на сон, что, почему же никто не слышит этого крика, что, когда пинают - это очень даже больно, что вообще - кто такая, откуда?

– Шаг вперед! Еще шаг! Что? Молчать! Лечь, встать! Лечь, встать! Шаг вперед! Два шага вперед! Пол-оборота нале-во! Налево! Убью, скотина!

Она так громко кричала, что в старинной люстре, которая досталась Петру в подарок от бабушки, звенели потемневшие от времени хрустальные подвески.

– Ты! Вот ты, скотина, кто такой? Быстро отвечай! Короче! Короче и яснее! Ты кто такой?

– П-петр, - заикнулся он.

– Молчать! Лечь, встать! Лечь, встать! Мне глубоко наплевать на твое имя! Лечь, встать! Я тебя научу волю любить! Петя он, понимаешь... Петр, так его... Лечь, встать! Кто ты такой - быстро и ясно!

– П-писатель...

– Шаг вперед! Сесть! Писать!

Он повернул голову, но тут же получил пощечину сзади.

– Не вертеться! Сидеть смирно! Руки на клавиатуру! Быстро! Писать! Кому сказано!

"Ну, ни фига себе мы вчера насобачились", - настучали пальцы.

– Так... Насобачились - это хорошо. Образно и ярко. Выпукло. Но в целом не по теме. Молчать! Сидеть! Писать!

– А что писать... Ой! Больно!

Пинок в бок был увесистым.

"Хорошо, что она маленькая", - подумал Петр.
– "А то сломала бы ребро, запросто!"

– Что-о? Кто? Маленькая? Я тебе покажу - маленькая! Я тебе сломаю что-нибудь и погляжу, какая я маленькая! Молчать! Писать!

Он вывел на экран вчерашний текст, работу над которым прекратил как раз с приходом друзей. Word бесстрастно подчеркнул ошибки и непонятности. Петр почистил текст немного, добавил пару запятых в одном месте, потом фразу, сразу за ней - другую, ниже записал возникшую мысль, развил ее в абзац, зацепившись, вдруг, не поднимая головы, закончил страницу.

Отвлекся, чуть скосив глаза в сторону: незнакомка с умильным выражением лица, подперев щеку рукой, опертой на подлокотник его кресла, смотрела на него, как смотрела в детстве бабушка.

– А вы, собственно, кто, извините?
– осторожно спросил Петр.

– Я-то? Да муза я твоя, дурачок. Вот, помогаю, типа... Что-о-о? Молчать! Сидеть смирно! Писать, твою же мать!

Третья мировая  

Приписывается Эйнштейну: "Я не знаю, чем будут воевать в третьей мировой войне, но в четвертой мировой люди будут воевать дубинками".

– Эта война когда-нибудь закончится?

– Не в этой жизни, майор. Не в этой жизни. И не в нашей с тобой - это уж точно. Вон, в истории, помнишь, наверное, была такая - Столетняя. Так наша-то, теперешняя, может и еще дольше быть. Потому что та - европейская всего лишь была, а у нас, как не крути, а все же общемировая.

На войне главное не внезапный встречный бой, и даже не страшное большое и кровавое генеральное сражение, завершающее все сразу. Потому что, когда бой - тогда каждому все понятно, и решает в конечном итоге там количество народа на твоей стороне, качество его вооружения, выучка и сплоченность, наконец. А вот то, что перед боем, до него - оно как раз самое трудное. Постоянные перемещения. Совершенно никому не понятные перемещения. Марши туда и долгие марши оттуда. До стертых ног, до дыр в сапогах. До кровавого пота. Из села в город, из города - опять в село. Зачем туда? Почему оттуда? Подготовка позиций там, куда привело командование. Это настоящее строительство. Это глубокое окапывание. В полный рост! Потом - ожидание врага... Или все наоборот - это он уже ждет где-то, враг наш. А мы, выходит, идем куда-то туда и его где-то там ищем. А чего его искать? А того, что у него тоже есть свои командиры. И он, враг наш, то есть, тоже совершенно так же марширует туда и сюда и снова обратно. И, наверное, тоже не знает, почему именно туда в каждый конкретный момент, а вовсе даже не в другую сторону. Но ничего, ничего, рано или поздно находится хорошая просторная поляна для встречи дорогих гостей. И вот тогда - количество народа, качество его оружия, выучка и сплоченность солдат.

Когда-то в древности все решала техника. Техника и еще горючее на каком-то этапе истории. Так и говорили, и писали в книгах, что бензин - это кровь армии, кровь войны. И даже были потом такие войны, где лучшие компьютеры, лучшие технологии производства, всякие там лазеры-шмазеры и прочее высокотехнологичное и точное позволяли остановить и даже уничтожить издали целые танковые армии.

Или вот еще было в некие времена такое самое страшное оружие сдерживания. То есть, оно же было оружием самого первого и последнего удара. Во всех крупных странах в наставлениях и в планах, укрытых за толстыми стенками стальных сейфов говорилось о том, что ударивший первым побеждает. Это вам не войны старой истории, когда нападает один, а побеждает ни с того ни с сего совсем другой. Когда, как в шахматы... Тут все было проще: ключ на старт, красная кнопка, залп, красиво поднимающиеся в зенит, а потом склоняющиеся к западу и востоку ракеты, недолгое ожидание - и все. Нет какой-то очень недружественной страны. Совсем нет. А то и целого континента нет. Вот только точно такие же ракеты могли быть у противоположной стороны. И в ответ на твой залп следовал сразу запуск ракет оттуда. Ну, а дальше, собственно, могла начаться рулетка жизни и смерти: сколько боеголовок отстреляют умелые противоракетчики, сколько собьются с пути направленными помехами, сколько просто не взорвутся, потому что срок им уже давно пришел, а сколько все же дойдет до цели и бабахнет, да какой мощности...