Вторая армия

— Слушай, командир, — тот ротавачана Головорезов, что участвовал в отбивании стены, подошел к Гвануку и небрежно бросил. — А ты не заметил, что наши враги те захваченные пушки до сих пор не убрали?

Так началась операция по возвращению главного достояния Южной армии — ее артиллерии. Головорезы клялись, что легко вытащат пушки, самураи даже не проснутся. Ли Сунмон качал головой и подозревал засаду. Все-таки вражеский генерал показал себя опытным полководцем, способным на разные коварства. Сидели и думали долго, вынашивая самый надежный и безупречный план. Привлекли для него дополнительные силы. Но утереть нос Оучи жаждали все.

Гванук повел Головорезов в ночь лично — это право он не уступит никому. Да и сами гренадеры радовались, когда «крошка-генерал» был вместе с ними. Наверное, считали его чем-то вроде талисмана. Крались тихо и не зря: полковник Ли оказался прав, засада возле пушек была. Но несколько лучших разведчиков Монгола «учуяли» ее первыми. А потом… А потом, когда на тебя падает и взрывается добрая сотня бомб, уже мало желания остается на то, чтобы нападать на кого-то из засады.

Пока почти все Головорезы, выхватив свое оружие, кинулись на уцелевших врагов врукопашную, несколько человек под непосредственным руководством Гванука быстро обвязывали веревками отбитые орудия. Рядом уже стояли всадники Гото Ариты — по десятку на пушку. Каждый десяток попарно был увязан в общую упряжь. «Упакованные» пушки привязывали к основанию упряжи — и всадники бодрой рысью мчались к замку. Дорогу им освещали однополчане с факелами, стоявшие вдоль пути до Дадзайфу. Факелы они тоже запалили по сигналу. Громкому сигналу — взрыву нескольких сотен гранат.

— Отхоооодим! — протяжно закричал Гванук, когда последняя пушка, подскакивая на кочках понеслась «домой».

Из лагеря Оучи уже спешили подкрепления, и требовалось поскорее укрыться за валами и стенами замка. Головорезы были людьми, склонными увлекаться, когда дело доходило до схватки. Адъютанту приходилось лично кидаться в драку, чтобы заставить их выйти из боя.

— Бегом! В замок! — орал он практически в уши разгоряченным бойцам и все-таки смог заставить отступить вовремя практически всех.

Хотя, враги тоже не хотели отпускать дерзких южан просто так. Началась стрельба из луков, малоэффективная в ночи, попытки преследования. В этой ночной вылазке две роты Головорезов потеряли чуть ли не каждого десятого. Но спасение пушек перевешивало горечь потерь.

В Дадзайфу из-за этого царила такая радость, что местных канониров уговорили зарядить четыре «освобожденных» орудия и дать залп в сторону врага.

Просто так!

Наутро со стороны лагеря Оучи не было видно никаких движений.

— Расстроились! — посмеивались бойцы Южной армии.

Только через день гигантское осиное гнездо зашевелилось и выпустило осьминожьи щупальцы во все стороны. Большие отряды начали обходить Дадзайфу со всех сторон и возводить укрепленные посты на равном расстоянии друг от друга.

— В осаду берут, — вздохнул Ли Сунмон.

Все понимали, что за день-два эти крохотные крепостицы будут возведены, потом между ними прокопают рвы — и замок окажется в полной осаде. Даже внезапную вылазку совершить уже не получится. С одной стороны, Гванук знал, что в Дадзайфу собраны весьма приличные запасы пищи, вода тоже есть. Но с другой — в тесном замке сейчас жили четыре тысячи человек и почти тысяча лошадей. Впрочем… если совсем прижмет, то лошади как раз смогут решить проблему голода.

Отбитые пушки с трудом, но добивали до вражеских постов. Так что канониры начали артиллерийскую борьбу со строителями: за три-четыре залпа всей батареи воинов Оучи удавалось разогнать. Но в других местах крепостицы активно строились. Лафетов у Псов не было, так что тяжеленные стволы очень долго перетаскивали к новой позиции, устанавливали, пристреливались — после чего начиналось новое истребление построек. Это замедляло работу врага, он нес какие-то потери, но остановить возведение укреплений полностью четыре пушки не могли.

Ли Сунмон собрал штаб, чтобы решить: для кого осада станет большей проблемой? Для тех, кто остается внутри или окапывается снаружи.

— Поймите следующее, — начал он. — Сегодня-завтра мы еще может что-то предпринять. А после нам придется уже самим лезть на их укрепления и терять много людей. Либо сидеть и тихо подъедать запасы.

— Нельзя нам выступать, — убежденно заявил Ким Ыльхва. — В поле мы намного слабее, чем здесь. У нас уже каждый пятый убит или ранен. И это мы еще за стенами сидим! Нельзя.

— И что ты хочешь? — вскочил Арита. — Сидеть тут, пока не съедим весь рис, а потом всех лошадей? Осада к этому и приведет, и в итоге всё равно придется выходить в поле — слабым и голодным.

— Необязательно, — вырвалось у Гванука.

К нему повернулись. О замешкался, но встал и продолжил:

— Ли Сунмон ведь спросил у нас прямо: кому осада больше вреда нанесет? Мне кажется, Оучи сами себе хуже делают. Они не станут сильнее. Вряд ли, из их провинции смогут прийти сильные подкрепления. А вот к нам могут. Могут одуматься кто-нибудь из сбежавших сюго. Понимаю, мала вероятность, но все-таки. А вот почти наверняка вскоре к нам вернется наш генерал Ли Чжонму. С десятками пушек, сотнями стрелков. Плюс у него моряки… и ополчение Хакаты. Эта сила сможет стать решающей. И я думаю, эта помощь придет быстрее, чем у нас кончатся запасы.

Удивительно, но возражений не было. Только вот и план Гванука также не был воплощен в жизнь.

Потому что уже следующей ночью из Хакаты прибыл вестник от полуторарукого пирата.

— Мой повелитель Мита Хаата, — начал посланник самого что ни на есть бандитского вида. — Желает под утро напасть на лагерь Оучи. И предлагает вам к нему присоединиться.

Глава 23

Черта с два разберешь с такого расстояния, что там выплыло из-за мыса! Наполеон старательно вглядывался в слепящее от солнечных бликов слегка волнующееся море и не мог понять. Тонкий обвод корпуса, чахлый парус… Но их ли это разведчики или какие-то местные рыбаки? Как же не хватает подзорной трубы!

— Мэй! — окликнул он своего начальника тайной службы. — Посмотри-ка ты: это не наша лодка?

Полукровка, для которого каждый день на качающейся палубе корабля был настоящей пыткой, послушно подошел к своему главнокомандующему. Да, он был здесь. На флагмане новой, уже второй, Ударной эскадры.

Потому что вся эта затея — его рук дело. Вернее, с него всё началось. Допросы и пытки пленных моряков дали свои плоды — Мэй Ёнми все-таки выяснил, когда и откуда сёгун Асикага собирается провести высадку войск. На самой южной оконечности огромного острова Хонсю находится крохотный островок Хикосима. Вот в узком и извилистом проливе между ними и собирается потихоньку огромный флот сегуна, где ютится пока в небольших рыбацких гаванях.

Словоохотливые моряки рассказали, что министры Асикаги на разных вервях заказали большие корабли — и в проливе только ждут, когда же те будут закончены. В окрестных замках собирается и армия вторжения. Пленники называли совершенно сумасшедшие числа — сорок тысяч самураев и асигару, хотя, другие были поскромнее и говорили о тридцати тысячах. Причем, говорили о них с каким-то страхом. Все эти люди были откуда-то «с востока». Как понял Наполеон из путанных объяснений, князья востока, которым служили эти воины, не особо-то и подчинялись сёгуну. Они тоже формального чтили больного императора Северной династии, но у всех у них имелся свой управитель. Который относился к Асикаге почти как к равному.