Вторая любовь

Достать свою фляжку. Открутить крышку. Закинуть голову и сделать большой, жадный глоток.

Ей так нестерпимо хотелось выпить, что мускулам ее длинной, тонкой шеи потребовалось немало времени, чтобы проглотить жгучую жидкость. Глория почувствовала, как ее старый, верный друг водка, этот волшебный эликсир забвения, обжигает ей горло. Женщина алчно делала глоток за глотком, пока напиток не взорвался словно бомба у нее в желудке.

Наступившая агония не поддавалась описанию. Ее буквально скрутило пополам. Глория начала задыхаться. На лбу выступили капельки пота, и на какое-то одно длинное мгновение женщине показалось, что ее сейчас вырвет.

Борясь с подступившей тошнотой, она делала глубокие вдохи, крепко сжав зубы. Глория с такой силой цеплялась за мраморный туалетный столик, словно пыталась раздавить его в пыль.

«О, Господи! — думала она, обхватывая себя руками, прикрывая живот. — О Боже ты мой! Мне и вправду пора начать за собой следить».

Но это легче сказать, чем сделать, и кому, как не Глории, знать об этом. Проблема состояла в том, что она никогда не могла сказать наверняка, сколько ей потребуется выпить, чтобы отвлечься от действительности, глоток или целую бутылку.

Трясущимися пальцами миссис Уинслоу постаралась завинтить крышку фляжки. Теперь одного прикосновения к ней хватило, чтобы вызвать новый приступ тошноты. Глория торопливо запихнула сосуд в сумочку, подальше с глаз и…

Бац!

Тошнотворное ощущение исчезло, и границы реальности покрылись туманом.

«Ах, передышка… сладкая, сладкая передышка», — подумала Глория, разглядывая свое отражение в зеркале с позолоченной рамой и вытирая капли пота ватным тампоном.

Как выпивка все меняет.

Если быть точной, то ее наркотический эффект не превратит посещение Тоуд-холла в пикник. Это никому не под силу. И все-таки, водка сделает визит менее неприятным, пребывание Глории здесь станет чуть менее болезненным. Даже почти приемлемым. Но что самое важное, так это то, что спиртное прибавляет ей смелости и окружает ее аурой наибольшей уверенности в себе.

Молодая женщина подумала: «Теперь, по крайней мере, я могу встретиться со старым драконом, и меня не съедят заживо!»

Глория подождала, пока краски снова не вернулись на ее лицо. Потом, бросив в рот мятную конфетку, она величественно выплыла из дамской комнаты. Набравшаяся сил, уверенная в себе и смелая. Ее каблуки бесстрашно застучали по сверкающему паркету, пока Глория Уинслоу шла через комнаты с высокими потолками, выдержанные в пастельных тонах, наполненные предметами, добытыми на аукционах. Гостиная, коридор, музыкальная комната, библиотека. Глория миновала импозантные французские двери.

Терраса с другой стороны дома была в два раза шире той, что находилась перед домом. Штамбовые лимоны, чьи ветви гнулись под тяжестью множества плодов, декоративно выстроились вдоль балюстрады.

Но Глория не заметила благоухающие гибриды. Как всегда, ее взгляд невольно устремился на мягкий склон чуть подальше, где полосу газонов, пушистых деревьев и фигурно подстриженных кустов подобно тектоническому разлому делил пополам сухой канал из известняка.

Но не природа создала это уродство. Все здесь было сотворено руками человека — в том числе и этот, оставшийся от прежних времен каскад, где когда-то струилась вода, и благодаря которому Дом получил свое величественное название.

А теперь достопримечательность стала безобразием, напоминающим заброшенную выработку, каменный рубец, протянувшийся, словно лестница, по всему травянистому склону.

Ближе к дому и вдоль всего канала раскинулся симметричный сад из тех, что можно найти возле любого французского замка. В обеих его частях геометрически точным узором расположились усыпанные гравием дорожки и треугольные клумбы с цветочным орнаментом, а вокруг отлично подстриженная изгородь высотой в фут.

С левой стороны росли однолетние растения, а с правой — розы.

Там и сидела Алтея. В самом эпицентре розового сада, приблизительно футах в шестидесяти. Грациозная, раскованная и элегантная поза как на портрете Болдини [24] . Одета для прогулки по саду в широкополую соломенную шляпу и длинный мягкий зеленый шелк.

Все сочеталось между собой. Пиджак с большими четко очерченными пуговицами. Однотонная шелковая туника из органзы под ним. Очень свободные, похожие на пижаму брюки. И даже туфли на низком каблуке. Только шарф от Гермеса, свободно завязанный вокруг шеи Алтеи, добавлял цветов в эту палитру зеленого.

24

Болдини Джованни, итальянский художник (1842–1931).

Она не смотрела в сторону Глории, усевшись в удивительно необычное вольтеровское кресло, одно из пары великолепных невероятно больших fauteils a oreilles [25] — музейный экспонат, который уж никак не предназначался для улицы, но его все-таки туда вынесли. Если Алтея и заметила появление невестки, то не подала виду, а продолжала поглаживать Виолетту, свернувшуюся калачиком у нее на коленях. Два других пекинеса грелись на солнышке на двух обитых персиковым бархатом табуретах, такие же ленивые и высокомерные, как кошки. На одной из усыпанных гравием площадок стоял круглый стол, покрытый белой скатертью с приборами для двоих и пара обитых буковых стульев с высокой спинкой.

25

Вольтеровское кресло (фр.).

Алтея давала указания двум садовникам. Оба были в перчатках и держали страшного вида ножницы. По указанию хозяйки они срезали выбранную розу, которая должна была быть в самом расцвете, ни днем больше, ни днем меньше. Потом цветок приносили Алтее и держали так, чтобы она могла внимательно рассмотреть его, и либо одобрительно кивнуть, либо отправить на удобрение легким движением руки.

«Так, начинается, — подумала Глория. — Надо все-таки поздороваться со старым драконом. Посмотрим, чем она будет недовольна на этот раз».

Алтея почувствовала приближение гостьи и отпустила садовников. Один из них взял корзинку с отобранными розами и направился к Дому. Второй поднял корзину побольше с явно забракованными цветами и понес ее к компостной куче.

Глории еще оставалось пройти несколько шагов, когда свекровь повернула голову и окинула ее одним долгим, пристальным взглядом. На лице Алтеи Уинслоу не отразилось ни одобрение, ни порицание.

— Мое дорогое дитя, — пожилая женщина подставила щеку для поцелуя. — Ты почти вовремя.