Вторая любовь

— Эй, не сбрасывай их со счетов. Восприятие публики это то, с чем следует считаться. Дорогая, никто не винит тебя за вспышку инфекции.

— Ну да, как мило! — ответ Дороти-Энн прозвучал резко. — Это же совсем другое дело! — Она задумчиво покачала головой. — Господи! — в ее голосе слышалось столько недоверия, что он даже снизился на целую октаву. — Можно подумать, меня волнуют обвинения! Венеция! Я добровольно взяла на себя ответственность.

— Я знаю, детка, но…

— И помимо этого нерешенной остается еще проблема нашей репутации. Ей нанесен непоправимый ущерб…

— Очень даже поправимый. — Венеция уверенно кивнула. — Попрошу это учесть.

— Неужели? — Тень подозрения, заметно приглушившая блеск аквамариновых глаз, омрачила взгляд Дороти-Энн. — Каким же образом?

— Согласно полученной мной информации, ты можешь перестать волноваться о нашей репутации. Не пойми меня превратно. Я не утверждаю, что наша репутация… скажем так… совсем не пострадала. Определим это следующим образом. Ее немного подмочило. Именно так и было. Но, девочка моя, это же временно. Немного помыть там, чуть-чуть отполировать здесь, и мы уже снова такие, как были. Мы на вершине!

— Ты ни о чем не забыла?

Гладкий лоб Венеции прорезали морщинки.

— Например?

— К примеру туроператоры и туристические агентства. У них длинная память.

— Ну и что?

— А то, что в будущем они дважды подумают, прежде чем отправить своих клиентов к нам.

Негритянка затрясла головой, ее темные глаза блеснули.

— Необязательно, — заявила она, уголки ее губ изогнулись в улыбке чеширского кота.

— Неужели? Почему ты в этом так уверена? — Дороти-Энн отпила еще немного чая со льдом. Как раз такой, как она любит. Освежающе холодный, не слишком сладкий и с хорошей порцией мяты.

— Потому что, — самодовольно ответила ее подруга, — я не упустила из вида то, что побуждает их к действию.

— Ага, — пробормотала Дороти-Энн, ставя стакан обратно. — Комиссионные.

— Точно! И знаешь что, детка? Поверь мне. Когда речь идет о погоне за долларами, туроператоров и агентства путешествий опережают только продавцы подержанных машин!

— Иными словами, ты предлагаешь повысить им комиссионные.

Улыбка Венеции стала шире.

— Совершенно верно, дорогая. Это самое верное средство, чтобы у всех случился провал в памяти, и таким образом мы заставим их заниматься делами по-нашему!

Женщина замолчала, пытаясь понять, как отреагирует Дороти-Энн.

— Ну? Что ты об этом думаешь?

Подруга не сводила с нее глаз.

— Что думаю я? Венеция, дорогая, я думаю, что ты либо проницательна и хитра, либо ты просто ясновидящая ведьма… Я так до конца и не уверена, кто ты на самом деле.

— Боже мой! — Негритянка восхищенно покачала головой. Тебе пришла в голову та же мысль! Впрочем, чему я удивляюсь?

Дороти-Энн кисло улыбнулась.

— Мне бы хотелось, чтобы это явилось стратегией великих умов и все такое прочее. И все-таки, я боюсь, что сейчас необходимость — если не отчаяние — мать изобретательности. Когда тебя загоняют в угол, у тебя не так уж велика свобода выбора.

— Вероятно, так, — пробормотала разом помрачневшая Венеция.

Она посмотрела мимо Дороти-Энн на крутой, почти вертикальный склон, где расположились открытые морю комнаты, спрятанные от глаз густой тропической растительностью. Только серебряные струи воды, падающие каскадом из одного бассейна в другой выдавали их расположение. Бриз шевелил гигантские листья и гонял тени и солнечные пятна. Суета на одной из террас испугала стайку попугаев. С криками ужаса они взлетели, сверкнув ослепительной радугой красок. Венеция увидела, как фуникулер с соломенной крышей начал медленное движение вниз по холму. Снабженный электрическим мотором и, следовательно, бесшумный, он не издавал ни звука.

Венеция Флуд снова посмотрела на своего босса.

— А как насчет цифр? — спросила она. — Ты обдумала, насколько повысить комиссионные?

Дороти-Энн покачала головой.

— Нет пока. Мне сначала хотелось посоветоваться с тобой. А ты?

Венеция громко выдохнула воздух.

— Детка, я вот что думаю. Это такая область, где я теряюсь. Повышение комиссионных влетит нам в круглую сумму, а туристические комплексы, которыми мы владеем, и так уже значительно потеряли в прибыли. Наш доход равен приблизительно… чему? Около восьми процентов?

Дороти-Энн кивнула.

— Что-то около этого. Ясно, он зависит от различных факторов. — Она начала считать на пальцах. — Количество. Класс путевки. Местность. За сколько дней забронирован тур… — Она подняла руки. — Это все непосредственно влияет на итог. Но я не скажу тебе ничего из того, чего бы ты заранее не знала.

— И восемь процентов сурово ограничивают нашу щедрость, — негромко подчеркнула Венеция.

— Не могу с этим спорить, — голос Дороти-Энн звучал почти совсем безжизненно. — Но так или иначе, нам необходимо немедленно начать выздоравливать, и побыстрее. Есть единственное лекарство. Мы должны добиться, чтобы пустовало менее, чем двадцать два процента мест. Это наша критическая точка. Иначе…

— Не продолжай, — мрачно прервала ее Венеция. — Мы по уши в дерьме.

— И все связано с объемом продаж, — продолжала Дороти-Энн. — И в этом-то весь фокус. Чем больше комнат мы сможем заполнить, тем щедрее будут наши комиссионные. И точно также, чем щедрее будут наши комиссионные, тем больше комнат мы должны занять.

— Четверть процента? — Венеция попыталась прощупать почву. — Будет ли этого достаточно?

— Чтобы отключить долгую память? — Дороти-Энн рассмеялась. — Господи! Если мы хотим, чтобы у нас не было отбоя от посетителей, мы не можем мелочиться. Я бы сказала, как минимум целый процент. А в идеале два.

— Так много? Милая, а ты не перегибаешь палку?

— Неужели? — голос Дороти-Энн зазвучал вкрадчиво. — Венеция, мы сражаемся за наше будущее. На карту поставлено само наше существование! Или это еще неясно?

— Поверь мне, детка, ясно. Очевидно, как тонна кирпичей. — Венеция подносила «Маргариту» ко рту и вдруг остановилась, стакан застыл на полдороге к губам. За спиной у Дороти-Энн фуникулер достиг нижней отметки, и негритянка заметила единственного пассажира, вышедшего из него.

«Неужели? — удивилась Венеция. — Или глаза меня обманывают?» Ведь если это не обман зрения, то она могла поклясться, что единственным пассажиром фуникулера был — возможно ли такое? — или это все ее воображение? — нет, точно — Хант Уинслоу!

— В чем дело? — Дороти-Энн выглядела озабоченной. — Дорогая, у тебя такой вид, словно ты увидела привидение.

Венеция не взглянула на подругу.

— Детка, — пробормотала она, — ты, случайно, ничего от меня не скрываешь? А?