Вторая мировая война. Ад на земле

Разбитая армия Александера восстанавливалась медленно и без энтузиазма; понадобится два долгих года, чтобы она смогла взять верх в столкновении с японцами. Самого Александера между тем перевели командовать британскими силами на Ближнем Востоке. Воспоминания о страшной бирманской весне и о жертвах того поражения глубоко засели в душе каждого, кто стал свидетелем этих событий. Лидер партии Индийского конгресса Джавахарлал Неру, сидя в индийской тюрьме, куда заточили его англичане, с презрением отозвался о капитуляции Бирмы и бегстве колониальных чиновников, бросивших сотни тысяч соплеменников Неру на произвол судьбы: «Несчастье Индии в этот переломный исторический момент заключается в том, что она не только состоит под чужеземным правлением, но и это правление некомпетентно и неспособно должным образом организовать оборону страны и позаботиться о безопасности и основных потребностях людей»⁶². Справедливый приговор. Крах британского могущества в Юго-Восточной Азии стал для империи не только поражением, но и позором. Уинстон Черчилль хорошо это понимал.

10. Маятник фортуны

1. Батаан

«Мы не сможем победить в этой войне, пока она не превратится в общенациональный крестовый поход во имя Америки и американской мечты»¹, – писал репортер The New York Times Джеймс Рестон в книге «Прелюдия победы» (Prelude to Victory), ставшей бестселлером. Война уже сделалась в полном смысле мировой, но реакция американского народа, оказавшегося внезапно втянутым в этот конфликт, была поначалу очень похожа на поведение англичан в сентябре 1939 г.: благие намерения и путаница в головах. Многие с энтузиазмом записывались на курсы первой помощи, наиболее популярное пособие на эту тему разошлось тиражом 8 млн экземпляров, старшеклассники вырезали из дерева и клеили модели вражеских самолетов для уроков военной подготовки. Граждане сдавали кровь и собирали металлолом, отели Майами и Атлантик-сити размещали рекрутов. В этот суровый для отечества час решено было на время отказаться от охоты и рыбалки, а также от производства мячей для тенниса и гольфа. Процветали гадалки, выросла продажа шашек, карт мира и кулинарных книг. Залы кинотеатров были набиты битком, в том числе и потому, что у людей завелась свободная денежка в кармане: в 1942 г. число зрителей вдвое превысило аудиторию 1940 г. Даже заключенные Сан-Квентина вызвались работать на победу, и им поручили изготавливать заградительные сети против подводных лодок.

Экономическая мобилизация Америки ошеломляла наблюдателей из более бедных и не склонных к такому размаху стран. Особенно сказывалось участие крупных индустриальных компаний. Даже наиболее образованные британцы не догадывались, насколько велики, можно сказать, неисчерпаемы ресурсы Соединенных Штатов. «Разворачивается масштабная мобилизация, – писал английский маршал авиации Джон Слессор из Вашингтона начальнику генштаба ВВС сэру Чарльзу Порталу в апреле 1941 г. – Сейчас они набрали уже два миллиона и планируют призвать еще столько же. С кем они собираются сражаться такими силами, как будут переправлять такое количество солдат, я понятия не имею и сомневаюсь, стали бы они вести себя подобным образом, если бы внимательно проанализировали всю совокупность своих оборонных мероприятий и стратегических планов»².

Но скептики были посрамлены событиями, происходившими с 1942 по 1945 г. После Пёрл-Харбора генерал-лейтенант Фредерик Морган, основной разработчик планов Дня «Д» с британской стороны, отзывался об американцах так: «Они твердо решили, что это будет величайшая и наилучшим образом осуществленная кампания»³. Примерно о том же писал другу в Госдепартаменте секретарь Американо-Азиатской ассоциации: «Война будет долгой и тяжелой, но, когда она завершится, о Дядя Сэме будет говорить весь мир»⁴. Федеральный бюджет США взлетел с $9 млрд в 1939 г. до $100 млрд в 1945 г., и за тот же период ВВП вырос с $91 млрд до $166 млрд. Уровень промышленного производства вырос на 96 %, появилось 17 млн новых рабочих мест; 6,5 млн женщин пополнили трудовую армию США в период с 1942 по 1945 г., а средняя зарплата у них выросла более чем на 50 %; удвоился объем продаж женской одежды. Директивы, принимавшиеся во имя этой широкомасштабной мобилизации, играли на руку крупным корпорациям и магнатам промышленности, и те процветали. Антимонопольное законодательство было на время отменено под давлением военных нужд: на долю ста основных компаний Америки, которые в 1941 г. производили 30 % всего национального продукта, к 1943 г. приходилось 70 % ВНП. Правительство забыло свою неприязнь к монополистам: лишь бы поставляли танки, самолеты, корабли.

Шла величайшая в мире война, и все менялось в соответствии и пропорционально этим событиям: в 1939 г. в Америке было всего 4900 супермаркетов, но в 1944 г. – уже 16 000. К концу 1944 г. личные накопления среднего американца почти удвоились по сравнению с декабрем 1941 г. Предметы роскоши, напротив, оказались в дефиците, и потребители толком не знали, как потратить возросшие доходы. «Люди ошалели от денег, – рассказывал ювелир из Филадельфии. – Им все равно, что купить. Покупают, лишь бы деньги израсходовать»⁵. К 1944 г. производство потребительских товаров в Британии сократилось на 45 % от довоенного уровня, а в США меж тем оно возросло на 15 %. Во многих регионах недоставало жилья, подскочила арендная плата, потому что миллионы людей, направленные для работы на военные заводы или мобилизованные, не знали, где разместиться.

«Миф о Славной войне, – писал Артур Шлезингер, работавший в ту пору в Управлении военной информацией, – воспевает счастливую пору общенационального единства во имя благой цели. Большинство американцев признавали необходимость этой войны, однако и от низменных мотивов не отступались. Мы в Вашингтоне наблюдали изнанку Славной войны. Видели, как жадные собственники заводов противились переходу на оборонную продукцию, а потом уступали настояниям правительства, рассчитывая получить после войны какие-либо привилегии. По нашим сведениям, каждая восьмая компания нарушала Закон о предельных ценах. Мы нагляделись на то, что малоизвестный сенатор от Миссури [Гарри Трумэн] назвал проявлениями “алчности, мошенничества, халатности, грабежа”. Война от всех требовала жертв, но зараза “кидалова” распространялась повсюду. Тыловая жизнь представляла собой довольно-таки постыдное зрелище, в то время как молодые американцы погибали в разных уголках мира»⁶.

Одно из самых подлых мошенничеств, раскрытых в ту пору: крупнейший военный подрядчик, Кливлендская национальная компания алюминиевых и бронзовых сплавов (National Bronze and Aluminum Foundry Company of Cleveland), сознательно продавала металлолом под видом двигателей для истребителей. Четверо руководителей компании угодили за решетку. Американская компания по производству патронов в Сент-Луисе (US Cartridge Company of St Louis) выпускала миллионные партии бракованных боеприпасов – солдатам на фронте это мошенничество могло стоить жизни. Гражданское население приобретало недоступные законным образом товары на черном рынке, многие компании ускользали от ценового контроля. Один американец с горечью замечал, что Европа оккупирована, Россия и Китай сражаются с вражескими полчищами, Британия подвергается бомбежкам, а США, единственная страна среди великих держав, «ведет войну только в своем воображении». Пёрл-Харбор, давнишний расизм и слухи о японских жестокостях способствовали тому, чтобы американцы возненавидели своего азиатского противника, но вплоть до конца войны американцы не чувствовали той вражды к немцам, которая была так свойственна европейцам, – они даже на Гитлера не могли толком рассердиться за преследования евреев. Военный историк Форрест Пог позднее с изумлением отзывался об армии Брэдли во Франции: «Эти ребята не проявляли желания воевать. Их никак не расшевелить было, пока немцы не подстрелят кого-то из их товарищей»⁷. Профессор Норман Майер из Мичиганского университета – бихевиорист, известный наблюдениями над крысами, – считал, что более эффективным стимулом сражаться для американцев будет лишение бензина, шин и гражданских свобод, апелляция же к идеалам тут не поможет⁸. Но это уж чересчур цинично – многие люди проявили в ту пору искренний патриотизм, да и мужество многих американцев подтверждалось на поле боя. Однако верно и то, что из-за отдаленности Соединенных Штатов от основных театров войны, отсутствия угрозы непосредственного нападения на страну или даже серьезных для нее трудностей, в народе не вспыхивала та страсть, которая воспламеняла граждан других государств, страдавших в оккупации или под бомбежками.

После Пёрл-Харбора политическое и военное руководство США сознавало, что им, как прежде британцам, придется пройти через поражения и унижения, прежде чем народ соберется с силами и даст отпор японскому милитаризму. О враге знали и понимали очень мало даже те, кому предстояло сойтись с ним лицом к лицу. «Внезапно до нас дошло, что мы абсолютно ничего не знаем о япошках, – вспоминал Фред Мирс, служивший на авианосце. – Мы слыхом не слыхали об их самолетах Zero. Какого уровня их авиация, их пилоты? Насколько силен японский флот? Какие сражения нам предстоят и где? Мы были до ужаса неподготовленными»⁹.

Многие американцы давно уже поняли необходимость вступления в войну. Но так происходит в любом конфликте: пока не засвистят пули, не начнут тонуть корабли и погибать близкие или по крайней мере боевые товарищи, даже профессиональные вояки не распаляются гневом и нетерпением. «Поразительно, как много времени нам понадобилось, чтобы сориентироваться и начать реагировать быстро и по делу, – вспоминал американский моряк Элвин Кернан. – Постепенно мы осваивали войну – прежде всего как состояние духа, а потом уж как все остальное»¹⁰. Эрни Пайл на собственном опыте убедился: «Очевидно, такой стране, как Америка, требуется примерно два года, чтобы полностью втянуться в войну. Нужен переходный период, когда мы прощаемся с прошлой жизнью и начинаем жить новой, военной, живем ею так долго, что она превращается для нас в норму»¹¹.

Тем удивительнее, что уже через полгода после Пёрл-Харбора американский флот одерживал победы, изменившие ход войны в Азии. Германия к тому времени четыре года господствовала в Западной Европе, но японский периметр удалось к осени 1942 г. продавить. Продвижение американцев в регионе Тихого океана вскоре выявило неисцелимую слабость противника. Однако сначала американцам пришлось перенести тяжелые удары. В недели после 7 декабря 1941 г. японцы успели захватить Уэйк – правда, при первом натиске атаковавшие понесли тяжелые потери. Генерал Дуглас Макартур, возглавлявший оборону Филиппин, остановил командиров своего воздушного флота, которые предлагали нанести ответный удар. За десять часов после налета на Пёрл-Харбор ответные меры не были приняты – и японцы уничтожили прямо на земле без малого 80 американских самолетов.

На следующий день Макартур начал запоздалую подготовку к эвакуации американских и филиппинских частей на Лусон (полуостров Батаан), который, как представлялось, было бы удобнее оборонять. Однако быстро перебросить большие запасы провианта и боеприпасов было непросто. До начала боевых действий генерал отвергал подобные предложения, считая их проявлением «пассивности». Теперь армия спешно закупала рис у китайских торговцев, а на местных консервных заводах – столько тушенки и фруктов, сколько удавалось раздобыть. 12 декабря Макартур, также с опозданием, уведомил президента Кесона о предстоящей дислокации, а 22-го приступил к исполнению плана. Врачи предупреждали, что на Батаане свирепствовала малярия, поскольку там обитали комары – переносчики этого заболевания, однако лекарствами запасаться не стали. Манила каждый день подвергалась бомбардировкам на протяжении часа, ровно с полудня до 13:00; американские офицеры вынуждены были перенести время ланча на 11:00.