Вторая мировая война. Ад на земле

Макартур ожидал, что японцы высадятся на южной оконечности залива Лингаен, и соответственно разместил свои войска, однако японские силы вторжения смели плохо обученный и толком не вооруженный заслон филиппинцев и высадились у залива. К 22 декабря 14-я армия генерал-лейтенанта Масахару Хомма в количестве 43 110 человек укрепилась на надежном плацдарме. Из-за неисправности торпед лишь одной американской подлодке удалось провести успешную атаку на перевозившие десант корабли. Еще 7000 японцев, не встретив сопротивления, высадились в Леймон-бэй, в 350 км к юго-востоку от основной группировки. Филиппинская армия вскоре рассыпалась. Командующий воздушным флотом генерал Льюис Бреретон, лишившись большой части самолетов, благоразумно перебазировался в Австралию. Макартур в своем коммюнике фанфаронил: «Мои доблестные дивизии мужественно обороняются, отражая врага от священных берегов Филиппин. Мы нанесли противнику серьезный урон, и ему нигде не удалось надежно закрепиться. Завтра мы сбросим его в море».

На самом деле японцы продвигались к Маниле, не встречая серьезного сопротивления. В Вашингтоне главы штабов благоразумно отказались от самой идеи посылать подкрепления. Только в одном Макартуру повезло: японцы хотели первым делом захватить столицу и потому не помешали его отступлению на Батаан. Фотограф Карл Миданс 2 января наблюдал из отеля Bay View, как японцы входили в Манилу: «Они въехали на бульвары в предрассветной дымке со стороны залива – на велосипедах и крошечных мотоциклах. Двигались, не переговариваясь, стройными колоннами, в затихшем городе только и раздавался казавшийся смешным треск одноцилиндровых мотоциклов»¹². Неделю спустя Хомма провел первую атаку на линию обороны американцев и филиппинцев, проходившую поперек полуострова Батаан. Оборонявшиеся без особого труда отразили и это, и последующие нападения, хотя и несли большие потери от бомбежек с воздуха. Они также страдали от жары и голода, ведь на довольствии оказалось 110 000 человек: 85 000 американских и филиппинских солдат и 25 000 гражданских. Инженерный корпус направили в поля собирать и обмолачивать рис. Неподалеку от берега ловили рыбу ставными неводами, но неприятельская авиация их уничтожила. Резали скот. Как и предупреждали врачи, разразилась эпидемия малярии. Медсестра Рут Страуб писала в дневнике: «Мы все живем как военнопленные – стараемся выжить, и больше ничего»¹³.

Но у защитников Батаана энергии и предприимчивости оказалось больше, чем у британской армии в Малайе: все попытки японцев высадить десант в тылу противника заканчивались полным уничтожением этих отрядов. Одно такое подразделение было отброшено на утесы Кинауана. «Десятки японцев, разрывая на себе мундиры, с воплями прыгали вниз на берег, – записал капитан Уильям Дайесс. – Пулеметный огонь взрывал песок в поисках всего, что движется»¹⁴. Японская пехота прорвала периметр обороны и захватила два выступа возле Туола и Котара, но 26 января в кровопролитной контратаке американцы восстановили свою линию обороны. Бомбардировка причинила на удивление мало вреда американским артиллерийским позициям. Когда у кавалерийских лошадей закончился корм, они сами пошли в пищу обороняющимся. Почти вся фауна и флора Батаана отправилась в котел; собирали манго, бананы, кокосы и папайю, динамитом глушили морскую рыбу.

За февраль и март японцам не удалось продвинуться ни на шаг, но и защитники Батаана слабели от голода, к тому же закончилось основное лекарство от малярии – хинин. Макартур на патрульном торпедном катере бежал в Австралию вместе с семьей и приближенными, согласно приказу Рузвельта предоставив в последние недели обреченного сопротивления руководить генералу Джонатану Уэйнрайту. Под конец марта в больницу еженедельно поступало до тысячи заболевших малярией. В лагерях беженцев за периметром, по отзыву лейтенанта Уолтера Уотероуза, условия были «самые кошмарные, какие мне доводилось видеть, с чудовищным уровнем смертности»¹⁵. Бомбардировки уничтожили практически все постройки на крепости-острове Коррехидор, тысячи раненых и больных прятались в тоннеле Малинта.

Для тридцатилетней медсестры из Техаса, лейтенанта Берты Дворски, самым страшным в ее работе оказалось личное знакомство с людьми, которых доставляли к ней тяжело раненными: «Это были парни, с которыми мы общались в офицерском клубе, наши друзья. Тяжелейшее испытание для чувств. Никогда не знаешь, кого доставят следующим»¹⁶. Раненые часто спрашивали, выживут ли они, и врачи обсуждали, следует ли говорить в таких случаях правду¹⁷. Врач Альфред Уэйнстейн записывал: «Дискуссия продолжалась бесконечно, правильного решения никто не знал. По большей части мы выбирали средний путь: уклонялись от прямого ответа, но, если видели, что пациент не жилец, звали капеллана, чтобы тот совершил обряды, написал письмо близким, взял у умирающего то, что тот хотел оставить родным на память. Обычно говорить напрямую ничего и не приходилось»¹⁸.

Осаждавшие оказались не в лучшем положении, чем осажденные: среди них тоже свирепствовала малярия, а также бери-бери и дизентерия – более 10 000 заболевших к февралю. В Токио нарастало недовольство и упорством американцев, и тем, как в США «сага о Батаане» превращается в орудие пропаганды. 3 апреля Хомма, получив подкрепление, всей мощью обрушился на филиппинцев, проведя предварительно массированную бомбардировку. Филиппинцы в панике бежали от японских танков, при каждой попытке высунуться их громили с воздуха, многие так ослабли от голода, что едва могли выбраться из окопов. Японцы неуклонно продвигались вперед, прорывая одну линию обороны за другой. 8 апреля генерал-майор Эдуард Кинг по собственной инициативе решил сдать полуостров и направил к противнику парламентера под белым флагом. Из укрытий, обустроенных в джунглях по всему Батаану, уцелевшие группы оборонявшихся пробирались на остров Коррехидор, где еще держался Уэйнрайт.

Утром 9 апреля Кинг встретился с полковником Мотоо Накаяма, командовавшим оперативным отделом генерала Хоммы, и подписал капитуляцию. «С нашими людьми будут хорошо обращаться?» – спросил Кинг напоследок. «Мы не варвары», – напыщенно отвечал полковник. 11 500 американцев и 64 000 филиппинцев попали в руки врага. Путь этих измученных людей в концлагеря вошел в историю как Батаанский марш смерти. Филиппинцев убивали десятками ради забавы, на них отрабатывали штыковые удары. Американский солдат видел, как его ослабевшего товарища столкнули под танк. Блэр Робинетт сказал: «Теперь мы поняли, если кто раньше не догадывался, что нас ждет»¹⁹. Сержант Чарльз Кук видел, как пленных насаживали на штык, если они пытались подойти к воде. Старший сержант Гарольд Фейнер подытожил: «Упадешь – готово, ты покойник»²⁰. Более 300 пленных филиппинцев перебили в ущелье возле реки Пантинган. Убийцы заявили, что они бы обошлись с пленными милосердно, если бы гарнизон сдался раньше, а так «мы понесли тяжелые потери, вы уж нас извините». Согласно подсчетам, марш смерти унес жизни 1100 американцев и более 5000 филиппинцев.

Теперь японцы сосредоточили артиллерийский огонь на Коррехидоре – острове, размером не больше Центрального парка в Нью-Йорке. 3 мая Уэйнрайт докладывал уже прибывшему в Австралию Макартуру, что все строения на острове сровнены с землей и уничтожена даже растительность. Условия в нагретом, вонючем тоннеле Малинта, битком набитом перепуганными людьми, сделались невыносимыми. В ту ночь подводная лодка Spearfish эвакуировала последнюю партию, которой суждено было добраться до Австралии – всего 30 женщин и 12 мужчин. Несколько часов спустя японцы бросили морской десант на штурм Коррехидора. В полдень 6 мая, после двух дней боев, Уэйнрайт подписал капитуляцию от имени всех остававшихся на Филиппинах американских войск, предварительно сообщив в Вашингтон: «С глубоким сожалением и с величайшей гордостью за мои отважные войска я отправляюсь на встречу с японским командованием. Прощайте, господин президент». Находившийся в американском гарнизоне корабельный врач Джордж Фергюсон сел и заплакал «от такого разочарования в наших добрых славных Штатах»²¹. Однако физическое и эмоциональное истощение было слишком велико, и многие солдаты радовались тому, что сражение наконец-то закончилось. Лишь позднее они узнали, что для 11 500 военнопленных американцев главное испытание только начиналось.

Батаан и Коррехидор продержались целых четыре месяца. Погибло 2000 американцев, японцы потеряли 4000 человек. Оборона так затянулась главным образом из-за неопытности нападавших: армия вторжения была немногочисленна и не могла сравниться подготовкой и боевым опытом с теми дивизиями, которые Ямасита повел на Малайю. Если бы Хомма и его подчиненные действовали энергичнее, филиппинская сага закончилась бы раньше – в этом смысле недовольство Токио действиями своей армии было оправдано. Однако все эти соображения не умаляют героического мужества гарнизона и доблести Уэйнрайта, который исполнил свой долг куда убедительнее, чем Макартур. Уэйнрайт и его солдаты создали ту легенду, которой могла гордиться Америка и которой готов был позавидовать Черчилль. Попросту говоря, американские защитники Батаана и Коррехидора оказались более стойкими, чем британские колониальные войска в Малайе и Сингапуре, хотя тоже сражались за обреченное дело.

Бригадный генерал Дуайт Эйзенхауэр, имевший несчастье послужить под командой Макартура несколькими годами ранее, писал в дневнике: «Бедный Уэйнрайт! Он сражался, а вся слава достанется Макартуру. Как публика может принимать за чистую монету его тирады, которые мы всегда считали верхом идиотизма? Но он – герой! Так-то»²². В США комментаторы и радиоведущие выжимали из Батаанской саги каждую капельку национальной гордости, прославляли схватки на море и начавшую в Америке пока еще довольно вялую мобилизацию. Но там, на Тихом океане, никто не обманывался. Каждый солдат, матрос и летчик союзников видел, что во всех уголках этого театра войны невозбранно господствует противник. Лейтенант Роберт Келли из Третьей эскадры мотокатеров – той самой, которая эвакуировала Макартура с Коррехидора, – сказал: «В новостях изображают так, словно мы выигрываем войну. Нас от этого тошнит. Мы-то навидались этих побед. Их у нас было предостаточно – и все японские. Но, если нам удавалось хотя бы отразить атаку, заголовки газет вопили: “Победа!”»²³

Келли, как и Эйзенхауэр, недооценивал важность легенды и даже мифа для поддержания духа нации в пору несчастий. Умелая пропаганда затушевывала поражения, поддерживая в гражданском населении уверенность в победе. В конечном счете Тихий океан значил для США гораздо меньше, чем для Британской империи, а созданные Рузвельтом и СМИ Батаанский эпос и культ Макартура были для народа полезны и даже ценны. Этот генерал был скорее тщеславным ничтожеством, чем достойным командиром, и особой любви не заслуживал, но его бегство с Коррехидора едва ли достойно более сурового осуждения, чем бегство британских командующих из обреченных крепостей и городов, в том числе эвакуация Уэйвелла из Сингапура. В последующие годы образ Макартура, символа американской борьбы в юго-западном регионе Тихого океана, весьма способствовал повышению боевого духа на родине, хотя реальный его вклад в поражение Японии был не столь велик. Со стратегической точки зрения оборона Филиппин не имела смысла: небольшими силами, в отрыве от своих баз, американцы не могли удержать острова. Если бы гарнизон продержался дольше, под давлением общественного мнения, быть может, была бы предпринята заведомо безнадежная попытка послать подкрепление, чтобы снять осаду с Батаана. Для американского флота помощь Уэйнрайту обернулась бы катастрофой: японцы господствовали и на море, и в воздухе. Коррехидор сдался как раз вовремя, чтобы избавить Вашингтон от этой головной боли.