Вторая мировая война. Ад на земле

Под непрерывным тропическим дождем американцы пытались разбить лагерь в грязи – грязь была главным проклятием всей этой кампании наряду со скудным рационом и дизентерией. Нервы были взвинчены до такой степени, что люди часто по ошибке стреляли друг в друга. Постоянно приходилось эвакуировать в госпиталь жертв военного невроза. Если во взводе четыре человека впадали в состояние глубокой истерии, командир считал такой процент «выбраковки» (15 %) нормальным. Варварские расправы японцев провоцировали такое же зверство со стороны американцев. Десантник Оре Марион описывал сцену после ожесточенного ночного боя: «На рассвете несколько наших парней, заросшие бородами, грязные, исхудавшие от голода, в рваной одежде, получившие незначительные штыковые ранения, приволокли три отрубленные головы и выставили их на кольях лицом к япошкам, которые засели на том берегу реки. Командир полка обругал их, заявил, что так ведут себя только животные, и грязный, провонявший паренек возразил ему: “Верно, полковник, мы и есть животные: мы живем как животные, едим как животные, с нами обходятся как с животными, так какого дьявола вы от нас ожидали?”»⁴⁸

Ожесточенные сражения происходили на реке Тенару, где обе стороны несли тяжелые потери: японцы атаковали вновь и вновь с самоубийственной отвагой и без малейшего представления о тактике. Роберт Лекки описывал эти сцены, освещаемые зеленым сигнальным огнем японцев: «Какофония, яростный шум, дикое неистовство, грохот, вопли, визг, свист, разрывы, колебания земли, оглушительные звуки. Попросту ад. Миномет – звук лопающегося пузыря при выстреле и треск при падении; грохот пулеметов и более частый скрежет автоматических винтовок Browning, молотом бьют пулеметы 50-го калибра, сокрушительный удар 75-миллиметрового противотанкового орудия прямо в бензобак противника – каждый звук что-то сообщает привычному уху». После многочасового боя на рассвете проступали очертания множества вражеских трупов и горсточки уцелевших»⁴⁹. Но то же самое повторялось ночь за ночью: бесконечные атаки и контратаки, изнурявшие американцев.

«Боевой дух упал очень низко, – вспоминал удостоенный военно-морского креста лейтенант Пол Мур. – Но так уж устроена морская пехота: когда нас посылали в атаку, мы всегда пытались прикончить врага»⁵⁰. Переплывая со своим взводом через реку Матаникау, этот молодой офицер поднял голову и увидел, как над головой пролетают мины и гранаты, «пули осыпали нас дождем». Мур, который за несколько месяцев до того учился в Йеле, был ранен пулей в грудь в тот момент, когда швырнул гранату, чтобы заткнуть пасть японскому пулемету. «Через отверстие в легком входил и выходил воздух. Я решил, что я покойник, прямо сейчас умру. Дышал я не ртом, а через эту дыру. Как воздушный шарик – надувается, сдувается, пшшш. Я сказал себе: “Я умираю”. Поначалу это казалось абсурдным, учитывая мое происхождение: как я смолоду думал, что буду жить богато, в роскоши и так далее, и вот я умираю на каком-то тропическом острове, лейтенант морской пехоты. Вроде как это и не я. Вскоре ко мне подполз замечательный санитар, сделал мне укол морфия, за ним еще двое с носилками и вытащили меня оттуда».

Три года Тихоокеанской кампании продолжались по образцу, заданному на Гуадалканале: противники боролись за гавани и аэродромы, устраивали стоянки для кораблей и воздушные базы посреди безликой водной пустыни. Японцы так и не смогли компенсировать ошибки, совершенные в самом начале, когда они недооценивали силы и волю американцев. Любая операция на островах по стандартам европейских фронтов казалась незначительной: в самый разгар битвы на Гаудалканале в ней участвовало не более 65 000 человек с обеих сторон на суше и еще 40 000 на боевых и транспортных кораблях. Однако эта кампания оставила одно из самых страшных воспоминаний за всю войну как из-за напряженности и жестокости этих сражений, так и из-за окружающих условий: американцы и японцы каким-то образом поддерживали свое существование среди болот, под тропическими ливнями, терпели жару, болезни, укусы насекомых, угрозы крокодилов и змей, голодали на скудном рационе. Битва за Гуадалканал превратилась в жуткую и нелепую повседневность:

«Все было организовано, налажено словно бизнес или работа, – вспоминал с изумлением и отвращением капрал Джеймс Джонс, который прибыл на Гуадалканал в составе пехотных подразделений на помощь десанту. – Самая обыкновенная работа. Но в основе этого бизнеса была кровь – кровь, увечья и смерть. Берег буквально кишел людьми, все куда-то перемещались, казалось, будто берег живет своей жизнью, вот как если бы на него выбросилась масса медуз или крабов. Эти людские потоки пересекались, все двигались неупорядоченно и очень торопливо. Одеты кто во что, многие скорее раздеты, чем одеты. Самые неожиданные головные уборы – домашние, самодельные, а иной, трудившийся в воде, торчал там в чем мать родила – на всем теле ни единой нитки, только медальон на шее»⁵¹.

С августа до ноября численный перевес на Гуадалканале оставался за японцами, но постепенно американские подкрепления и японские потери выровняли баланс в пользу американцев. Бесконечные лобовые атаки разбивались об упорную оборону. Японцы так и не смогли вырвать у американцев базу Хендерсон: американцы превосходили противника и в воздухе, и мощью артиллерийского огня. Однако это преимущество мало чем могло помочь, когда в дело вмешался японский флот. В ходе войны союзникам редко приходилось испытывать на себе такой обстрел с моря, какому Королевский флот и ВМФ США регулярно подвергали противника, однако на Гуадалканале американцы несли существенные потери от залпов с борта японских боевых судов. Четыре октябрьские ночи подряд час за часом: сперва 900 залпов 14-дюймовыми снарядами с линкоров, затем еще 2000 залпов с тяжелых крейсеров. «Ничего более потрясающего я за всю свою жизнь не видел, – вспоминал потом морской пехотинец. – Поблизости был большой бункер: туда угодил снаряд и прикончил всех разом. Мы попытались откопать их, но поняли, что проку в этом нет»⁵². Корреспондент писал: «С трудом верится, что мы еще здесь, еще живы, еще ждем врага и готовы к бою». Многие самолеты на базе Хендерсон были повреждены, взлетная полоса на неделю вышла из строя.

Японцы с запозданием стали понимать, что эта битва будет в первую очередь испытанием воли. «Нужно предусмотреть возможность того, – писал офицер императорского генштаба, – что битва за Гуадалканал… перерастет в решительное сражение между Америкой и Японией». Тем не менее защитники Гуадалканала порой чувствовали себя забытым отрядом. «Было так одиноко, – писал Роберт Лекки. – Эдакое до тошноты сентиментальное ощущение: сироты мы, сироты. Всем наплевать, думали мы. Миллионы американцев живут изо дня в день своей жизнью, ходят в кино, женятся, посещают лекции и деловые собрания, сидят в кафе, газеты горячатся насчет вивисекции, выступают политические ораторы, на Бродвее премьеры и провалы, таблоиды заполнены скандалами в высшем свете и убийствами в трущобах, актами вандализма на кладбище и актами религиозного покаяния знаменитостей – все та же, все та же, все та же неизменная повседневная Америка, и все эти люди живут, совершенно не вспоминая про нас».

Но миф о непобедимости японской армии был сокрушен именно там, на острове размером всего сто километров на пятьдесят, где корпус морской пехоты США, численность которого возросла многократно – с 28 000 до войны до 485 000 личного состава, – впервые показал себя главной боевой силой Америке на суше. И напротив, стали ясны изъяны японской армии, в первую очередь отсутствие компетентного командования. Даже в победоносную для Японии пору, пока Ямасита умело и ловко проводил операции в Малайе, некоторые детали бирманской и филиппинской операций наводили на мысль, что коллеги этого полководца не способны на инициативу. При защите позиции принцип безоговорочного подчинения приказам еще имеет смысл, но в атаке командирам не хватало сметки и гибкости. Японские солдаты были агрессивнее западных союзников и лучше приучены переносить трудности. Британский генерал Билл Слим с высокомерием белого человека именовал противника «величайшим бойцовым насекомым на свете». Вплоть до 1945 г. подданные Хирохито проявляли поразительное умение сражаться в ночной темноте. Но, несмотря на такие личные свойства японских солдат, в совокупности японская армия не могла равняться ни с вермахтом, ни с Красной армией, ни с корпусом морской пехоты США. С поразительной способностью к самообману японское командование после первых ошеломляющих триумфов предложило оставить на островах немногочисленные гарнизоны, а большую часть войск направить в Китай, который они считали основным театром войны. За неимением обученных кадров для операций в Юго-Восточной Азии и на тихоокеанских островах они выскребывали остатки резервистов: затянувшаяся Китайская кампания ослабила и деморализовала японскую армию еще до Пёрл-Харбора, а уж после Пёрл-Харбора японским генералам приходилось мобилизовать всех подряд и отправлять новобранцев в бой после в лучшем случае трехмесячной подготовки. Стратегия японцев проистекала из убеждения, что американцам хватит небольшой трепки и они запросят мира, когда же эта надежда не оправдала себя, японской армии пришлось до конца войны оборонять раздувшуюся империю, не располагая для этого ни достаточным количеством солдат, ни новейшими технологиями. В ходе Тихоокеанской кампании американцы и австралийцы неизбежно овладевали каждым островом, на который они претендовали. Лишь Бирму и Китай японская армия удерживала вплоть до последней фазы войны.

Битва за Гуадалканал разворачивалась не только на островах: с такой же кровавой беспощадностью происходила она и на море. Схватка у острова Саво стала лишь первой в ряду драматических морских сражений, обусловленных главным образом попытками японцев высадить на берег подкрепление или снабдить свои войска боеприпасами и помешать аналогичным действиям американцев. Эсминцы «Токийского экспресса» [14] пытались переправлять по ночам людей и припасы через Слот, узкий подход к Гуадалканалу. Австралийские береговые наблюдатели, прятавшиеся с радиопередатчиками в джунглях на островах, еще занятых японцами, играли в этом противостоянии ключевую роль: они успевали предупредить ВВС о передислокации вражеских кораблей. Эскадры авианосцев, линкоров, крейсеров, эсминцев маневрировали в темноте, стараясь занять наиболее выгодное положение, словно два боксера, кружащих по огромному рингу. Выигрывал тот, кто первым обнаруживал врага и успевал дать залп. Потери обе стороны несли чудовищные: 24 августа сражение у Восточных Соломоновых островов стоило японцам авианосца и многих самолетов, а они в свою очередь успели подбить Enterprise; неделю спустя авианосец Saratoga был подбит торпедой и вынужден, покинув театр войны, укрыться в американском ремонтном доке. Американцы нанесли противнику значительный ущерб у мыса Эсперанс в ночь с 11 на 12 сентября, но 15-го японская подлодка затопила авианосец Wasp и повредила новый линкор North Carolina.

14

Морской конвой, снабжавший японские части на островах. – Прим. ред.

Вице-адмирал Уильям «Бык» Хэлси, возглавивший 18 октября морские операции в регионе, как раз подоспел к одной из самых тяжелых морских битв за всю войну. 26 октября возле Санта-Крус японцы потеряли более 100 самолетов, а американцы – 74, больше, чем немцы и англичане, вместе взятые, в любой день Битвы за Британию. Американцы лишились авианосца Hornet и на протяжении нескольких недель все вылеты морской авиации осуществлялись только с палубы подбитого Enterprise. В ночь на 12 ноября вице-адмирал Хироаке Абе повел эскадрилью, главную боевую силу которой составляли два линкора, бомбардировать Гуадалканал, но столкнулся с американскими крейсерами. Хотя ему удалось нанести противнику серьезный ущерб, потопив шесть кораблей и потеряв всего три, он со свойственной японским командующим осторожностью предпочел отступить после длившейся меньше получаса схватки. Никакой выгоды он из этого не извлек: на следующее же утро один из его линкоров был уничтожен американцами с воздуха.

Два дня спустя пилоты морской пехоты из «Кактусов» (Cactus Air Force), как именовали воздушные силы базы Хендерсон, застигли японский конвой на пути к Гуадалканалу и практически уничтожили его, потопив семь транспортных судов и один крейсер, а три крейсера существенно повредив. В ту же ночь произошла эпическая битва между основными судами американского и японского флота. Адмирал Уиллис «Чинг» Ли выпустил девять залпов 16-дюймовых снарядов по линкору Kirishima, и тот пошел ко дну – потеря, равная линкору South Dakota, которого лишился американский флот. На рассвете за берег зацепились лишь жалкие остатки японского десанта с четырех выбросившихся на берег транспортных судов из погибшего конвоя. Вся их тяжелая военная техника ушла на дно. Ночью 30 ноября пять американских крейсеров атаковали неподалеку от Тассафаронги восемь японских эсминцев, которые пытались доставить своим наземным силам припасы и оборудование. Один американский крейсер затонул, три были повреждены торпедами, а японцы недосчитались лишь одного эсминца.