Вторая жена

Мне выдало мужчину в возрасте — видимо его отца. Тучнеющего типа с равнодушно-борзым лицом. О личной жизни марокканских олигархов писать было не принято, но после долгих поисков я наткнулась на упоминание некоего сына этого богача — Набиля. Он ли это? Ни единой фотографии, а вот про их цементно-строительный бизнес и дружбу с королём Марокко — пожалуйста. Да, Лена, это точно не твой уровень. Куда девчонке из сибирской глубинки друзья королей? И так выше головы прыгнула, доучилась, добилась, живу в Париже, вращаюсь не в самых последних кругах: профессура, народ с регалиями, доктора и академики. Я правильно сделала, что отказалась от ужина. Нет, я не отрицала любовь в своей жизни, и, конечно, была достаточно романтичной для того, чтобы ждать своего принца, но чуточку рациональности тоже стоило иметь.

Примечание:

[1] Улица, на которой находится парижское отделение знаменитого аукциона

Глава III

Когда началась рабочая неделя, из головы быстро всё выветрилось. Вечная беготня с занятий в музей, оттуда на выставки, оттуда на конференции не давала отвлекаться на постороннее. Но вот, стоило добраться до квартиры, как зазвонил неизвестный номер.

— Алло? — подняла я механически на русском.

— Элен Бланш? — раздалось мужское сомневающееся и вопросительное.

— Да, это я, — перешла обратно на французский.

— Вы хотели узнать, понравится ли картина, которую вы посоветовали. Она понравилась.

Не сразу сообразив, о какой картине идёт речь, и кто это вообще мне звонит, я вдруг опомнилась и, шокированная, застыла на несколько мгновений с разинутым ртом.

— Откуда у вас мой номер?

— Я попросил мне его дать.

— Это конфиденциальная информация, они не имели права.

— Прошу меня простить, я очень настаивал. Вы огорчены?

— Я рада, что подарок понравился, — немного злясь, и в то же время обуреваемая странными эмоциями, польщённая и вспыхнувшая, признала я.

— Я буду на следующей неделе снова в Париже. Могу я отблагодарить вас ужином? Знаю, — не дал он мне возразить, — вы заняты, я помню. Но это просто… жест вежливости. Кроме того, я считаю непростительным, если вы не были в ресторанах, которые, как вы выразились, другого уровня.

— Это нормально и соответствует моим доходам.

— Я это сказал и не с претензией к вам, а к тому, кем вы заняты.

— А я не говорила, что я занята кем-то.

Возникла заминка. Может, зря я сказала это? Зря намекнула, что свободна?

— Тогда… как же?

— Я занята чем-то — работой.

Он засмеялся расслабленно:

— Вот оно что. Значит, проблем с ужином нет?

— Есть.

— Какая?

— Я даже не знаю, как вас зовут.

— О, простите! Конечно. Можете называть меня Набиль. — Надо же, интернет не наврал, чудеса. — Всё? Или нужно преодолеть ещё какие-то преграды?

Мне льстило его предложение. Я не могла поверить, что меня зовёт на ужин миллиардер! И в то же время, идти не хотелось. Во мне было много предрассудков, и главный из них — он мусульманин. А я — дочь православного священника. У нас не было никакого будущего, а если его очевидно нет, то никогда не стоит начинать подобное знакомство.

— Нет, извините, Набиль, я не смогу.

— Почему?

— У меня очень много работы.

— Элен, невозможно работать без выходных! Это вредно.

— Некоторые виды отдыха тоже бывают вредны.

— Давайте найдём ресторан вкусной и здоровой пищи? — пошутил он. Я улыбнулась его юмору, и в то же время напряглась от его настойчивости. Все эти красноречивые горячие мужчины, не то с юга, не то с востока, хотят затащить девушек в постель, и больше ничего. А я хочу одного-единственного: принца, рыцаря, кабинетного ботаника, не важно, и чтоб венчание, свадьба и первая брачная ночь, и только в ней в постель, не раньше.

— Позвоните мне где-то через пару лет, возможно, я передумаю.

— Элен…

— До свидания!

Положив трубку, я ощутила кисло-горький вкус чего-то упущенного, и в то же время испытывала гордость. Кто-то же должен щёлкать по носу этим «королям жизни», считающим, что в Европе все женщины — проститутки. Нет таких денег, которые заставили бы меня изменить моим принципам.

Квартиру я снимала в девятнадцатом округе, неподалёку от станции метро Сталинград. Да, в Париже была такая. Когда я рассказывала об этом кому-то из России, всегда думали, что я шучу. Но здесь всюду было множество удивительных и не всегда связанных с Францией названий, например, я помимо того жила в десяти минутах ходьбы от площади Марокко; с некоторых пор она сделалась для меня триггером, постоянно возвращающим мыслями к мсье Сафриви.

Ехать на работу в Лувр мне надо было по прямой, по седьмой ветке, и я выходила возле пекарни, где покупала какую-нибудь булочку, бриошь или эклер к полднику, и отправлялась в кабинет, делимый ещё с двумя сотрудницами. Одна из них уже вышла из отпуска, вторая — ещё нет.

Сегодня у меня было самое что ни на есть романтическое настроение, так что на мне была длинная свободная юбка до середины икр, сочного тёмно-голубого цвета, с широким поясом на талии, белая блузка с коротким рукавом и стоячим откладным воротничком, как раз чтобы в разрезе красиво расположился шарфик. В общем, просто Одри Хепберн в «Римских каникулах», только волосы светлые, забранные в высокий пучок. Несмотря на то, что кокетничать и флиртовать я не умела, мне нравилось хорошо выглядеть и ловить на себе восхищённые взгляды — маленькое женское тщеславие. Возможно, саму себя я тоже позиционировала, как музейный экспонат, доступный к просмотру, но недоступный для приобретения.

Выбрав себе булочку с марципаном, я вышла на ступеньки пекарни и услышала:

— Элен!

Подняв голову, я чуть не выронила свой бумажный, источающий прекрасный запах пакет. Это был Набиль. Заметив мою растерянность — скорее невообразимое удивление — он улыбнулся и подошёл.

— Как и обещал, я приехал снова в Париж…

— Мне вы ничего не обещали, — поспешила поправить его я. Очередная встреча дала мне разглядеть его ещё подробнее, чем в прошлые разы. Он выглядел привлекательно, чего уж лукавить. Держал солнечные очки в руке, видимо считая, что прятать глаза при разговоре — дурной тон. У него были длинные и тёмные ресницы, на зависть всем девушкам.

— Да, но я сказал, что сделаю это…

— А я предложила позвонить мне через два года.

— Я предпочёл сразу встретиться.

— Потому что это должно произвести больше впечатления, чем телефонный разговор?

— Почему вы так категорично настроены против того, чтобы поужинать со мной?

Заявить свои истинные причины, объяснить ему, что да как я считаю, это фактически напрямую сказать «я девственница, и берегу свой цветок для принца». Не хотелось, чтобы он узнал обо мне хоть какую-то интимную подробность, бабники слишком хорошо умеют этим пользоваться и манипулировать. Кроме того, при учёте некоторых нюансов, он мог бы принять меня за националистку, а я, даже если была ею немного, не хотела светить этим смертным грехом лицемерно-толерантного общества, где таких же скрывающих своё настоящее мнение — большинство.

— Давайте сделаем так. Сначала вы, Набиль, ответите мне, почему хотите со мной поужинать?

— Вы мне понравились, — не стал жеманничать он. Плюс в карму за честность.

— И?

— И? — не понял он. — Это… сомнительный повод?

— Нет, это означает, что мы поужинаем — и всё? Вы заплатите и уедете, не тревожа меня больше?

Он как будто бы замешкался, не зная и пытаясь угадать, а какого развития я хочу? Чтобы он уехал или продолжал ухаживать? Я намеренно произнесла всё нейтральной интонацией, чтобы поломал голову. И мсье Сафриви выбрал сказать то, что думает он сам: