Второе дно

Удивилась я, положим, вовсе не из-за его догадливости, а из-за того, что он по-прежнему не верил, что того Ричарда Аллистера, который крутил роман с его братом, уже нет — и все равно был готов не только позволить мне принять меры предосторожности, но еще и помочь с ними. А я-то голову ломала, как бы намекнуть, что лучше перестраховаться, чем слепо верить в человеческие качества принца, свалившего с лихорадкой целую деревню.

Наверное, что-то подобное и подразумевают, когда говорят «нашел своего человека»?..

Ламаи спрятала улыбку за чашкой чая. Я покосилась на ее макушку и вздохнула.

— У меня есть волосок Велдона Гровера и пара идей, что с ним сделать. Я заберусь на чердак… — я поколебалась, но все-таки попросила: — Составь компанию Ламаи. Что бы ни случилось, не выходите из дома и не поднимайтесь наверх.

Ламаи с готовностью кивнула, явно не горя желанием лезть к ведьме, занятой своим ремеслом. А Тао не был бы Тао, если бы немедленно не поинтересовался:

— А что именно может случиться?

Я неопределенно пожала плечами. Сталкиваться с колдунами мне еще не приходилось, и я не имела ни малейшего представления, заметит ли он попытку зашептать его волосок. Чары ведьм держатся на суевериях и страхе перед неизвестным — но колдун-то был осведомлен о моих возможностях, и сюрпризом для него они не станут. Нечего и надеяться, что удастся зачаровать Велдона на повиновение, как это было с Тао; максимум, на что я могла рассчитывать, — это банальная порча на невезение, и то только в том случае, если камердинер принца не догадается о ней.

А до чего может додуматься колдун, оскорбленный попыткой навести на него порчу, мне и представлять не хотелось.

— Думаю, для начала там появится призрак, — пообещала я то, в чем была уверена, — а затем — нерожденный ребенок. Но что начнется после, я и сама могу только предполагать.

Как и обычно при упоминании нерожденной дочери, Тао заметно напрягся, вперил в меня тяжелый взгляд и не отводил его, даже когда перед его носом пронеслась Ламаи, которой снова срочно понадобилось на веранду. Я сочувственно поморщилась, когда певица шумно рассталась с только что съеденным завтраком, и приготовилась отвечать на тысячу и один неудобный вопрос, но Тао задал только один — разумеется, тот, на который я меньше всего хотела отвечать.

— Тебе что-то угрожает?

Не так уж много сил и возможностей требуется, чтобы угрожать одинокой ведьме. У принца намечался явный переизбыток.

— Не больше, чем тебе, — неохотно отозвалась я, скомкав пальцами свою накидку.

— Наша дочь… — начал Тао и замолчал на пару мгновений, привыкая к звучанию этих слов. Я уже подумала, что его лучше оставить переваривать новости, когда он все-таки встряхнулся и упрямо произнес: — Раз твоя альциона превращается в нашу нерожденную дочь, значит, эта эпопея так или иначе должна закончиться удачно, верно? Иначе бы она не была так похожа на меня…

Я вздохнула и села рядом. Тао развернулся ко мне всем корпусом, и простыня, все утро отвлекавшая меня от конструктивных мыслей, все-таки сдалась и соскользнула с его плеча. Он не обратил внимания.

За последние дни я не раз рушила его картину мира — что со скачками, что с чарами, что с чудесным исцелением. Кажется, сумасшедший принц стал последней каплей, и сейчас Тао было нужно что-то, во то еще можно было верить.

Но я была ведьмой, а не проповедником, и ничем не могла ему помочь.

— Альциона — просто часть моей силы, — невесело улыбнулась я. — Она не знает будущего. Она знает меня.

Взгляд Тао потяжелел, словно он каким-то чудом понял то, что я так и не решилась произнести.

Альциона не могла знать, удастся ли мне совладать с колдунами, потому что не имела представления об их силе. Но она прекрасно понимала, какого мужчину я бы хотела видеть отцом своего ребенка.

Готового бороться со своими предрассудками и узнавать новое. За которого не придется принимать сложные решения, кого не нужно подталкивать в правильную сторону и исподтишка подсказывать верные ответы. Того, чьей силы воли хватит, чтобы избавиться от сладкого дурмана чар и идти своей дорогой. Равного.

Я была бы рада, если бы моя дорога совпала с его. Хотя бы на некоторое время.

Этим мыслям было не место здесь и сейчас — в домике на сваях, опутанных защитными чарами, в ежесекундном ожидании нападения. Но, когда Тао подался вперед и замер, без лишних слов требуя самого надежного подтверждения своим догадкам, я только усмехнулась и поцеловала его сама.

Наконец-то можно было прикоснуться к его плечам, всей ладонью ощущая ровный жар восхитительно гладкой кожи; прижаться всем телом, чувствуя, как ускоряется его пульс и сбивается дыхание. Тао отвечал на поцелуй мягко, осторожно, словно всерьез опасался, что я сломаюсь от излишнего напора, и от этой пронзительной нежности отчего-то щемило в груди.

Он не пытался удержать меня, когда я отстранилась, хотя в его взгляде ясно читалось сожаление и какая-то злая, угрюмая решимость.

— Пригляди за Ламаи, — попросила я, отчего-то напрягшись. — Ей не помешает хорошая компания.

Тао коротко кивнул, и я поспешно ретировалась на чердак, прихватив с собой два зеркальца и достопамятную ветку с наростами кораллов. Альциона с готовностью спорхнула откуда-то из-под потолка мне на плечо, вцепившись всеми когтями, и протяжно засвистела.

Когда я обернулась у лестницы на чердак, Тао механически поправлял простыню, не отводя от меня взгляда, тяжелого и темного, как морской базальт.

Глава 25. О символах и закономерном развитии событий

На чердаке я первым делом залезла в дальний сундучок и добыла оттуда пару старых резцов и отрезок наждачной бумаги, пыльной и изрядно потертой. С сомнением повертела ее в руках, но пришла к выводу, что для моих целей и такая сгодится — да и другой все равно нет.

Расстелив на полу чердака старую газету, я устроилась поудобнее и нацелила резцы на черную мангровую ветку с наростами золотистых мозговых кораллов. Эта часть ритуала имела мало отношения к ведовскому ремеслу, но словно погружала в транс, как это обычно бывает с размеренной рутинной работой. В резьбе по дереву было что-то такое же медитативное и успокаивающее, как в вязании или вышивании, но если «девичье» рукоделие давалось мне с некоторым трудом, то из черной ветви быстро получилось сразу восемь заготовок для бусинок-магатам, длинных и острых. Я любовно отшлифовала деревянные коготки, покрутила в них отверстия для шнурка и аккуратно свернула газету с опилками и стружкой.

Только потом я распустила волосы, достала из сундучка глубокую чашу, бросила в нее бусины и аккуратно поставила рядом оба зеркальца под углом друг к другу. Усталая рыжеволосая женщина в отражениях печально вздохнула и произнесла на два голоса:

— Явись, живой, незваный!

Холодок за левым плечом словно придвинулся ближе. В зеркальцах отразился изможденный седой мужчина в некогда роскошной церемониальной мантии, сейчас густо покрытой высохшей грязью и солью. На зубцах его короны и в уголках упрямо сжатого рта запеклась кровь, но взгляд оставался прежним — ясным, цепким и злым.