Второе пришествие

– А как иначе, сынок. Ты сам вошел в зону, где нет компромиссов.

– Это не так, компромиссы есть везде. А вот желание их достигать, действительно в какие-то моменты пропадает.

– Ты обвиняешь в этом меня?

– Это тебе решать самому.

– Ты заходишь слишком далеко, Марк.

– Не дальше, чем зашла жизнь. Пора взглянуть правде в глаза. Неужели это так страшно. Мне, например, так не кажется. Наоборот, мне нравится это делать. Только надо непременно оторваться от привычных представлений. И тут же станет все намного проще. Я это знаю по себе.

– Получается, ты нас еще обвиняешь в том, что мы не сделали тоже самого, - возмутился уже не первый раз Отец Вениамин.

– Я никого не обвиняю, я лишь излагаю свои аргументы. А каждый пусть делает вывод на счет себя сам.

– Спасибо за такую возможность, - усмехнулся отец.
– Чтобы мы с Матвеем без нее делали. Ты само воплощение доброты.

– Не думаю, папа, что тут уместна ирония.

– Что же уместно?

– Мы бы могли подискутировать. Это гораздо продуктивней. Почему вы не хотите? Разве тема не самая важная для вас.

– Ты прав, тема более чем важная, - согласился отец.
– Но именно потому никаких дискуссий тут быть не может.

– Напрасно. А мне кажется, она давно назрела, если не перезрела.

– Ты приехал затем, чтобы это нам сказать?

– Но папа, ты же сам попросил меня приехать.

– Да, попросил.
– Отец Вениамин замолчал.
– Я хотел понять, зачем ты написал это богомерзкую книгу?

– Она не богомерзкая, - возразил Марк.
– А зачем ее написал?
– Он задумался.
– Я не собирался ее писать.

– Что значит, не собирался?
– изумленно вскричал Матвей.
– А кто же ее написал?

– Разумеется, я. Я сам не предполагал, что зайду так далеко. Но мне захотелось понять, что такое религия, что такое церковь? И зачем они нужны? И можно ли обходиться без них? И я не виноват, что пришел к выводу, что они не нужны. Более того, вредны. Я сам не предполагал, что сделаю такое заключение. Но оно вытекло из логики изложения. Не мог же я в угоду чьим-то представлениям писать не правду. Бог учит правде. Там, где правда, там и Бог. Помнишь, папа, ты сам меня этому учил.

– Он издевается над нами, папа!
– вдруг закричал Матвей.

Отец Вениамин недовольно взглянул на младшего сына.

– Успокойся, - хмуро произнес он.

– Нет, не успокоюсь, я не хочу иметь такого брата. Я отрекаюсь от него. И готов объявить об этом публично.

– Отречение - не аргумент в споре, - пожал плечами Марк.
– Тебе всегда не хватало аргументов, их ты заменял эмоциями. А хочешь отречься, отрекайся, каждый решает сам.
– Он тут же пожалел о своих словах, но было уже поздно. Матвей вскочил со своего места и выскочил из комнаты.

– Видишь, чего ты добился, у тебя нет больше брата, - сказал отец.

– Я сожалею о разрыве. Но ради справедливости надо сказать, что мы никогда не были близки.

– А со мной?

– Ты всегда мне был близок, отец.

– Я не могу тебе простить этой книги.

– Жаль, я надеялся на понимание.

– Веротерпимость не может ставить под сомнение саму веру.

– Кто может знать, где пролегает линия предела. Когда человек начинает мыслить, он должен мыслить без любых оков.

На этот раз они долго молчали.

– Я не буду от тебя отрекаться, но и принимать в своем доме тоже не стану, - медленно, даже с трудом произнес отец Вениамин.
– Прошу покинуть его. В этом вопросе между нами не может быть никаких компромиссов. А раз не могут быть компромиссы в этом основополагающем вопросе, значит, они не могут быть и ни в каких других. Надеюсь, ты меня понимаешь.

– Понять не сложно, - встал Марк. Он невольно подумал, что хорошо, что мать не дожила до сегодняшнего дня, она бы очень расстроилась тому, что только что случилось.
– Думаю, наш разговор еще не окончен, - сказал он перед тем, как покинуть комнату.

3.

В комнату вернулся Матвей. Отец Вениамин тяжелым взглядом посмотрел на сына.

– Он уехал?
– спросил Матвей.

– Да.

– Слава богу.

– Ты не любишь брата?

– После того, что он сотворил, разве можно его любить.

– Любовь выше человеческих деяний. Иначе это не любовь.

Матвей сел рядом с отцом.

– То, что сделал Марк, позорит всю нашу семью. На меня уже косятся, говорят, это брат того самого, кто выступает против церкви и Бога.

– Против Бога он не выступает, в книге об этом ни слова, - поправил отец Вениамин.

– А разве тот, кто выступает против церкви, не выступает против Бога?

Отец Вениамин молча смотрел перед собой.

– Я вас не понимаю, отец, - нетерпеливо произнес Матвей.
– Он же богоотступник. Мы должны его заклеймить, громко заявить о своей позиции.
– Он вдруг понизил голос, хотя их никто не мог подслушать.
– Вчера мне один человек, близкий к патриарху, как бы, между прочим, намекнул, что он ждет от нашей семьи решительного осуждения этой книги.

Отец Вениамин повернулся к сыну.

– Это мне решать, как поступить. В таком вопросе патриарх мне не указ.

– Но отец, вы же понимаете, как много зависит от него.

– Ты думаешь о своей карьере.

– А вот вы о моей карьере не думаете, - упрекнул Матвей.

– Священнослужитель должен думать только о Боге. А если Богу угодно, случится у него и карьера.

– Отец, нам не простят, если мы промолчим. Разве вы хоть в чем-то разделяете его взгляды?

– Ты не хуже меня знаешь, что нет.

– Тогда что вас останавливает?

– Он мой сын. И твой брат, между прочим.

Матвей задумчиво покачал головой.

– Не только. Вас смущает что-то еще.

Отец Вениамин встал и прошелся по комнате.

– Нельзя отвергать с порога ни одну идею, - вдруг глухо произнес он.

– Даже такую?
– изумился Матвей.

– Даже такую. Это не означает, что я согласен с Марком. Но церковь на протяжении всей своей истории слишком много и часто боролась с идеями, которые затем оказывались верными. Не стоит спешить и на этот раз.