Второй Карибский кризис 1978
Шрифт:
– Очень. Мы послезавтра с вашим Министерством культуры будем заключать договор. Разумеется, будем озвучивать сразу на нескольких языках. Думаю пока на пять: английский, французский, немецкий, испанский, португальский. Опыт с фильмом про робота-убийцу показал правильность этого подхода. Людям в своих странах приятнее смотреть картину именно с качественно переведённой и дублированной озвучкой. К тому же, озвучивая сами, мы исключим нежелательное кустарное копирование и переозвучку.
– Ха. Ну прям святые девяностые, – хохотнул пришелец из будущего и пока никто ничего не понял, сказал: – Только подбирай актёров для дубляжа, чтобы голоса были очень похожи на голоса в оригинале. Это
– Конечно. Будем всё делать, так как делали в фильме про киборга. К тому же весь этот механизм отработан и показал себя в высшей степени хорошо. Поэтому я тоже не вижу смысла что-то менять. Будем делать по твоей поговорке. Как ты там говоришь? Сработало раз, значит, сработает и второй раз? Так?
– Так, – согласился я и озвучил идею, которая недавно посетила меня. – И кстати, вот ещё что, Джон, мы кое-что упустили при запуске прошлого фильма.
– ?..
– Дело в том, Джон, что в мире очень много глухих людей. А они, Джон, тоже, возможно, хотели бы смотреть наши фильмы. Мне кажется, что для всех наших будущих картин необходимо делать версии именно для таких людей. В этих версиях нужно делать титры внизу. Также, может быть, имеет смысл подумать о некоторых версиях картин, где с боку будет находиться сурдопереводчик. Есть предложение, на следующих премьерах делать один-два сеанса в выходные дни именно для таких людей, с ограничениями по слуху. Быть может, на эти сеансы имеет смысл продавать билеты со скидкой или вообще за полцены. Ведь деньги деньгами, Джон, но мы волей не волей, а являемся двигателями какого-никакого, а прогресса (если не сказать регресса) и должны сострадать ближнему своему (о, как загнул!).
Американец, услышав мою речь, опустил голову вниз и замер в задумчивости.
– Васин, ты меня не престаёшь удивить. От кого от кого, а от тебя про милосердие и сострадание с твоими барскими и мещанскими замашками, я услышать не ожидал, – в изумлении покачал головой Лебедев.
Я поморщился на колкую реплику, но не стал вступать в полемику и доказывать с пеной у рта очевидное, что я самый милосердный из всех милосердных человеков на Земле и в её окрестностях.
Наконец, Тейлор отмер, глаза его заблестели и он, неожиданно яростно закивав, сказал:
– Правильно, Александр. Ты – молодец! Это очень хорошая и перспективная идея! Ты просто молодец. Конечно же, мы должны сделать такие сеансы!
– Вот и отлично, – порадовался я, что мы сделали доброе дело, но в следующий момент понял, что амер на это предложение смотрел чуть под другим углом.
– Конечно, отлично! Это просто великолепно! Таким образом, мы сможем не только помочь людям, но и, оформив часть прибыли как благотворительность, уйти от налогов. Это внушительные суммы! Ты, действительно, гений!
– Э-э, – отреагировал на этот спич Лебедев.
– Нифига себе, – отреагировал на этот спич и я, совершенно не ожидая, что продюсер так быстро всё обмозгует, да ещё вывернет таким образом, что, без сомнения, после данной манипуляции окажется в плюсе.
С другой стороны, он же в первую очередь бизнесмен. А бизнес в любые времена жесток. У бизнесмена как раз милосердия не допросишься. Для него главное – прибыль, а проблемы других – это второстепенно и может быть воспринято только как хобби. Прибыль! Прибыль! И ещё раз прибыль! Вот истинное лицо мира чистогана!
Мне же, по большому счёту, было всё равно. Главное: дело будет сделано. Люди с нарушением слуха смогут смотреть хорошие фильмы, а остальное всё чепуха.
А продюсер был на седьмом небе от счастья. Он тараторил и тараторил про то, как лучше всего получить ещё более серьёзные налоговые льготы. Вдоволь наговорившись, он, наконец, через пять минут понял,
что мне это не интересно и перешёл к другому вопросу.– Саша, я вот по какому поводу хотел с тобой поговорить. Дело в том, что со мной связались продюсеры из ФРГ. Те, что продюсируют «Мальвину». Они просят, чтобы ты написал ещё несколько песен для Марты. У них не хватает материала для выпуска большой пластинки.
– Гм, я думал, что теперь, когда я показал, какая должна быть у той певицы музыка, они там сами разберутся. Музыкальный вектор же, в котором нужно работать, я им дал, – показушно задумался великий композитор и не спеша, якобы в задумчивости, почесав подбородок, произнёс: – Ну не знаю…
На самом же деле я ожидал, что что-то подобное должно будет произойти.
Дело в том, что всенародно любимый хит для исполнителя не только время радости и успеха, но и серьёзнейшее испытание. Сколько тысяч певцов за всю историю эстрады, словно подбитые птицы падали, со своих высот, камнем вниз, так и не сумев закрепиться на вершине популярности.
Волей судьбы они получали от того или иного композитора какую-нибудь песню, которая, неожиданно для всех, тупо заходила в народе. И происходило самое натуральное чудо. Ещё вчера никому не известный исполнитель, с этой одной единственной песней, взлетал на самый верх звёздного небосвода. В мгновение ока его окружала любовь слушателей и прессы, красивые дамы и шикарные отели, ванны с шампанским и лимузины. Ему казалось, что так будет всегда. И в порыве купания в водоёме благополучия и известности, этот сверхпопулярный исполнитель, как правило, не замечал огромного подводного камня, который лежал чуть прикрытый гладью счастья и находился уже совсем рядом…
И дело тут было в том, что эта суперпесня, этот супермегахит в его репертуаре был лишь один. Один и других подобных ему шлягеров в загашнике просто не было. А слава вещь капризная и ветренная. Пройдёт месяц, другой, третий, и тот супершлягер, который все совсем недавно превозносили до небес, попросту народу примелькается, потускнеет и даже начнёт раздражать. Публика захочет новых хитов от этого исполнителя. И публика будет эти самые хиты требовать, заваливая письмами почту, названивая и штурмуя телеграф. И публика в своём желании будет права!
Не вопрос, произнесёт певец и помчится за новой песней к композиторам, которые совсем недавно выдали ему его супершлягер. И каково же будет его удивление, когда он обнаружит, что хитов, которые народ готов также, как и предыдущую песню, слушать денно и нощно, у этих композиторов в наличии попросту нет. А есть просто песни. Иногда хорошие песни. Иногда очень хорошие и даже замечательные. Все они написаны тем же самым композитором, стихи на них сочинил тот же самый поэт. Выдержаны песни в том же темпе и том же стиле и записывают их всё те же самые музыканты. Но оказывается, что вроде всё то, да не то… Народ эти песни слушает, морщится и говорит, что, мол, так себе. До этого, мол, песня была в разы лучше, а эта ни туды, ни сюды.
Композиторы, поэты, музыканты, да и сам певец мечутся по квартирам и студиям и не понимают, что же произошло? Что случилось? Что пошло не так? Почему до этого всё было хорошо, а теперь нет?
И ответ на этот вопрос может быть только один: тогда, когда рождался тот мегахит, всех причастных к нему, посетила крайне ветряное создание – Муза. Другого ответа, почему одни песни идут в народ, а другие точно такие же, категорически народом отвергаются – попросту нет и быть не может. Это, кстати говоря, касается не только музыки, но и вообще любого творчества в целом. Кого-то Муза посещает, раз, кого-то несколько раз, а кого-то никогда. Как говорится – «се ля ви» – такова жизнь.