Второй раунд

— Чуть не забыл. Вот этой пилкой из особого сплава можно за несколько минут перепилить железный прут толщиной в три пальца. Полагаю, что такие пилки могут вам пригодиться. Итак, повторяю, в Энбурге начнете с того, что свяжетесь с моим агентом. На первое время можете у него обосноваться. Адрес запомнили? Хорошо. Далее, найдете Гельмута, кличка «Дункель». Работает в гараже, обслуживающем акционерное общество, изредка — комендатуру. Передайте, как и в первом случае, привет от дяди Боба и скажите, что «Лоцмана» не будет. Запоминайте его адрес, его я вам еще ни называл: Энбург, Монте-Карлоштрассе, одиннадцать, квартира два. «Дункель» — проверенный агент, и довериться ему можно целиком. Ну, вот теперь все, — Старк тяжело вздохнул. — Наговорились мы достаточно. Отдыхайте. Если возникнет какой-либо вопрос, завтра на него отвечу. А послезавтра утром — в путь.

Проводив Лютце, Старк заторопился. Во время его разговора с немцем звонила Мари, раскапризничалась и потребовала, чтоб он немедленно приехал. В душе он даже был рад этому звонку, пора, черт возьми, встряхнуться, разгрузить голову от дел. Если еще пожалует шеф, тогда вообще не выбраться…

4

Старк с трудом поднял тяжелые веки. Кажется, вчера здорово перехватил: в голове гудело, во рту пересохло. «Сейчас бы бутылку содовой», — подумал он. Но даже шевелиться не хотелось, не было сил. Не поднимая головы от подушки, он наблюдал за пылинками, плавающими в солнечных лучиках. Шторы были прикрыты, и свет врывался через узенькие щелочки, слегка освещая большую, хорошо знакомую комнату. На диване, креслах, на столе валялась вперемешку мужская и женская одежда. Изящная дамская туфелька стояла рядом с пустой бутылкой из-под шампанского.

Скосил глаза и стал разглядывать Мари. Подложив под щеку ладошку, она чему-то улыбалась во сне. Даже безалаберный образ жизни не снял с ее лица нежный здоровый румянец. Тени от смеженных ресниц едва заметной синевой ложились на щеки. Хороша — ничего не скажешь! И кто бы мог подумать, что за внешностью невинной девушки скрывается многоопытная, дерзкая и капризная женщина. Испорченность Мари и привлекала и отталкивала Старка. Больше того, его пугала эта его привязанность к ней. Традиции семейной добропорядочности свято охранялись многими поколениями Старков. Мимолетная, случайная встреча мужчинам прощалась. Но так… чтобы надолго, чтобы под угрозой развала была семья — этого не допускалось.

Связь с молодой баронессой продолжалась уже более года. Не находя в себе сил расстаться с ней, он до сих пор откладывал переезд сюда Ирен и маленького Робби и лишь изредка, наездами бывал дома.

Тихо позвал:

— Мари!

Она лениво открыла глаза, улыбнулась.

— У тебя где-то была содовая. Принеси, пожалуйста, — попросил он.

— Да, Эд, — она встала с постели и, зная, что он любуется ее телом, фигурой, медленно покинула на себя прозрачный пеньюар, неторопливо вышла из спальни.

Старк прикрыл глаза — так было легче…

— Возьми, — протянула Мари подернутую инеем бутылку, из которой с легким потрескиванием вылетали пузырьки газа. — А это пирамидон.

Он покорно раскрыл губы. Потом с великим наслаждением, не сдерживаясь, громадными глотками выпил всю бутылку и облегченно вздохнул. Ледяная вода освежила рот, горло, остудила горящий желудок. Стук молоточков в голове мало-помалу стал затихать. Старк осторожно поднялся и прошел в ванную. Побрился, принял холодный душ и тогда, освеженный, вошел в столовую. Мари разливала кофе.

Пил маленькими глотками, ощущая, как крепкий напиток окончательно возвращает ясность голове.

— Теперь я словно новорожденный и готов начать все сначала, — поднялся из-за стола Старк.

— Эд, мне скучно, не пропадай надолго, — кокетливо надула губки Мари.

— Нет, дорогая. Послезавтра, в субботу утром, я пришлю за тобой машину, и мы два дня проведем вместе.

Он поцеловал ее. А уже сбегая по лестнице, начал думать о делах: о скором приезде шефа, о молчании «Потомка», о Лютце, на которого делал большую ставку, может быть, самую крупную за время работы здесь.

Вернувшись на виллу, Старк потом почти весь день занимался немцем: сам проверял готовность его документов, снаряжения. Это выходило из обычных правил майора, но в Лютце он, почему-то поворил, не отдавая себе отчета, почему.

Вечером сделал последнее напутствие.

— Мы знакомы кое с какими деталями вашей биографии, которые говорят о том, что вы отнюдь не всегда были в дружбе с англичанами. Но высоко ценим ваш опыт и умение в любых условиях добиваться желаемой цели. А сейчас и, я надеюсь, впредь они надолго будут у нас общими. Итак, для облегчения вашей задачи, была проведена акция: мы сделали попытку внедрить в конструкторское бюро в Энбурге нашего агента. Если все завершится успешно, он будет передан в ваше распоряжение. Кроме того, для отвлечения внимания советской контрразведки, вокруг бюро будет работать еще ряд агентов — так, мелкая сошка, не способная решить главного. По прибытии в Энбург абонируйте почтовый ящик. Вся корреспонденция будет идти на него. И конечно, только при помощи шифра и тайнописи. В воскресенье утром, — продолжал Старк, — межзональным поездом, пассажиры которого не подлежат проверке на КПП Мариенборн [10] , выедете в Берлин. На станции Цоо [11] сойдете. В воскресной толпе проще затеряться. Ну, как говорили древние римляне, — жребий брошен! Желаю удачи…

10

Контрольно-пропускной пункт железнодорожной станции Мариенборн на межзональной границе.

11

Или Зоо — Зоологический сад — железнодорожная станция в английском секторе Берлина.

Глава пятая

1

Отстучав звонкую дробь на станционных стрелках, скорый берлинский поезд остановился у крытой платформы Энбургского вокзала. Разом, шумно высыпав на перрон, пассажиры столпились у багажного вагона, в ожидании своих вещей.

Людской поток вынес Лютце на привокзальную площадь, которая сильно изменилась с тех пор, когда он был тут. Постоял, прикидывая, куда лучше идти. Решив не торопиться, он пересек трамвайные пути и сел на скамейку в сквере.

Да, это место было памятно ему. Именно это место, а не площадь и вокзал, исковерканные войной и еще полностью не восстановленные.

…Год тридцать восьмой. Вечерний поезд Берлин — Ганновер. Лютце получил тогда свой первый отпуск после успешного окончания училища в Фалкенбурге. Приехал навестить родной город. Не жить в нем, а навестить, ибо, кроме дорогих могил, ничего сюда не влекло: близких у него тут не осталось. Нужно было распродать недвижимость, оставшуюся в наследство, иначе он не стал бы тратить столь драгоценное время, заезжать сюда, в тот раз…

Да…

Лютце бросил окурок, встал. В поезде он оставил проводнику чемодан для сдачи в камеру хранения и теперь налегке, с перекинутым через плечо макинтошем, не спеша, пошел к центру. С горечью отмечал про себя, какие неизлечимые раны нанесла городу война. Даже тщательно выметенные улицы и аккуратно уложенный при разборке развалин кирпич не могли сгладить картины пережитых юродом потрясений. Многие дома смотрели на мир пустыми глазницами окон.

Разглядывая пешеходов, их одежду и лица, витрины магазинов, он пытался определить, чем же эти люди и город отличаются от таких же людей и городов там, в Западной Германии. Отметил, что ведется большое строительство, восстановление и ремонт зданий. Об этом красноречиво свидетельствовали стальные руки кранов над крышами, разноцветные кирпичные заплаты на домах, а то и целиком новые стены. И еще повсюду непонятные для него плакаты с призывами к «борьбе за скорейшее строительство». Лютце кривил губы: коммунистическая манера пропаганды. Еще он обратил внимание на то, что в городе не было солдат и военных патрульных машин, от которых тесно во всех без исключения крупных городах Запада. Такое впечатление, будто русские вовсе не считали себя победителями, как англичане и американцы, всегда старающиеся подчеркнуть это.

«Русские ведут себя здесь тише, спокойнее, а значит, уверены в себе, значит, у них порядок. А порядка в стане противника разведчики всегда должны бояться. И еще это, не иначе, психологический маневр, рассчитанный на то, что немцы уверуют в их лояльность: мы, мол, предоставляем вам самостоятельность. Ловко! Может быть, кто и клюнет на подобную приманку, только не немцы. Для немцев враг всегда останется врагом. И я, Лютце, здесь именно для того, чтобы доказать это».

Показалась серая громада, неизвестно каким чудом уцелевшей гостиницы. Осколки снарядов и бомб оставили на ее стенах рябины, но сама она устояла. Увидев рекламу ресторана, сулящую посетителям за сравнительно невысокую, хотя и коммерческую цену хороший обед, Лютце вдруг почувствовал, что здорово проголодался.