Второй шанс 5
Шрифт:
– А это у вас что такое – неприкосновенный запас? – пока ещё спокойным голосом интересуется Бобков у заведующей магазином.
Глаза женщины бегают, она кусает губы, и явно не знает, что ответить. Гришин в свою очередь бледнеет и массирует левую сторону груди.
– Мы разберёмся с этим безобразием, – выдавливает из себя он. – Сегодня же устроим проверки во всех московских магазинах, мобилизуем все силы…
– А раньше нельзя было этим заняться, Виктор Васильевич? Нужно было дождаться, чтобы вас за ручку привели вот сюда, где в отдельно взятой подсобке царит коммунизм? И заметьте, это обычный среднестатический магазин. А если мы с вами в какой-нибудь
– А я вот по прежней работе как-то ездил в ФРГ, – говорит пожилой мужчина с авоськой в руках. – Посмотрел, как они живут, и сравнил с тем, как живут наши люди. Честно скажу, так и не понял, кто же войну выиграл, мы или они. Я ведь тоже воевал, и очень обидно, что сравнение не в нашу пользу, товарищ Генеральный секретарь.
– Согласен, нам ещё много над чем предстоит поработать. Вот и займёмся этим, засучив рукава. А персонал этого магазина, и в первую очередь заведующая, как мне кажется, нуждается в замене. Вы согласны со мной, Виктор Васильевич? И продукты из подсобки чтобы через пять минут были на прилавках. Сейчас ещё в 70-ю больницу заедем, посмотрим, что там творится.
Сорок минут спустя наша „Волга“ тормозит возле медицинского учреждения – конечной точки нашего маршрута.
– Раз уж в Боткинской посетили неврологию, то и здесь предлагаю посмотреть неврологическое отделение, – говорит Бобков. – Сравним, как там, и как здесь.
И сравнение оказывается явно не в пользу больницы № 70. Потому что в отделении нас встречает задранный линолеум, по которому опасно ходить, стены обшарпаны, рамы в окнах прогнили, того и гляди вывалятся наружу.
Заходим в одну из палат, непроизвольно морщимся от стойкого запаха мочи.
– У вас что здесь, „утки“ не выносят, или больные под себя ходят? – спрашивает Филипп Денисович у главного врача лечебного учреждения Анатолия Ивановича Постникова.
„Утки“, как выяснилось, выносят, а вот свежие простыни здесь в дефиците.
– Так негде их взять, нам поставляют всё, такое ощущение, по остаточному принципу, – сокрушается Анатолий Иванович. – Простыни и одеяла сами штопаем, заплатка на заплатке…
Палата на шесть человек, и вид у больных не такой довольный, как у обитателей спецкорпуса Боткинской больницы. Один из пациентов оказывается тоже водителем, правда, возит не референта, а хлеб.
– Врачи хорошие, медсёстры заботливые, здесь жаловаться не на что, – говорит он. – Ещё бы кормили получше, хоть бы раз в кашу кусочек масла положили.
В подсобке у старшей медсестры обнаруживаем комплекты нового постельного белья. Та со слезами на глазах сознаётся, что это запас на случай приезда всяких комиссий. А если их постелить, то всё равно через месяц картина станет прежней. Главврач в ответ на укоризненный взгляд Бобкова только разводит руками, мол, так оно и есть.
– Стелите сейчас же больным свежее бельё, – командует Филипп Денисович. – А насчёт поставок мы постараемся решить вопрос оперативно.
Идём в пищеблок, тем более что как раз подходит время обеда. Старший повар, узнав, кто перед ней, охает и едва не роняет черпак. Когда мы просим разрешения продегустировать еду, пытается проводить нас в отдельное помещение, но мы настаиваем, чтобы нам положили из общего котла. И вскоре понимаем, что вот это, которое и едой-то назвать трудно, нормальному человеку есть нельзя. Суп оказался жидким и едва пах рыбой, хотя в меню был заявлена как уха. А когда дошло дело до второго блюда и у меня во рту оказалась отдающая горечью тушёная капуста, в которой мне, наверное, случайно всё же попался крохотный
кусочек мяса, появилось желание всё это выплюнуть обратно.– И этим вы кормите людей? – спрашивает у повара Бобков, по лицу которого видно, что он испытывал похожие чувства. – Покажите мне меню-раскладку.
То, что было в тарелках, явно не соответствовало заявленным блюдам.
– Так ведь что централизованно с базы получаем – из тех продуктов и готовим.
Старший повар, видно, пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Вот только когда мы решаем посетить недра пищеблока, то обнаруживаем там чьи-то сумки, набитые рыбой, мясом, сливочным маслом…
– А вот и недостатки в снабжении, о которых вы говорили.
Бобков кивает на сумки, а Гришин снова хватается за сердце.
– Виктор Васильевич, вы как себя чувствуете? – спрашивает Филипп Денисович. – А то мы как раз в больнице, если что, вас тут могут пристроить на лечение. Анатолий Иванович, у вас же здесь есть отделение кардиологии?
– Ничего, ничего, уже отпустило, – чуть ли не шепчет Гришин.
– Это хорошо, вы нам ещё нужны, Виктор Васильевич… Анатолий Иванович, а вы сами где питаетесь?
– Так здесь и питаюсь, только в отдельной комнате для руководящего состава больницы, – хмуро объясняет Постников. – Вместе с заведующими отделениями.
– И едите то же самое, что и ваши пациенты?
Главврач стоит, потупив глаза, словно двоечник у доски, и сказать ему, похоже, в своё оправдание нечего. Бобков вздыхает:
– Что ж, картина ясна. Будем решать вопрос. Придётся, наверное, устроить доскональную проверку, как расходуются средства здесь и вообще в нашем здравоохранении.
– Так ведь действительно снабжают нас из рук вон, – неожиданно оживает Постников. – И это может доказать любая проверка. А с пищеблоком, согласен, надо разбираться, если останусь при должности, то завтра же здесь будут работать другие повара.
– Пока работайте, товарищ Постников, а мы будем думать, что со всем этим делать… Возможно, даже логичнее поставлять на больничные кухни полуфабрикаты, чтобы каждый больной получал то, что ему положено. А если главный врач прав, то у вас, Виктор Васильевич, выходит, средства в полном объёме находятся лишь на спецкорпуса для ваших сотрудников.
Лицо первого секретаря горкома партии вновь приобретает землистый оттенок.
– Филипп Денисович, сегодня же лично займусь…
– Виктор Васильевич, вы дождётесь, что я сам вами лично займусь.
Уже в машине Бобков мне говорит:
– Александр Алексеевич, всё, что увидели – честно опишите в своём репортаже. Люди, что уж кривить душой, и так видят, что на магазинных полках много чего не хватает, а в больницах простыни вынуждены штопать и кормить людей так, что в наши лечебные учреждения впору ложиться желающим похудеть. Тогда как в спецкорпусах Боткинской больницы – да и не только Боткинской, будем откровенны, действительно пациенты чувствуют себя словно в санатории. Конечно, в каждой больнице такой „санаторий“ не устроишь, но сделать пребывание людей в лечебных учреждениях более комфортным вполне по силам. И мне кажется, Виктор Васильевич, что сотрудники горкома ничем не лучше рабочего с фабрики или доярки, те хотя бы реальную продукцию производят. В СССР все равны, и доярка с токарем имеют право на получение медицинской помощи такого же уровня, как водитель городского комитета партии. Не забудьте упомянуть, Александр Алексеевич, про визит в магазин. А то получается, что кое-кто социализм и коммунизм уже лично для себя построил. Такого безобразия быть не должно!