Вторжение

— Казимир Владимирович, помнится вы говорили, что с моим уникальным положением в Империи я могу заключать династические браки…

— Да. Признаться меня позабавил этот факт. — закидывает ногу на ногу он: — смотрите, в теории мы можем положить конец этой глупой вражде между родами, достаточно формально заключить брак между вами и представительницами враждующих родов. При этом… — глаза его затуманились и он задумался — на секунду, не более. Потом повернул голову ко мне.

— Так вот что вы задумали, Владимир Григорьевич. — улыбнулся он.

Глава 11

Глава 11

Софья Волконская молчит. Ее и прежде бледная кожа, сейчас едва ли не прозрачная. Я отчетливо вижу синюю жилку у виска. Жилка пульсирует и это единственный признак жизни. Глаза у нее закрыты, руки и ноги заключены в какие-то гротескно большие кандалы, кажутся просто тростинками, стебельками травы, уходящими в сине-зеленый металл.

Рядом со мною стоит Госпожа Надзиратель. К ней нельзя обращаться иначе, у нее нет имени в этих стенах. Ее лицо прикрывает черная вуаль, а ее платье словно дымится тьмой. Просто Госпожа Надзиратель. Я и раньше подозревал что-то в этом духе, подозревал что тюрьма для магов — должна сильно отличаться от обычных тюрем. Кандалы, мрачные стены и решетки на окнах — всего лишь дань традиции и не более. Ведь чтобы удерживать в изоляции от внешнего мира магов высокого уровня недостаточно будет высоких и прочных стен или тяжелых кандалов. Как вообще прикажете удерживать кого-то вроде Светлейшего Князя Голицына, например? Такого никакая темница не удержит. Если Магнето в свое время посадили в тюрьму из пластика, то куда мага Земли заточить прикажете? Или, например Ледяную Княжну? Видел я, на что способна моя кузина, такое ни одна стена не выдержит. Так что лично я подозревал что-то вроде медикаментозной комы… и оказался неправ. Госпожа Надзиратель — маг-менталист высокого ранга, высочайшего. Единственная на всю Империю, да и в других странах таких тоже нет. Все что умеет делать Госпожа Надзиратель — усыплять. И ничего более.

Потому мне слегка непонятен почти суеверный страх, с каким господа столичные маги о Крепости говорят. Да и в саму Крепость меня никто не сопровождает. Ай Гуль меня от этой идеи отговаривала даже, а уж кто-кто, так это она у нас отмороженная на всю голову и готовая навстречу приключениям и опасности в любое время суток. А вот в Крепость заехать по пути домой, с бумагой о выдаче Волконской на поруки — нет. И мне говорит, что не надо самому ехать. Отправим бумагу через канцелярию, говорит она, у дверей подождем. Правда, если официально с такой вот бумагой по всем инстанциям, то и месяц пройти может, а если самому явится с ней — то сразу забрать можно. Такие дела.

Мещерской с нами еще не было — хороший целитель всегда пригодится, отбой чрезвычайному положению в пригороде еще не скомандовали, это мы тут чаи гоняли и в гости катались, а там Генеральный Штаб с демоном сражался.

Однако и сам Светлейший Князь Голицын мне в Крепость лично являться не рекомендовал. Вы, говорит, милейший, у ворот постойте. Потому как Госпожа Надзиратель в пределах своей территории — очень сильна. Ну просто жуть как сильна. Вот если выйдет за ворота — так сразу в силе потеряет. А при чем тут личная сила Госпожи Надзирательницы — спросил я у Светлейшего Князя, а тот только губами вот так помял и тему разговора перевел.

Тем не менее я все-таки решил за Волконской лично заехать. Прямых запретов нет, просто не любят маги Крепость и все тут. Прямо Азкабан какой-то. Все же в Крепость я приехал не один, Руслана отправила со мной валькирию-целителя, на случай, если Волконской плохо будет после заключения. Также в автомобиле меня сопровождала старшая из сестер рода Цин. Они остались за дверями, внутрь пропустили только меня одного. И кстати, на Азкабан не похоже, обычная крепость-форт звездчатого типа, даже башни и стены в белый цвет выкрашены, а крыши башен покрыты ярко-коричневой черепицей. Вполне себе, ничего мрачного, никаких темных цветов и скелетов узников на кольях или в стальных клетках. И в полосатых караульных будочках, выкрашенных в черно-белый цвет, — стояли самые обычные постовые, в серых пехотных шинелях, привычно вытягивающиеся «во фрунт» при появлении офицера. И даже коридоры этого узилища для магов — тоже не были мрачными подземельями с решетками и мокрыми камнями, цепями и стонущими узниками. Нет, обычные коридоры, стены выкрашены в зеленый цвет, деревянные полы — в коричневый, потолки выбелены, линия между побелкой и покраской идет на уровне головы, обычный такой коридор казенного помещения, склада или казармы. По бокам — двери в индивидуальные камеры, как и положено — тяжелые, металлические, с замками и глазком в них. В одной из таких камер и находилась Софья Волконская. И да, решетки на окне в ее камере присутствовали. В остальном же камера напоминала обычную комнату, такие можно снять в дешевой гостинце, металлическая панцирная кровать, заправленная синим казенным одеялом, стол и два стула, вот только шкафа не было. Только какой-то сундук в углу.

И все это время, что я шел по коридорам Крепости — меня сопровождала молчаливая Госпожа Надзирательница. Она ни слова не сказала в ответ на мое приветствие, на объяснение моего дела, на письмо, подписанное Светлейшим Князем. Просто молчала. Потом, когда солдатик в серой шинели повел нас коридорами, подбирая ключи на большом металлическом кольце, что свисало с пояса — так же молча плыла рядом. Словно бы и ногами не перебирала.

Так же молча она стояла, пока солдатик в серой шинели открывал дверь и отходил в сторону, пропуская нас и стараясь не встречаться с нами глазами.

В камере, на кровати, скованная тяжелыми кандалами сине-зеленного металла — лежала Софья Волконская. Лежала и спала. Медикаментозная кома? Нет, скорее магическая.

Понятно. Нет смысла держать мага в крепости, запирать за решетками и стенами, если маг высокого уровня, его ничто не удержит. А вот такое вот… глубокий сон. Просто спит господин маг и все. В нашем случае — спит мадмуазель Волконская. Я смотрю на Госпожу Надзирательницу. Она молчит.

Пожимаю плечами и шагаю вперед. Смотрю на кандалы. Есть у меня желание просто смять эти вот железки в руке как пластилин, аккуратно, чтобы самой Софье руки-ноги не раздробить, смять да в сторону отбросить. Однако имущество казенное, такие вот кандалы я у СИБ видел, только поменьше, полевой вариант, так сказать. Они даже на вид выглядят тяжелыми, в них килограмм десять-пятнадцать примерно. Или как тут принято говорить — по пуду веса в каждом. Стоят поди много, не может такая штуковина дешевой быть, да и неприятности с властями мне не нужны на пустом месте.

— Можете снять эти штуковины? — поворачиваюсь я и солдатик в серой шинели — начинает суетится, подбирая ключи. Однако короткий жест руки в черной перчатке — останавливает его. Я бросаю взгляд на Госпожу Надзирательницу. Тишина. Молчание. Что же…

— Извините, Госпожа Надзирательница? — обращаюсь я к ней: — вы не могли бы разбудить ее? И позволить снять кандалы?

Рука в темной перчатке протягивает мне мое же письмо от Светлейшего Князя Голицына, протягивает. Молча. Я беру письмо и вчитываюсь. Что такого, тут ясно написано — «не чинить препятствий и позволить забрать госпожу Волконскую С. Б. на поруки доверенному лицу Светлейшего Князя Голицына К. В.». Поднимаю глаза на Госпожу Надзирательницу, чьего лица я не вижу из-за черной вуали. Она молча отступает в сторону и даже делает приглашающей жест. Пожалуйста мол. Никто препятствий не чинит. Хотите уходить — пожалуйста. Вот значит как. Они тут исполняют приказы буквально, но помогать мне никто не собирается. Препятствия не чинят — не чинят. Вот только и помогать не собираются. Привели меня к Волконской. Показали, что это она. Снять такие кандалы обычному человеку без ключа — невозможно. И самое главное — разбудить. Черт с ними, с кандалами, это не проблема с моей-то силушкой. Проблема в том, что сон в котором она пребывает не обычный. И проснуться от поцелуя, звонка будильника или нашатырного спирта на ватке — она не сможет. Однако и уходить отсюда с пустыми руками, несолоно хлебавши — не охота. Нет такого желания. Есть желание все тут по камушку раскатать. Неконструктивное, конечно.

Я молча наклоняюсь над Волконской и осторожно, действуя кончиками пальцев — разламываю кандалы у нее на руках и ногах. Убеждаюсь, что не повредил ей запястья и лодыжки, поднимаю ее на руки и в таком же молчании иду на выход. Препятствия мне не чинят, никто не встает на пути, никто не требует положить девушку на место. Госпожа Надзирательница просто стоит и смотрит, я не вижу куда направлены ее глаза из-за вуали, но могу покляться чем угодно, что она смотрит на меня. И не по-доброму так смотрит. Дались ей эти узники, ей-богу, я бы был надзирателем, мне чем меньше заключенных — тем лучше было бы. Меньше ответственности.

Назад меня никто не провожает, и я беспрепятственно, как и указывалось в письме — выхожу наружу.

Один из людей Ай Гуль открывает мне дверь, у него лишь чуть глаза расширились, когда я из ворот крепости с Волконской на руках вышел, но ничем другим он себя не выдал. Дисциплинированный. Внутри салона к Волконской тут же приседает валькирия, которую мне дала в сопровождение Руслана, я даже не запомнил ее имени, не то Ната, не то Нита. Она тут же зажигает свет на кончиках своих пальцев и прикладывает ладонь к груди девушки. Ждет некоторое время и качает головой.

— Что? — спрашиваю я у нее.

— Ваше высокоблагородие. Она спит. — говорит валькирия и поднимает голову, встречаясь со мной глазами.

— Я и так вижу, что она спит. — отвечаю я, стараясь быть терпеливым: — что с ней?

— Она совершенно здорова. Все в порядке с внутренними органами и общим состоянием организма. Просто она спит. — отвечает валькирия и я в свою очередь вижу, что она тоже старается быть терпеливой.

— Разбудить никак? Ясно. — я закрываю дверь в автомобиль и даю знак водителю. Мы трогаемся с места, и сидящая рядом Лан прикладывает свою узкую ладошку ко лбу Волконской.