Вторжение

Лиз бегло подумала о Тиме — он не вылезает из библиотеки и говорит, говорит, говорит, пока эти бандиты всё увереннее берут Фейрхилл в свои руки. Настало время действовать. Охваченная порывом решимости, Лиз кинулась к ящику с постельным бельём и выдернула из него простыню. Отодрав от неё кусок примерно в три квадратных фута, она сложила изуродованную простыню и положила её обратно. Пустив в ход зубы, она выгрызла по две маленьких дырки на каждой стороне полотнища. В хаосе бутылок, банок и флаконов на полу чулана она нашла моток бечёвки и, пропустив кусок её в одну из дырок, плотно привязала.

Дверь в конец коридора открывалась на лестницу, которая вела на чердак, отведённый под хранилище самых разных вещей. Добравшись до него, Лиз чуть не задохнулась от густой вязкой жары. В душном полусумраке она пробиралась среди древних сундуков, мятых портьер, пыльных картонных ящиков и наконец рядом с дымовой трубой нашла складную лестницу. Слегка подрагивая от решимости и страха, она раздвинула стремянку и, потянув за цепочку, сдвинула панель, ведущую на крышу. На неё повеяло свежим воздухом. Она забралась на верхнюю ступеньку лестницы и вылезла из проёма, видя перед собой полого уходящие вниз черепицы. По коньку крыши тянулась горизонтальная металлическая полоса, шириной не больше фута, которая соединяла между собой три каминные трубы дома и телевизионную антенну. По краю её шёл невысокий ободок.

Лиз замерла, разглядывая за лугом и каменными столбами дом Пекинпа, который с этой высоты был чётко виден во всех подробностях. Она пошире расставила ноги и, чувствуя лёгкое головокружение, стала размахивать куском простыни. Она понимала — шансов, что в этот час на неё обратят внимание, почти нет, потому что супруги Пекинпа любили поспать и по воскресеньям не поднимались раньше полудня. Тем не менее, она должна попытаться. Лиз несколько раз взмахнула в воздухе белым полотнищем. Ей пришло в голову, что её действия, если она не поостережётся, могут привлечь внимание Марша и Амброса. Кроме того, у неё стала основательно кружиться голова. Сочетание высоты и удушливой жары действовало на неё далеко не лучшим образом. Она опустилась на колени и поползла к каминной трубе, что была ближе всего к дому соседей. Если привязать к ней кусок простыни, то из-за изгиба крыши его можно будет увидеть только с западной стороны дома, да и то лишь, если наблюдатель будет стоять ярдах в тридцати-сорока от здания. В случае удачи белая тряпка будет висеть тут весь день и снизу её никто не заметит. А если её увидят Пекинпа, то в силу возникших у них подозрений они или сами подъедут или позвонят в полицию. Труба не особенно массивная, так что Лиз не составит труда обмотать её верёвкой и закрепить полотнище так, чтобы оно было обращено в западную сторону, к дому Пекинпа.

Дорожка кончалась с восточной стороны трубы и теперь, чтобы осуществить свой замысел, Лиз надо было упереться ногой в черепичный скат крыши. Но едва только она ступила на него, одна из черепиц поддалась и со скрежещущим звуком, словно провели ногтем по грифельной доске, скользнула по скату и полетела вниз. Звук, который, как Лиз показалось, длился до бесконечности, кончился звонким ударом черепицы о землю.

— Эй! Вы там! — донёсся окрик снизу, со стороны фасада. Посмотрев вниз, она увидела, что на неё смотрит Харви Марш. На этот раз на его круглом лице не было и тени юмора. У ствола дуба стояла винтовка.

Лиз поняла, что оказалась в дурацком положении. Она стояла под жарким утренним солнцем, придерживаясь одной рукой за край каминной трубы и держа в другой обвисшую тряпку, на которую возлагала столько надежд.

— Чем вы там, чёрт возьми, занимаетесь? — потребовал ответа Марш. — Берите свою тряпку и марш в дом — быстро!

Лиз замялась.

— Я боюсь возвращаться, — сказала она. Теперь она, в самом деле, со страхом думала, как ей ползком придётся проделать обратный путь.

— Вам бы лучше пошевеливаться! — заорал Марш. — А то я сам поднимусь и стащу вас вместе с вашим флагом.

Собравшись с силами, она неловко опустилась на четвереньки, в последний раз бросив на дом Пекинпа взгляд, полный надежды — но никого не увидела. Скомкав белую тряпку, Лиз поползла к проёму люка. В ладонь правой руки ей впилась заноза. Правда, кроме этой неприятности, её возвращению ничего не помешало, хотя она видела, с каким воинственным выражением Марш наблюдает за её продвижением.

Собираясь спускаться по лесенке, Лиз повернулась и теперь видела другую сторону, откуда на неё смотрел Чили Амброс. Он стоял на лужайке рядом с гаражом. Вскинув руку, он сжимал в ней револьвер, который успел выхватить из-за пояса. Он смотрел прямо на неё, и на лице его было мрачное грозовое выражение.

Ей внезапно стало дурно при мысли об Амбросе. Конечно же, его внимание привлёк окрик Марша, заметившего её на крыше. Лиз нащупала верхнюю ступеньку лестнички и почувствовала, как у неё дрожат руки и ноги. Она задвинула за собой панель и, спустившись, тяжело рухнула на кипу старых журналов. Сердце частило и, несмотря на жару, её сотрясала дрожь. Как ни странно, она вспомнила, как в детстве, несмотря на запрет отца, она залезла в старый «Бьюик» и стала играть в нём, делая вид, что управляет машиной, пока он не нашёл её. И теперь ею владело то же чувство вины и страха перед властным окриком.

Перебарывая дрожь, она ещё несколько минут посидела в духоте чердака, прежде чем спуститься в холл второго этажа. Здесь, скрестив руки на груди, обтянутой чёрным свитером, с револьвером за поясом, стоял Чили Амброс. Его лицо было искажено яростью.

— Проклятая идиотка, — сказал он. Она заметила, как блеснула золотая коронка. — Ещё раз повторится нечто подобное, и у кого-то будут большие неприятности.

Он вырвал у неё из рук кусок материи.

— А теперь марш в спальню и сидеть там, пока вам не скажут, что можно выйти! — Он ткнул рукой в сторону двери. — И к окну не подходить — ясно?

Она подчинилась. Амброс закрыл за ней двери, и она услышала эхо его шагов в коридоре, и когда он сбегал по лестнице. Лиз присела на маленькую деревянную скамеечку. Горло было так перехвачено спазмой, что это пугало её. Её по-прежнему сотрясала дрожь и в попытке успокоиться она стала раскачиваться на месте. Она слышала отзвуки голосов Марша и Амброса — как она прикинула, эта пара стояла рядом с дубом. Затем наступило молчание. Она посидела, раскачиваясь, ещё минут десять, после чего пульс обрёл обычный ритм, и она снова стала нормально чувствовать себя.

Как человек, впервые попавший в заключение и незнакомый с камерой, она огляделась, пытаясь понять, как ей теперь себя вести. Вся ситуация казалась ей чудовищной в своей нелепости: Фейрхилл оккупирован, и его обитатели, втайне от всех, стали пленниками, а в это время в нескольких милях от них люди живут себе, как ни в чём не бывало. В церквях проходят службы. С утра она слышала колокола. Над округой начинается безмятежное утро июльского воскресенья. Всё, как обычно. Где-то далеко мычат коровы, полаивают собаки и совсем рядом шуршат шины машин на Грейт-роуд. Абсурд. Идиотство. Скорее всего, в это время ей будет звонить Пегги Абингдон, и она выяснит, что телефон не в порядке. При нормальном развитии событий до вечера ей должны позвонить не менее полудюжины знакомых. Как быстро телефонная компания догадается прислать ремонтников? Завтра?.. Ах да, завтра. Дора обычно является к девяти утра в понедельник. Лиз стала прикидывать, что ей делать. Может, ей удастся проскользнуть в лес, перехватить Дору на подходе и послать её в полицию за помощью? Не исключено. Надо всё тщательно обдумать и спланировать.

Её вылазка на крышу была непродуманной ошибкой. Тим более спокоен; он предпочитает, чтобы всё шло своим чередом, со скоростью пешехода. Пока надо подчиняться захватчикам, относиться к ситуации с юмором; они с Тимом не должны давать повода, чтобы люди Стила испугали Скотта и Холли. Она должна вести себя вежливо, но твёрдо — вплоть до появления Доры. А если ей не удастся заранее перехватить Дору, в понедельник обязательно появится кто-нибудь ещё, если не утром, то уж днём точно. К полудню понедельника приезжают мусорщики, не так ли? Каждый день в дом заходят два или три человека — доставка товаров из магазина, ремонт бассейна, да Бог знает, кто ещё.