Введение в человечность

Там, войдя в подземный переход, меня снова вытащили наружу. Вокруг копошилась безликая толпа. Почему-то мне стало смешно, и я вспомнил, как Ферзиков вчера называл людей тараканами. Действительно, если не брать в расчет размеры тел, сходство на лицо. Тем не менее, хаоса в этом на первый взгляд беспорядочном движении совсем не чувствовалось. Наверное, потому, что все стремились к своей маленькой сиюминутной цели и твердо знали маршрут, который к ней ведет.

Миновав переход и оказавшись на Казанском вокзале, откуда вечером должен отбыть поезд на Йошкар-Олу, Олег пошел сдавать багаж в камеру хранения, а мы с Васей остались его ждать под внушающими своими размерами уважение часами.

Я никогда и не думал, что на Земле живет столько людей. Мне даже показалось, что на одном только вокзале вас гораздо больше, чем тараканов на всей нашей планете.

– Смотри, Агамемнон, - словно прочитал мои мысли друг, - сколько народу. Говорят, что Москва в два раза больше нашего Питера, но я в это не верю. По-моему здесь, в столице, постоянно живет половина всей России, а наш маленький Петербург - обычный провинциальный городок с невероятно большими претензиями. Кстати, ты не замерз?

– Нет, - покачал я усами, - от твоих рук в бутылку тепло идет. Когда Кремль смотреть поедем?

– Сейчас Кабаков вернется, сходим куда-нибудь перекусить, и поедем в твой Кремль.

– Договорились, - ответил я и поежился. Мне стало как-то нехорошо. Плохое предчувствие, закравшееся в душу вместе со вчерашним появлением на нашей кухне Олега, принесшего хорошие новости, закосившее тогда под обычное волнение, почему-то дало черные ростки. В голове копошились какие-то мрачные, но неоформленные мысли, усы ломило, лапы временами подкашивались. Даже на мир за пределами "Путинки" я взирал невнимательно, хотя очень желал его увидеть как можно более полным, многообразным и красочным.

Вернулся Кабаков. Меня снова спрятали под куртку и достали только в темном прокуренном помещении, разрываемом дискотечной музыкой бухающей перманентными раскатами искусственного грома. Достав из другого кармана куртки лафет и лестницу, Ферзиков собрал мой "хрустальный дворец" и, установив его на столе, выпустил меня наружу.

– Разомнись, - сказал он.
– Подыши свежим... Да, пожалуй, со свежим воздухом я погорячился. Хоть топор вешай! Олег сейчас кофе с бутербродами принесет, поедим быстренько и поедем в центр.

– Вася!
– громко позвал я.

– Да, Агамемнон?

Я почувствовал, что не могу больше держать в себе отвратительную тяжесть, и решил поделиться с другом своими предчувствиями. Может, успокоит.

– Вася, плохо мне...

– Что???

– Нет, ты не беспокойся!
– спохватился я.
– С физическим состоянием все в порядке, но на душе какой-то камень лежит. Такое впечатление, что вот-вот должно что-то произойти. Нехорошее и пугающее... Понимаешь?

Ферзиков внимательно посмотрел на меня сквозь дымный туман и, заглушая дикое пульсирующее уханье динамиков, ответил:

– Мне тоже не по себе. Наверное, это от перемены обстановки. Не волнуйся, завтра будем на месте, и все пройдет. Вот увидишь!

– Хотелось бы, - ответил я.

Олег принес на подносе две чашечки кофе, тарелку с бутербродами и маленькую бутылочку виски.

– Кабаков!
– покачал головой Вася.
– Кто ж в дороге по утрам пьет?!

– Это для кофе, - улыбнулся Олег.
– Тараканище, будешь?

Я кивнул усами. Может, спиртное выведет меня из этого неприятного состояния?

Вывело, но ненадолго.

Быстро покончив с легким завтраком, мы выбрались на улицу. Чтобы не замерзнуть, мужчины взяли хороший темп и через каких-то пять минут мы уже стояли на эскалаторе, движущемся вниз...

Теперь я понимаю непутевого гения Веничку из бессмертных "Петушков", который исходил центр столицы вдоль и поперек, а Кремля так и не увидел. Наверное, ему обстоятельства мешали. Вот и мне не подфартило.

Мороз так и не дал полюбоваться вашему покорному слуге на краснокаменные стены и величественные башни. Вася, сколько я его ни просил, так и не согласился достать мою бутылку из кармана.

– Ты что, Агамемнон?! Будь потеплее, мне не жалко! А сейчас не время. Околеешь, не успев взглянуть...

Так и просидели все оставшиеся до поезда часы в каком-то тихом ресторанчике. Я ежечасно спасался вискариком, который развеселившийся под парами алкоголя Олег, не скупился подливать на мое блюдце. Нерешительные реплики Ферзикова насчет завтрашнего похмелья и предстоящих соревнований он отвергал как несостоятельные. Мол, у насекомых бодуна не бывает. Я согласно кивал усами, хоть и знал, что это не совсем так...

Йошкар-олинский поезд встретил нас нестерпимым жаром. Топили здесь, не жалея дров или мазута. Или, чем там обогревают вагоны? В нашем купе на столике стояла смешная синяя вазочка с пластмассовыми цветами, а проводница, принесшая чай, улыбнулась, весело сверкнув золотым зубом. Говорила она с каким-то странным, еле уловимым акцентом, постоянно повторяя тягучее "Ну-у".

– Молодые люди! Ну-у, постель-то брать будете?
– спросила она.

– А мы, по-вашему, похожи на беспризорников?
– съязвил Кабаков.

– Ну-у... Всякие бывают. Сюда нонче парочка солидных вродь мужчин ехала, а на постели сэкономили. Водку всю ночь пили...

– Всю ночь?
– наигранно удивился Олег.

– Ну-у...

– Нет, мы постель возьмем, - успокоил ее Вася.
– На всю ночь нас не хватит. Вас, кстати, как зовут?

– Меня? Ну-у... Марианна, а что?

– Ничего, - пожал плечами Ферзиков.
– А меня Василий. Он - Олег.

– Очень приятно, - снова улыбнулась проводница.
– Ну-у... так я постель несу?

– Ну-у...
– с ее же интонацией произнес Кабаков, и все дружно рассмеялись.

Тягостная обстановка разрядилась. Мое наваждение улетучилось, наверное, испарилось в жарком воздухе купе и дружеской атмосфере. Странно, но эта простая паровозная тетка затронула в моей душе какую-то струнку, которая, сыграв веселое "трам-пам-пам", вернула меня к жизни. Я забрался в свою "Путинку" и тут же заснул без всяких кошмарных видений. Вообще без снов.

Никто меня не будил, а когда я проснулся, то оказался в кромешной тьме. Слева громко храпел Вася (его храп ни с чьим другим не спутать. Гремит, как трактор заведенный), справа жалобно и как-то по-детски посапывал Кабаков.