Введение в когитологию: учебное пособие
Шрифт:
Ф.В. Шеллинг, рассматривая проблему целого и части в искусстве, обосновывает понятия синтеза и группировки. Автор связывает синтез с понятием целого. Группироваться в целое могут независимые части. При этом «целое при созерцании частей так же предшествует им, как оно должно им предшествовать и при их созидании» [там же, 234]. Если рассматривать художественное полотно как целое, а изображенные на нем фрагменты как части, то, по-видимому, чтобы понять отдельные фрагменты, их нужно соотнести с целым образом картины. При создании картины образ целого должен регулировать и регламентировать написание фрагментов. Художник синтезирует предмет с пространством. Эту процедуру Шеллинг считает самой трудной целью группировки.
В плане исследуемой проблемы интересны мысли философа о языке и речи. Язык для Ф.В.
Э. Гуссерль связывает понятие синтеза с понятием тождества. Мыслящий субъект намеренно синтезирует, отождествляя. Он соотносит в единое целое аналогичные величины – объекты, подверженные осмыслению, и предварительные мыслительные образы данных объектов. Поэтому «вся жизнь сознания образует синтетическое единство» [18, 375]. «В каждой актуальности», согласно философу, «имплицитно содержатся ее потенциальности» [18, 376]. Эти потенциальности не пустые, они наполнены содержанием и интенционально отмечены в сознании субъекта. На языке лингвистики это означает, что слово, актуализированное в речи, хотя и сужено, конкретизировано в своем значении, ассоциирует все же некоторые свои нереализованные семантические возможности. Называя человека ослом, мы не свободны от образа животного в целом, хотя подразумеваем в человеке, которого называем этим именем, только два актуальных семантических признака – «глупость» и «упрямство».
Э. Гуссерль выдвинул идею интенционального анализа. Это не обычный, традиционный анализ. Его целью является «раскрытие потенциальностей, имплицитно содержащихся в актуальных переживаниях» [18, 379]. Можно добавить, что такого рода сопереживания образуют мощный ассоциативный фон слова и пищу для мысли.
Если задать вопрос: «Для чего нужен анализ?», мы, вероятно, получим на него следующий комплексный ответ: 'Для понимания, пояснения, уточнения какого-то исходного синтетического понятия, символизированного с помощью естественного или искусственного языка'. С этим не согласен философ Б. Рассел, ср.: «При переходе от нечеткого к точному с помощью анализа и рефлексии, о которых я говорю, вы всегда подвержены определенному риску ошибиться» [44, 5]. Если мы можем ошибиться в использовании точных понятий, что же тогда ждать от оперирования неточными понятиями и терминами?
Больше всего нечеткого, расплывчатого, до конца неопределенного, недостаточно ясного мы находим в естественном языке. Автор подмечает, что люди, говорящие на одном и том же языке, используя одно и то же слово, подразумевают под его значением не одно и тоже. Если бы было наоборот, и люди понимали под одним и тем же словом одно и то же, «это сделало бы невозможным всякое общение, а язык самой безнадежной и бесполезной вещью, которую можно себе представить, так как придание значения вашим словам должно зависеть от природы объектов, с которыми вы знакомы… Люди были бы не в состоянии разговаривать друг с другом, если бы не приписывали своим словам совершенно различные значения» [44, 21]. Таким образом, неточность языка позволяет его носителям выражать с его помощью свои оригинальные мысли!
Вспомним лишний раз о том, что слово всего лишь намек, указание на обозначаемое понятие. Оно обеспечивает говорящему в коммуникативном акте если не полную, то очень большую свободу для выражения мыслей о внешнем мире и о самом себе.
Согласно Б. Расселу, «анализ не совпадает с определением» [44, 21]. По мнению автора, определения лишь предваряют анализ, который «нужно начинать с комплексности факта» [там же, 22]. В принципе речь идет о том, какой путь исследования предпочтителен – от частного к общему, как в определении; или от общего к частному, как в анализе.
Проблема «анализа и синтеза» как речемыслительных операций
не должна смешиваться, однако, с проблемой «анализа и синтеза» как метода исследования. В методологическом плане усиливающаяся тенденция аналитических, а не синтетических подходов в науке, в частности в лингвистике, приводит к искусственным междисциплинарным и межуровневым барьерам на пути описания языковых единиц как комплексных языковых и речевых знаков. В лингвистике комплексному анализу препятствует деление языковых исследований на лексикологию, морфологию, синтаксис, текстологию.Примечательно в этой связи следующее высказывание У.Р. Эшби: «Я подчеркиваю, что вот уже более сотни лет наука развивалась главным образом за счет анализа – расчленения сложного целого на простые части: синтезом же, как таковым, практически пренебрегали… Поэтому сегодня физиолог знает больше об отдельной нервной клетке в мозге, чем о совокупной деятельности массы клеток мозга в целом». «Не все системы могут быть расчленены на простые части» [57, 126–127].
В последнее время антиномия «анализ-синтез» как в отношении отдельных объектов, так и в плане отдельных дисциплин стала рассматриваться иначе. «Стало ясно, что, расчленяя целое на составные части, мы часто упускаем специфику целого» [52, 11]. Однако мировоззрение, которое рассматривает «целое» как отправную точку исследования, а исходными законами считает законы, управляющие поведением целого, еще не стало превалирующим. На недостатки аналитического подхода к описанию языка указывал еще В. Гумбольдт, ср.: «Речь содержит бесконечно много такого, что при расчленении ее на элементы улетучивается без следа. Как правило, слово получает свой полный смысл только внутри сочетания, в котором оно выступает» [17, 168]. «В языке нет ничего единичного, каждый отдельный его элемент проявляет себя лишь как часть целого» [17, 313–314].
Если представить исследуемый объект в виде недоступного для проникновения вовнутрь «черного ящика», то функциональные связи внутри этого «черного ящика» предлагается устанавливать синтетическим путем «на основании выводов из результатов наблюдений проведенных извне» [57, 135]. Значение слова следует искать, таким образом, не в самом слове, а в его контекстуальном окружении.
В этой связи следует заметить, что, например, в лингвистике превалирует метафизический взгляд на проблему семантики речевого знака, согласно которому актуальное значение слова объясняется лишь языковой системной природой слова, наличием в нем определенного семантического потенциала. Такое понимание семантики актуализированного слова согласуется с основным постулатом метафизики Аристотеля, в соответствии с которым «философы пытались объяснить падение камня «природой» камня, а подъем дыма – «природой» дыма» [43, 84]. Значение слова объясняется, по-прежнему, «природой» слова. Попытка искать значение слова в его использовании привела лишь к смешению или слиянию понятий «значение» и «функция». Появились гибридные термины типа «функциональная семантика», «семантическая функция» [30, 441; 165].
Для «аналитизма» как глобального метода исследования языка характерным является также «принцип дополнительности», способствующий тому, что целому языковому объекту приписываются качества, вычлененные у какой-то части данного языкового объекта. При этом качество языкового объекта заменяется качеством исследовательского концептуального инструментария, т. е. различными «лингвистическими мифологемами». С помощью мифологем выявляются, как правило, не языковые понятийные категории, а совокупность экстралингвистических явлений, выражаемых с помощью языка.
Тенденции гносеологического аналитизма прочно закрепились в лингвистической науке. Лингвисты продолжают активно исследовать языковые объекты поливерсивным способом, двигаясь от точки к отрезку, от центра к полукругу. Они разделяют, расщепляют, классифицируют, типизируют; раскладывают относительно целое на части. Но всегда ли можно с помощью полученных частей объяснить суть целого? Подводить целое под структуру стало привычным делом. Статическая структура отождествляется с сущностью целого. На самом деле с помощью анализа расчленяется живое, динамическое, функционирующее целое. В результате создается часть как мертвый продукт анализа.