Вверх по течению

Трофеев набрали горцы, боюсь вагонные оси погнутся. Но осуждать не могу — сам такой же хомяк. Единственное что смог для них сделать, так это опечатать эти вагоны пломбами ЧК, чтобы посты жандармерии прошли без досмотра. Ну и кто я после этого?

И специальный вагон для восьми трофейных лошадей, что Аршфорт подарил нашим офицерам 'за боевые заслуги в качестве ценного подарка' — имеет право, так как на днях получил все прерогативы командующего отдельной армией в составе двух корпусов. Мне достались две кобылы и племенной жеребец. Верховая кобыла — Вальду. Остальным офицерам — по строевому мерину. Царский подарок.

Мы с Вальдом сразу прикинули, что в его имении в предгорьях получится хороший конный завод на паях. У него там уже выращивают стирхов особой вьючной породы, очень выносливых. Так что с квалифицированным персоналом проблем не будет. Инициатива естественно исходила от Вальда — жеребец-то у меня…

Мой эшелон прицепили к этому составу с холодным паровозиком. Потому как локомотив нам подогнали интенданты из трофеев — просто красавец. Островной постройки на четыре оси огромных колес в рост человека с водотрубными котлами, которые пока только во флоте применения нашли на скоростных миноносцах.

Все для меня — только уезжай, дорогой Кобчик.

Избавился я и от всего лишнего — от как барахлом человек обрастает, моментально, было бы куда складывать. Оставил это 'лишнее' на балансе броневого отряда — там разберутся. Кроме трофейной полевой кухни — я еще не успокоился и считаю, что расследовать это дело просто необходимо. Пригрожу даже тем, что пока не выявят крота в имперском комитете по изобретениям, не буду я им выдавать ничего нового. Не желаю я вооружать врага. Но к этому делу я подключу Ремидия — именно у него кухни такой конструкции собирают теперь.

Много времени сборы не заняли и в тот же вечер Аршфорт устроил для рецких офицеров отвальную. Банкет прошел в теплой дружеской обстановке, как написали бы в газетах. Но в глазах огемских штабных чувствовалось большое облегчение от осознания того факта что мы от них уезжаем. Наверное, потому так и расщедрились они на 'поляну', хотя все на столах от напитков до закуски было из трофеев. Но очень высокого качества.

Кровавая тризна по графу Рецкому никого не оставила равнодушным.

* * *

По приезду в Будвиц мне первым делом устроили медицинское освидетельствование и — кто бы сомневался, врачи нашли у меня сильное нервное истощение с рекомендацией для восстановления нервных функций организма провести минимум три месяца в специальном санатории или в тихой сельской местности. Ни о каких полетах в небе даже разговора не может быть до нового освидетельствования.

Специальный санаторий — читай психушка, мне не улыбалась, посему я выбрал сельскую местность на родине.

Строевой отдел выписал литер до Втуца. Отпускные документы на три месяца. Требование обязательного медицинского освидетельствования после этого срока трижды раненого и контуженого героя. В случае необходимости отпуск для лечения продлить на срок по усмотрению Военно — медицинской комиссии Рецкого округа.

Ох, Вальд — ты настоящая Ванга.

Через Маару устроил я себе частную консультацию у профессора психиатрии, не связанного напрямую с армией. Он был этакой диссидент от медицины и не желал попусту терять время во всяких там комиссиях. Время, которое можно потратить на нормальную работу. И что самое важное у него была обширная частная практика в верхних слоях будвицкого общества, так как он свято хранил врачебные тайны.

Визит обошелся очень дорого — в половину золотого, но оно того стоило. Осмотрев меня анонимно, этот здоровенный мужик с лапами кожемяки и буйными рыжими кудрями, вот нисколечко не похожий на психиатра или невропатолога в моем представлении, заявил.

— Что сказать… — убирал он карточки с кляксами в портфель вслед за никелированным молоточком. — Пустырника попить не помешало бы вам, впрочем, как любому человеку, побывавшему в боях. А так я у вас не только патологий не нахожу никаких, даже нервической лихорадки не вижу. У вас, молодой человек, на редкость крепкая психика. А то, что у вас лопатка болит перед дождем после ранения, то это чистая физиология, к психике отношения не имеет. Видно не так какой-то нерв вам армейский коновал зашил. Или ухода надлежащего не было. В любом случае в моих услугах и услугах моих коллег вы не нуждаетесь. Если хотите я вам официальную справку выпишу.

— Нет, профессор, не нужна мне справка. Я вас позвал для собственного успокоения, а то мне твердят, что у меня нервическое истощение и прописывают длительный отдых.

— И что, вы отказываетесь от отдыха? Отдых даже здоровым людям никакого вреда не приносит. Мой совет — езжайте отдыхать. Если можете это сделать официально. И обязательно смените обстановку. Новые впечатления способствуют, знаете ли…

Когда врач ушел я спросил Маару.

— А он точно не связан ни с военными, ни с Дворцом?

— Точно — точно, — заверила меня маман 'приюта'. — Военных он сам терпеть не может, а во Дворце его недолюбливают за то всем и всегда в лицо говорит правду. Так что его уровень ниже Дворца. В основном купечество. А чтобы отсечь публику ниже среднего достатка он держит высокий гонорар. Но девочкам моим он реально помогает, когда те временами вразнос идут.

— Этим-то что не хватает?

— Всем хочется быть хорошими в собственных глазах. А в мляди даже от безысходности не все идут. В основном инфантильные девочки, которым нужна строгая мама с наказаниями, чтобы потом со сладострастием себя жалеть.

* * *

Все же мне удалось несколько задержаться в Будвице, так как рецкий мотоброневагон Бисер решил подарить Ремидию и таким образом избавиться от крайних моих горцев в своей гвардии. А тот пока был в ремонте. Под это дело я и Болинтера с собой забрал. Официально, по документам.

Сборы напоминали великое переселение народов. И чтобы не будировать излишне публику мой эшелон собирали и загружали на заводской ветке за забором.

Собирался я так, чтобы в случае чего сюда больше не возвращаться. Обида меня глодала даже не на то, что меня использовали как прокладку в своих монархических играх, к этому я был готов, когда на такие игры подписывался. А на то, что мне не говорят правды, отводя глаза даже не виновато, а как бы это выразить… Виноватыми мои кураторы себя не чувствовали. Неловкость некоторую — да, вину — нет.

Я прекрасно понимал что я — ресурс, но от этого менее обидно мне не было. Зачем принцу был ко мне в друзья набиваться?

Однако на обиженных воду возят…

Поэтому я взял себя в руки и с головой ушел в переезд.

Но того пиетета который я испытывал к королю и того чувства дружбы, которое вызывал во мне кронпринц в моей душе не стало. Как выжгло. Наивный калужский юноша, считающий, что все должно быть по — честному.

Больше всех огорчен был Гоч. И не потому, что я забирал с завода с собой часть инженеров и всю рецкую часть нашего ФЗО. Просто не хотел он со мной расставаться. Привык точить об меня свои задумки.